|
|
.
Андрей Владиславович ФЕДОРОВ.
Историко-биографическая повесть.
.
СБИТ В ВОЗДУШНОМ БОЮ
.
Избранные главы.
Издательство Арт-Экспресс 2107 год. 289 стр. ISBN 978-5-4391-0257-0
.
Краткая аннотация от автора.
Произведение написано и издано к 100-летию со дня рождения и 75-летию со дня гибели моего деда, Федорова Василия Павловича и посвящено «…всем солдатам первого года войны, никогда не встретившихся со своими сыновьями». В повести художественно описывается жизненный путь героя, начиная с рождения в деревне под Новгородом и заканчивая боевым путем в годы Великой отечественной войны и гибелью под г. Керчью (Крым). Здесь представлены те главы, которые относятся к периоду учебы в Борисоглебском авиационном училище в 1938 году.
.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Глава девятая. Птенцы разлетаются.
Солнечный морозный день подходил к концу. Ветви деревьев вдоль аллеи, ведущей от заводской проходной к трамвайной остановке, были покрыты серебристым инеем. Они казались мохнатыми в мягких закатных лучах. Игривые шустрые синички, боязливо вспархивая от движений проходящих по дорожке людей, осыпали их потоками легких бриллиантовых искр. Раскрасневшись от быстрой ходьбы, Вася не замечал всего этого. Он был окрылен новостью, которую нес во внутреннем кармане потертого демисезонного пальто рядом с паспортом и заводским пропуском. Неоднократно перечитывал Вася эту бумагу, еще и еще раз испытывая огромную радость. В первый раз – в комитете комсомола, когда пакет ему передал в руки комсорг, во второй – уже на лестнице, и в коридоре, и на проходной. „Направить тов. Федорова Василия Павловича, 1917 г.р. в Борисоглебское летное училище для обучения по специальности «пилот». Срок обучения один год. Прибыть для прохождения обучения 20 декабря 1937 года“. Эти слова, подкрепленные круглой печатью с хорошо разборчивой надписью по кругу „2-я Краснознаменная военная школа летчиков имени Осоавиахима“ ожидались им все осень и начало зимы. С того самого времени, как закончился летный лагерь на берегу реки Волхов. Уже и в цеху спрашивали, не пришел ли вызов, и Зина с Шурой вспоминали, а известий все не было и не было. Вася даже решил, что, может, за суетой потерялись его документы или не дошли до назначения, а, может, и места все были заняты. Но сегодня оказалось, что ничего не потерялось и не пропало, а должно было просто пройти время.
Открыв дверь в квартиру, Вася быстро разделся, повесил на вешалку верхнюю одежду и прошел на кухню. Его встретил запах наваристого борща.
– Здравствуй, мама! Пришел! Вызов пришел! – взволнованно обнял Екатерину Прокофьевну Вася, показывая бумагу.
– Васечка, кто пришел, какой вызов? – удивилась мама, выкладывая мелко нарезанные овощи в зашипевшее на сковороде постное масло, – Будешь пить чай? Или подожди, скоро обед поспеет.
– Я на заводе обедал, мам! – ответил Вася, кладя письмо из летной школы на скатерть. – Вот, смотри, пришел вызов мне на обучение в школу пилотов в Борисоглебске. Это ехать через Москву, недалеко от Воронежа. Уже через неделю.
– Как ехать? Так далеко? – запричитала Екатерина Прокофьевна, – Только Ваня уехал служить куда-то на далекий север, ты теперь за Москву? Кто же останется?
– Зина останется, Шура с Михаилом Ивановичем и Геликом тоже здесь. Будут почаще к тебе заходить. Геля так любит тебя, все время повторяет „бабукся-бабукся“. Скоро три года, большой совсем, – вспоминая шустрого племянника, говорил Вася, – меня же пригласили в школу. Военным летчиком буду!
– Господи, куда же вы все разлетаетесь, – еще больше взволновалась мама, – а разве нет в Ленинграде школы? Может здесь, поближе?
– Нет, здесь только техников готовят. А меня инструктор за полеты хвалит, начальство отзыв хороший написало и рекомендовало, вот и берут. И потом, – проговорил Вася, обнимая маму за плечи, – ну птенцы же разлетаются из гнезда, а нам, летчикам, нужно летать. И это хорошая работа – военный летчик. Я буду деньги присылать, чтобы Вам тут жилось хорошо. Мне много не надо будет – одет, обут и сыт. Что еще?
– Эх, птенец, летчик! – улыбнулась мама, – Ну смотри, тебе виднее. Ведь двадцать один год. Даже по английским меркам ты взрослый, а по нашим тем более. Уже сколько на заводе работаешь? И не сосчитать… Отец был бы жив, порадовался бы. Кормилец ты у нас! Когда, ты говоришь, ехать-то?
– Да через неделю. Про поезда, когда ходят, я уже по дороге узнал. Как раз чтобы к сроку успеть. Билеты – в кассе сказали – обычно есть. С собой пару белья, пирожков твоих вкусных, и в дорогу!
– Пирожков я тебе напеку. А тебя будет провожать-то еще кто? Девушка-то у тебя есть? – с хитрой улыбкой спросила мама, – Жениться-то пора бы.
– Ну, мама, успеется с этим, – засмущавшись, отвечал юноша, – да и кто лучше тебя мне пирожков напечет? Шура еще только такие же вкусные может. Нет, не буду торопиться жениться, рано еще. Полетать хочется!
– Ну, летай-учись, у тебя хорошо получается. Может, и действительно рано… – задумчиво проговорила мама.
С этими словами Екатерине Прокофьевне вспомнилась давно ушедшая не только в прошлое, но и в другой исторический период, ее деревенская юность. Немного постарше, чем сейчас Вася, в двадцать два года, в далеком 1911 году, посватал ее, дочку Роменьских простых крестьян, Павел Федорович. Ему самому к тому времени исполнилось двадцать семь лет. „Но тогда было все по-другому, – размышляла она, – все трудились в семейном хозяйстве, общались и трудились в кругу своей семьи, своего двора и родственников. Браки больше совершались как-то обдуманно, искали, выбирали, сватались. А сейчас, здесь, в большом, почти столичном, городе все не так. Дети сызмальства общаются с большим количеством сверстников, и знакомятся. А как повзрослеют, парочками ходят все втайне от родителей. Вон, как Шура. Хоть и на глазах их знакомство с Михаилом Ивановичем было, но все равно неожиданно для них с Павлом Федоровичем замужем оказалась в восемнадцать лет. Отец уж как строго за ней смотрел, а молодые сами все быстренько решили. Вася-то получается больше в родителя своего – все трудится, работает, заботливый, и старается семью обеспечить, быт наладить. Да и серьезную специальность ищет, новую. Ведь когда это видано – в небесах летать! Может и хорошо это, все лучше, чем некоторые делают – гулять да развлекаться на всем готовеньком“.
Екатерина Прокофьевна закончила стряпню. Укрыв приготовленное чистым рушником, чтобы не остыло к Зининому приходу, она посмотрела на Васю. Будущий летчик сидел в углу и ремонтировал ручку у старенького, но еще крепкого таза. „Жалко расставаться, но так лучше будет для него“, – сказала себе, украдкой смахивая слезу, Екатерина Прокофьевна.
.
Глава десятая. Борисоглебск.
.
В небольшом городке, куда Вася приехал на поезде с пересадкой в Москве, царствовала зима. Но здесь, в отличие от шумного Ленинграда, она больше напоминала деревню. Одно и двухэтажные домики с шапками снега на крышах прятались за высокими ледяными брустверами. Цвирканье свиристелей, облюбовавших большой куст на солнечной стороне улицы, и гроздья замороженной красной рябины вполне соответствовали трепетному настроению идущего к училищу молодого человека. Он был одет в черное, не совсем по погоде, пальто и в руках нес потертый коричневый чемодан, с виду легкий, хоть и объемный. Путь оказался не долгим, всего километра два, как сказал милиционер на вокзале, у которого Вася спросил дорогу. Через каких-нибудь пятнадцать минут, перейдя железнодорожные пути, и по улицам повернув на двух перекрестках, он оказался перед зданием училища.
Летная школа встретила Васю суетой прибывающих из разных городов будущих курсантов. Их размещали в большом здании казарм, имевшем несколько этажей. После прохождения мандатной и медицинской комиссий ребят распределили на учебные группы под руководство опытных летчиков, в основном тоже выпускников школы прошлых лет. Вася попал в группу к старшему лейтенанту Петру Николаевичу Новицкому. Опытный пилот, он начинал учиться летному делу с середины 20-х годов, стоя практически у истоков советской авиации. Летчиком-инструктором в группе был лейтенант В.Г. Золотарев.
В первую очередь курсантов отвели в баню, подстригли наголо, и выдали форму с „крылышками“ на синих петличках, предмете еще недавних мечтаний Васи. Первые месяцы занятия проходили в классах и на территории училища. Три недели было отведено на изучение устава и строевую подготовку на заснеженном плацу. После принятия присяги в хорошо оборудованных классах и лабораториях началась теоретическая подготовка. Васю, как слесаря, привлекали различные схемы элементов самолета, макеты аэродромов и летательных аппаратов. Интересно было познакомиться с размещенными прямо в классе учебными моторами. Их можно было и посмотреть, и подробно исследовать. Но не только технической стороной овладевали курсанты. Приучал их капитан Новицкий и к осознанию деловой ответственности летчика-истребителя.
– Вы все летали, и летали не плохо на самолетах У-2, – такими словами начал первое занятие в их группе после принятия присяги Петр Николаевич, – но это начало, первые шаги в серьезную авиацию. Для истребителя в первую очередь требуется понимание специфики его летного дела. Летчик-истребитель уже на земле должен готовиться морально к выполнению своей задачи. Его самолет отличается от У-2 скоростью и маневренностью, а это значит, от пилота требуется хорошая реакция и отточенность движений. Он должен, не задумываясь, в любой ситуации поступить технически правильно. И тогда самолет, из-за ошибки пилота, не сорвется в плоский штопор, или вместо неба не свернет в землю. Для этого мы с вами будем изучать вершины современной авиационной науки – аэродинамику, технику, разные типы самолетов и отрабатывать сложные фигуры. Пока на тихоходном У-2. И его скорость нам поможет, так как медленно повторяемое лучше запоминается телом. „Мышечная память“, от слова „мышца“. Может, слышали? Ее-то нам и надо закрепить. И лишь потом перейдем на учебные модели истребителей. Но!.. – поднял указательный палец вверх Новицкий, и задал группе, слушающей его с глубоким вниманием, вопрос – что еще нужно летчику-истребителю?
В классе повисла пауза. Ребята, конечно, могли что-то сказать, ведь никто не был молчуном у себя дома. Но здесь, в военном училище они считали, что отвечать нужно только правильно. Уверенности же, что правильным ответом было пришедшее каждому из них сейчас в голову, не было ни у кого.
– Я вижу по Вашим глазам, – продолжал командир, – что что-то Вы хотите ответить, но боитесь ошибиться. Так вот. Не бойтесь ошибок здесь, на земле, не бойтесь спрашивать, если Вы не знаете. Лучше здесь узнать важное, честно признавшись, что чего-то не понимаете и не знаете, чем оказаться в небе недоучкой и догорать в кустах вместе с ценным для страны самолетом. Учитесь заранее, изучайте, интересуйтесь и развивайтесь. А ничто так не развивает, как умение осознать, что именно вам не понятно. И умение лаконично и четко сформулировать вопрос. Ведь именно в вопросе кроется половина ответа. Остальное останется проверить или уточнить.
Петр Николаевич немного помолчал, чтобы сидящие перед ним курсанты побыли в атмосфере последних слов, будто эхом висящих в классе.
– И еще я хотел Вам сказать вот что, – негромко, словно добавляя в атмосферу занятия новое гармоничное звено, продолжал Новицкий, – главное в военном летном деле не только сжиться с самолетом, не только срастись с ним в единое целое, в единый организм, а уметь сохранить дисциплину. Потому что выполняемая задача может быть прямо противоположна личному желанию. А „хочу“ часто имеет трагические последствия, приводит к катастрофе самолета, провалу операции, проигрышу в битве для самого хотящего и для его товарищей. Для военного, да и для гражданского, человека, пожалуй, нет больше безответственности, чем подвести товарищей, чем подвести страну, доверившую тебе ее защиту. Все, наверное, слышали о том, что выпускник нашей Борисоглебской летной школы знаменитый летчик-испытатель Валерий Чкалов, якобы, пролетел под мостом в Ленинграде. Курсант Федоров, – обратился Новицкий к Васе, – Вы из Ленинграда? Видели тот мост, про который я говорю?
– Так точно! – вскочил Вася со своего места.
– Легко ли пролететь под ним?
– Думаю, что не просто, – ответил юноша.
– Спасибо, садитесь! – улыбнулся Петр Николаевич, – Я не очень верю во всю эту историю! И не потому, что это не возможно технически – для советского летчика, а тем более испытателя, это вполне осуществимо. А вот по вопросу дисциплины выпускники нашей школы отличаются особым отношением. Во многих других местах, где требуется мастерство полета для помощи и зашиты, они оказываются на должной высоте. В большом же городе нарушение дисциплины может привести к очень печальным последствиям. Всегда помните об этом и о том, что Вы несете высокое звание советского летчика! Вот что я хотел Вам сказать в качестве напутствия. А теперь начнем учиться быть истребителями.
.
Глава одиннадцатая. Парашюты, лодка и фотограф.
.
Весной, когда снег сошел, а все курсанты освоились с бытом и учебным процессом в школе, начались занятия по прыжкам с парашютом. Проходили они на Борисоглебском стадионе, который располагался за Домом Красной Армии, перестроенном из закрытой и разоренной церкви. Поначалу курсанты, вместе с молодежью города, занимавшейся в кружке парашютистов, учились правильно складывать и упаковывать в рюкзак парашют. На специальном тренажере, съезжая в похожей на качели конструкции по двум наклонным металлическим трубам, они по много раз отрабатывали приземление в песок на полусогнутые ноги. В перерывах Вася с интересом наблюдал, как с располагавшейся неподалеку вышки, с высоты тридцати семи метров, совершались прыжки с парашютом. Парашютисты зависали под огромным круглым белоснежным куполом и опускались до самой земли.
Через несколько дней тренировок сдавшие нормативы курсанты тоже были допущены к прыжку. Подниматься на вышку, на удивление Васи, тоже было несколько страшновато, но он старался не показать вида. Внизу раскинулось футбольное поле с играющими на нем маленькими человечками.
– Ничего, главное вниз не смотреть, – услышал он выше этажом голос лейтенанта Золотарева, подбадривавшего кого-то из курсантов, – пару раз прыгните с парашютом и не будет страшно. Вообще-то это часто бывает, когда летчики, даже бывалые, испытывают страх высоты на вышках, высотных зданиях или на деревьях. Причина здесь в самосохранении, а не в человеческой храбрости. К тому же самолет или планер, когда в воздухе, он Вам полностью подчинен, и подконтролен, поэтому боятся нечего. Здесь же ногами чувствуется твердое, а смотреть вниз очень высоко. Вот и непривычно. Это проходит, стоит только поработать на высоте, заставить себя не замечать боязни, и после первого же дня привыкаешь.
На верхнюю площадку, откуда надо было прыгать, поднялись все курсанты. Вася закрепил на себя лямки парашюта, прочность которых проверил инструктор-парашютист, дежуривший наверху. Встав в открытую калитку ограждения, он заставил себя думать только об одном – „лямки крепкие, все надежно, надо прыгать“. Не давая подняться где-то под сердцем предательскому чувству, Вася решительно шагнул вперед. Первую секунду ощущение было такое, будто проваливаешься на самолете в воздушную яму. Потом брезентовые лямки натянулись, и Вася повис на них, немного потягивая правую и левую стропы для компенсации сноса по ветру. Приближаясь к земле, Вася слегка согнул ноги в коленях в ожидании посадки. Вот и земля! Спружинив согнутыми ногами и немного пробежав, юноша освободился от лямок и посмотрел вверх. Там, удаляясь от него, поднимался только что опустивший его на землю купол. На сегодня прыжки были окончены, но очень хотелось прыгать еще и еще – слишком уж короткими показались эти мгновения парения с вышки.
Вечером Вася с однокурсниками Акимовым и Скворцовым пошли на лодочную станцию. Она была приписана к Борисоглебской школе и располагалась на неширокой речке за городом в двадцати минутах ходьбы. Там, вдали от городской суеты, наблюдая за стайками рыбок и беспокойными водомерками, курсанты отдыхали.
Ребята сели в лодку, и Вася взялся грести. Плыли в тишине. Акимов читал письмо, полученное из дома. Скворцов лениво опустил в воду длинный ивовый прутик, собирая на него проплывающие мимо ранние тонкие стебельки водяной травы.
– А интересно, когда нам дадут прыгнуть с самолета? – сказал Вася, неторопливо ведя лодку вдоль берега. На откосе сквозь свежую зелень набирающей рост травы проглядывали первые желтеющие звездочки лютиков и плотно сжатые остренькие соцветия молодых васильков. Он не спрашивал именно кого-то из ребят, просто вслух произнес то, о чем думал. В тишине речного заливчика несколько странно было слышать свой голос.
– Говорят, что через месяц, в мае. Когда на аэродром будем ездить, на полеты, – ответил Акимов, не отрываясь от чтения.
Вообще-то письмо, которое он увлеченно читал, было короткое, всего в один листок. Он наверняка получил его из дома, ведь кроме родителей и старшей сестры, которая уехала на комсомольскую стройку, у Акимова никого не было. Молодой человек часто перечитывал полученные письма по нескольку раз. Видно было, что он скучает по родным и своему южному городку, утопающему, наверное, сейчас в цветущих мандаринах и абрикосах.
– Точно через месяц, я график видел. А в конце апреля нас переведут на „Верхний“ аэродром. Летать будем, – не переставая купать прутик, констатировал Скворцов.
– На „Верхнем“ только У-2 размещены. Разве мы не на истребителях учимся? – сказал Вася, оставив весла и пустив лодку по течению.
– Сначала на У-2. „Мышечную память“ вырабатывать. Как старший лейтенант Новицкий сказал. А на истребителях летом, в июле, когда аэродром у поселка Танцырей освободится и закончат тренировки первые группы. Они без У-2 учатся. – Скворцов поднял голову и обращаясь к Васе так, как принято было в летной школе, то есть по фамилии, озабоченно заметил, – Федоров! ты чего весла бросил? Поплыли к пристани, перед ужином фотограф будет, опоздаем!
– Не опоздаем. Еще много групп до нас. И в нашей всего десять человек. Быстро пройдет, и ужин не задержим, – ответил Вася и предложил, – Ты не греб. Садись за весла.
– А давай парой, на скорость разомнемся, – с азартом сказал Акимов, складывая письмо и убирая его во внутренний карман. Он быстро пересел к Васе и, обращаясь к Скворцову, скомандовал, – Скворцов, давай счет!
– Ра-а-а-аз, ра-а-а-аз, ра-а-аз, ра-а-аз, – начал задавать ритм Скворцов, убыстряя постепенно, в такт размашистым движениям друзей, – правее немного, на мыс косим! Ра-а-аз, ра-а-аз… Ребята, а давайте найдем фотографа в городе и сфотографируемся на память и здесь, на лодочной станции, и на аэродроме у самолета. И еще, я знаю, выпускную фотографию делают. Память останется о совместной учебе. Потом встретимся лет через тридцать и будем вспоминать.
– Ты считай, считай. А то едешь там, за курсом не следишь. Впилимся куда-нибудь – шутливо нахмурился Акимов.
– Хорошая идея, – поддержал Скворцова Вася, а Акимову сказал – ты смотри, чтобы прямо по корме была вон та корявая березка на дальнем берегу. Мы будем ее так удерживать и с курса не собьемся.
– Интересно. Ты же летчик, а не моряк на галерах, должен курс вперед смотреть, а не спиной. Командуй, Скворцов!
– Надо же во всем стараться быть умелым, – проговорил Вася, стараясь подстраиваться под сбивающийся без счета ритм Акимова, – а как не быть умелым, если наблюдательность не развивать? Во всяком случае, у меня получается.
– Да и пригодиться может. Вдруг на воду в полете сядешь аварийно, придется веслами до аэродрома грести, – пошутил Скворцов, – давайте осторожнее, до причала немного осталось. Сейчас ткнемся уже.
Ребята причалили, выбрались на берег и, привязав лодку, поспешили в училище. Фотографирование подходило к концу. До группы старшего лейтенанта Новицкого осталось всего человек семь. Умелый молодой фотограф, больше похожий на рабочего в поношенном комбинезоне и кепке, засунутой за пояс, шустро щелкал затвором фотоаппарата. Меняя фотопластинку, он коротко командовал: „Следующий садись! Немного вправо, смотреть на меня, голову повыше! Хорошо!“ Свет падал от окна слева, и Васе казалось, что правая часть лица будет темней. Когда он попытался сказать об этом фотографу, тот, не глядя даже на сидящего курсанта, сказал:
– Да все нормально будет, командир. Если не понравится, когда готовые снимки принесу, вмиг переснимем.
– Курсант Федоров, – прозвучал сзади голос летчика-инструктора Золотарева. – Я вот Вас хотел спросить, почему Вы не хотите надеть на фотографирование, да и постоянно не носите, свои награды? Это не только украшает курсанта-красноармейца, но и говорит о его боевой подготовке.
– Да и девушкам нравится – добавил с озорной улыбкой стоящий рядом Акимов.
– Какие награды, – не понял Вася, вопросительно посмотрев на лейтенанта.
– В первый день Вы сказали командиру, что сдали нормативы ГТО и имеете значок „Ворошиловский стрелок“. Другие курсанты их носят, а у Вас я не видел ни разу.
Вася смутился. Конечно, хоть и ненамеренно, вместе с остальными документами и удостоверениями из Осоавиахима, он взял с собой и удостоверение „Ворошиловского стрелка“ со значком. Но это уже забылось, да и особого значения Вася значку не придавал.
– Товарищ лейтенант, значок ГТО я так и не забрал в спортивном отделе завода. Сначала не было времени, потом другие дела… А „Ворошиловский стрелок“ у меня с собой, разрешите надеть? – по-строевому вытянулся Вася.
– Надевайте! – ответил ему лейтенант, – И носите.
Кивнув, Вася сбегал в казарму, где в его тумбочке в коробке лежали документы, и вернулся со значком. Пока, с помощью товарищей, он проделывал дырочку в гимнастерке и привинчивал на место массивный значок, подошла очередь фотографироваться. Вася сел на стул, стараясь не сбить висящую сзади на двух ржавых гвоздиках простынь.
– Не вертись, командир, смотри в объектив, сюда, – показал парень, показывая на круглую линзу в середине черной гармошки.
Вася посмотрел в черное отверстие. Ему почему-то стало весело при мысли, что он смотрит в эту стеклянную черноту на себя, уже пожилого, словно через годы.
– Готово! Чего улыбаешься, командир? – вдруг спросил фотограф, убирая пластинку в коробочку.
– Да вот я подумал, что из твоего объектива я через много-много лет смотрю на себя сегодняшнего. Того, который сидел на этом стуле, и выгляжу совсем мальчишкой.
– Ну, ты завернул! – задумчиво проговорил молодой человек, и добавил, обращаясь ко всем, – Фотографии принесу дня через три, не раньше. Все-таки вас больше ста человек. Пока сделаю…
Он появился через три дня, как и обещал. Только был фотограф уже в пиджаке и нормальных брюках, как обычный человек. Вася нашел среди разложенных на столе фотокарточек свою. С небольшого кусочка картона на него смотрело немного пополневшее из-за отсутствующей привычной прически незнакомое лицо.
– Чего задумался? Нравится? – услышал он вопрос стоящего рядом Акимова.
– Не знаю, не привычно немного, – ответил немного смущенный Вася, поворачивая фотографию к свету, – хотел домой отправить, маме. А теперь не знаю, узнает ли? Я вообще-то первый раз в форме фотографировался.
– Отправь мою. Может, я больше похож на тебя? – шутя, предложил Акимов, протягивая другу свою фотографию.
С Акимовской карточки на Васю смотрело почти такое же, стриженое и в пилотке лицо, но оно было все же похоже на оригинал.
– Это с непривычки, – сказал подошедший к ним фотограф, – обычно мы видим себя в зеркале наоборот, право слева, а лево справа. Значок, например, справа будет. И к этому мы привыкли. А на фото все как в жизни. Так что отправляй, узнает тебя мама. И остальные тоже узнают.
Вечером Вася опустил в почтовый ящик короткое письмо домой. На небольшом листочке он в двух словах описал события последних дней. В конверт Вася вложил фотокарточку с надписью на обратной стороне „На память любимой мамаше от сына будущего завоевателя воздушных просторов Васи Федорова 13.IV.1938 Борисоглебск“. А ниже, после недолгих раздумий, Вася приписал: „Надеюсь мама узнаешь“. К запятым и другим знакам препинания Вася пока так и не привык.
.
Глава двенадцатая. Младший лейтенант.
.
Весна пролетела вихрем восстающей в своих правах природы, паровозиком протянув за собой первый месяц лета. Обещанные парашютные прыжки с трехсотметровой высоты, теперь уже с самолета, состоялись точно по плану, в мае. Больше в программу не входили парашютные занятия, что первое время огорчало Васю, но забот появилось еще больше и все предыдущее отошло на второй план. Группу старшего лейтенанта Новицкого, в которой продолжал обучение Вася, после зачетов по теории и тренировках на У-2 перевели на дальний, километрах в двадцати пяти восточнее Борисоглебска, аэродром у поселка Танцырей. Там, в лагере, и размещались все оставшееся лето и начало осени курсанты.
В свободное от полетов и учебы время, теплыми вечерами до сумерек, Вася, с ведома командира, любил проводить в окрестностях поселка. Так хорошо было погулять вдоль вытянувшегося длинной узкой полосой озера Прорва, с разросшейся на противоположном берегу лесной чащей. По спокойной озерной глади скользили лодки с плывущими на них курсантами из Васиной летной группы. Да он сам не пропускал случая взяться за весла, и размяться греблей по зеркальной водной глади. Эта лодочная станция, как и в Борисоглебске, была организована командованием вблизи аэродрома специально, для поддержания хорошей спортивной формы будущих летчиков-истребителей.
Интересно было прогуливаться и по витиеватым грядам местных оврагов. Об этой достопримечательности Васе рассказала пожилая продавщица в магазинчике на центральной улице Танцырея. Из беседы с любящей свой край женщиной стало известно, что эти овраги образовались из древних горных пород. Сильные ветры и дожди, выветривая мелкие частицы и вымывая песок, проделали в почве глубокие борозды почти треугольного сечения. Более же твердые образования остались в виде извилистых, с плоскими вершинами холмов. По ним, как по лабиринту, перебираясь с одной гряды на другую, и прогуливался Вася, размышляя о разном – о полетах, доме и истории этих мест. По одной легенде, здесь рубил лес царь Петр Первый. Ему понравился танец цыганки по имени Рэя. По другой версии название села образовалось с перевода языка населения того времени, как „вид на север“. В далекие времена где-то в этих краях проходила восточная граница Руси, лишь впоследствии отодвинувшаяся дальше к Уралу. После завоевания Сибири Ермаком она сместилась еще дальше, до самого Тихого океана.
Изменилось место учебы, изменилась и сама программа. В утренние часы, как и в Борисоглебске, курсанты занимались теоретическими дисциплинами. Но основной задачей стало освоение новой техники пилотирования скоростным самолетом. Именно ей уделялось все больше времени, которое проходило на летном поле. Будущие летчики пересели на двухместные копии истребителей, имевшие не два крыла друг над другом, как у биплана, а одно, под фюзеляжем. Быстрый мотор и лучшая обтекаемость позволяли развивать большую скорость, требующую от пилота специальных навыков. Для их развития были разработаны и специальные тренировочные упражнения. Имитируя движения ручек и педалей управления в классе, за столами, ребята лучше адаптировались к новой стратегии пилотирования. Это давало возможность скорее приступить к реальному управлению истребителем. После недели упражнений вновь начались „пробежки“, взлеты-посадки и небольшие учебные пролеты над аэродромом под контролем инструктора.
И вот, наконец, Вася сам был допущен к полету и взлетел на истребителе И-16. Чувствуя, как вдавливается спина в кресло и, глядя на проносящуюся все быстрее и быстрее под крылом землю, он ощутил всю прыткость мощного мотора, опережавшего прежние навыки пилота. Очень сложно поначалу оказалось точно подобрать ритм, необходимый для управления. Но, благодаря подготовке в полете с инструктором, все стало налаживаться. Постепенно, как и остальные курсанты, он втянулся в скоростной режим. Теперь настало время удивляться, как можно было раньше летать на тихоходных самолетах, не требующих ни особой сноровки, ни настоящей реакции. Вся мощь истребителя и его удивительная чуткость к любому малейшему движению пилота открылись Васе. Он ощутил всю радость увлечения скоростью. По сравнению с тихоходными самолетами и планерами, позволяющими пилоту, в рамках разумного, наблюдать во всем великолепии плывущую внизу землю и близкие облака, истребитель открывал широкие возможности для раскрытия глубоких внутренних способностей.
Как-то, когда Вася летал в зоне и отрабатывал программу учебного полета на скорость прохождения маршрута, он вдруг поймал себя на мысли, что при полете на истребителе эмоции должны отходить на второй план, если не на десятый. Первостепенным в это время становится разум. Именно ему в четкой последовательности действий должно подчиняться все, начиная со скорости и заканчивая точностью. Все это было потому, что скорость очень опасна мгновенным появлением непредсказуемого. „Нельзя «терять голову» и отдаваться скорости, – размышлял Вася, выходя после виража напрямую, – и именно тот, кто это понял, проходит дальше, к мастерству в авиации. Остальные, отдавшиеся эмоции, оказываются, либо, как сказал командир, «в кустах», либо за порогом полетов, а может быть и за порогом армии. Все должно быть подчинено разумному управлению на максимальных и предельных возможностях!“ – рассуждал Вася.
Гул мотора, на повышенных оборотах возносящего самолет вверх, и порядок виражей, отвлекли Васю от мыслей. Он заставил себя во всем подчиниться разуму и плавно вырисовывать в небе необходимые фигуры пилотажа. Через некоторое время, направив машину в обратный путь на аэродром, Вася снова подумал: „А как же испытатель?“ – но как-то сразу пришло решение – „На запредельных возможностях работает испытатель. То есть чуть-чуть больше, чем добился за много лет тренировок. И испытателем летчик становится тогда, когда его возможности хоть немного превышают возможности или непредсказуемости испытываемого самолета“. Вася пока не ощущал в себе не только запредельных, но и каких-либо предельных возможностей, но из этого полета он вернулся другим: „Будем учиться, – оставил он мысли об испытателях и возможностях, – а там посмотрим…“ – успокоился он.
Полеты продолжались. Вместе с отработкой мастерства пилотирования курсанты были допущены к стрельбам. Специальный самолет в зоне на длинном тросе тянул легкую мишень в виде конуса. Стрелку надо было попасть в нее несколькими выстрелами из пулемета. Сначала, как и перед соревнованиями по стрельбе на заводе, тренировки и теория проходили на земле, в макете самолета. Затем наступили реальные стрельбы в воздухе. Вася всегда метко стрелял и здесь его не подвел глазомер. Этот зачет он сдал успешно.
Осенью начались выпускные государственные экзамены. Подготовка к ним и сдача комиссии тоже не стала особой проблемой. Наконец, наступил один из самых радостных моментов в жизни Васи – в конце октября приказом по училищу ему, как и всем остальным выпускникам, успешно закончившим обучение, было присвоено воинское звание младшего лейтенанта. Теперь Вася добился своей мечты – он стал летчиком, военным летчиком!.. Истребителем…
***
|
