Борисоглебское высшее военное авиационное ордена Ленина Краснознамённое училище лётчиков им.В.П.Чкалова

Рожнов Яков Васильевич

Выпускник 1944 года

.
Родился я в селе Игрицком, Комаричского района Брянской области. Отец решил нам всем по 7 классов дать – раньше это было серьезное образование. Для этого он переправил нас в село Комаричи, где была такая школа, затем сам переехал туда работать. Николай, мой родной старший брат закончил техникум в Брянске, в 1940 году призвался в армию, прошел битву за Москву, Сталинград, но под Курском погиб.
- А.Л. А где служил Николай?
В 66-м ВДК. Двоюродный брат Николай закончил Ленинградскую авиационно-теоретическую школу, и его там порекомендовали инструктором в Бежицкй аэроклуб (г. Брянск). Вот однажды он меня и прокатил меня на У-2. С того момента я решил - будет возможность - попробую летчиком стать, а то до этого у меня мечта была быть машинистом, локомотивы водить.
Поэтому я поступил в Брянский железнодорожный техникум, учился я хорошо, и вот стали к нам как-то приходить летчики раз в две недели, и пошел я вступать в аэроклуб. Собрались одни ребята, девчат среди нас не было. Нам проводили занятия по метеорологии, аэродинамике, в общем, пока теорию одну изучали.
Так мы прозанимались до января 1940 года, потом нас направили на врачебно-летную комиссию.
Прошло ВЛК три человека, я в том числе. Мы окончили теорию - вышел приказ, кто допускается в наземной подготовке. До лета была наземная подготовка, затем 10 мая 1941 года по аэроклубу выходит приказ - кого допустить к полетам.
Я смотрю - меня там нет. Мне так обидно стало. Я набрался смелости, прихожу к начальнику аэроклуба, майор Халатин такой был.
Я его спрашиваю - почему меня в приказе нет?
Он мне говорит
– Я не знаю, а как вы сдали все?
Говорю – на пятерки.
Вызвали начштаба – почему Рожнова в приказе нет о допуске к полетам? Он говорит - сейчас личное дело посмотрим, а один инструктор там был, ехидно спрашивает –«Наверное, коровок у родителей много?».
Раньше-то ведь мандатные комиссии были…
Да у нас-то в семье в то время хоть бы одна была, и то хорошо (смеется).
Подняли личное дело, разобрались – несовершеннолетний. А я с 1924 года, это 1941, мне только в июле 17 лет будет. Начальник смотрит на меня, а у меня прямо слезы на глазах.
Хорошо, говорит, вижу, летать хочешь, привези хоть справку от председателя колхоза, что ты с 1923 года, и я тебя сразу в самолет посажу.
Ну, я сразу в Комаричи, там знакомые у меня в загсе, долгая басня с ними. У моего земляка Иван Палыча, который меня к музыке приобщил, невеста завзагсом работала.
Вот прихожу я к ней со своей просьбой, а она мне говорит - никаких проблем, стол открывает, а там огромная куча бланков, спрашивает, тебе какой год нужен, хочешь, хоть 1906. Я ей говорю - да нет, мне только один год прибавьте. Поставили 6 мая 1923 г.
Приехал я обратно в Брянск, майор слово сдержал - у нас был при аэроклубе ЗиС-5, вот он инструктору говорит – садитесь в машину, на аэродром, и прямо в самолет его.
Приехали мы на аэродром, команда - Рожнов - садись в самолет.
И сразу ознакомительный полет. Вот так началась моя летная карьера. Это было в первой декаде мая.
Известие о войне, это печальное извести мы встретили на аэродроме.
– А.Л. Чувствовалось приближение войны?
Когда я последний раз встречался с братом перед войной, он спросил у меня
–Ну, о чем там у вас студенты-то поговаривают?
Я ему отвечаю – о войне разговор идет, о войне студенты разговаривают. Он говорит – да, как волков нас обложили со всех сторон. Гитлер как спрут Европу давит.
Знаете, вроде бы открыто никто особо не говорил, и информации не было никакой, что должна начаться война, но как-то фибрами души чувствовалось, что будет что-то серьезное.
Началась война, 14 июля мы закончили полеты, и через наш аэродром на высоте где-то 800 метров двенадцать Ю этих…
-А.Л. Восемьдесят восьмых?
Да, точно, они ещё тройками шли.
Держат курс, видимо, на мост через Десну, идут через наш аэродром, мы стоим, смотрим, а тут по ним зенитки как начали лупить.
Зенитки били сильно, разрывов много было, покрыли их кругом, но никого не сбили, но вот что интересно, один Ишак с аэродрома взлетел и к ним.
- А.Л. Пулеметный или пушечный?
Пулеметный, там эти, как их ШКАСы, 1800 выстрелов/мин под винтовочный патрон.
И вот этот на Ишаке молодец, смело, хоть все Юнкерсы по нему бьют, пристроился к ним, стреляет, ну а те подрастерялись - артиллерия, истребитель, побросали бомбы куда попало и мост остался цел.
Нам показалось, что один из них пошел со снижением в лес. А Ишак сел. Кто-то говорил, что это Кокинакки был (смеется). Нам тогда очень неприятно было это видеть, и главное – видим, кресты над нашими головами!!! И вот майор говорит - вот это ваши будущие цели, их надо уничтожать, к этому мы вас и готовим.
19 числа приехал начальник летной боевой подготовки Борисоглебской лётной школы имени Чкалова и принимал у нас госэкзамены – два полета по кругу и пилотаж – переворот, петля, боевой разворот, виражи, спираль, скольжение.
- А.Л. Штопор был в программе экзамена?
В программе подготовки был, в экзамене не было. Кстати, когда я на Лавочкином сдавал госэкзамен, его тоже не было.
После этого нас посадили на платформу и поехали мы до Орла, там пересадка, дальше в Борисоглебск..
Летал там я хорошо, но пробиться, выпуститься было очень сложно.
-А.Л. Из-за отсутствия бензина или по другим проблемам?
Нет, это комплекс проблем
Вот было нас 9 эскадрилий, в каждой примерно по 120 курсантов.
Один отряд – 60 человек на И-16, другой - 60 на Лавочкиных.
Кстати, когда немец подошел к Воронежу, был издан приказ отправить в пехоту 300 курсантов из школы и укрепить оборону Воронежа.
Ну туда кого взяли? Знаете, как всегда, в любом коллективе есть, в том числе и тогда были такие, кто в самоволку ходил, в карауле заснул или венерические болезни подцепляли где, или служили плохо, вот таких и брали, к сожалению и наших брянских человек двадцать попало.
- А.Л. Кормили как в училище?
Я, например, поправился, но люди по-разному привыкли питаться, кому-то не хватало - кто из какой семьи, я-то до этого впроголодь жил.
А вот ребята брянские, те кто более обеспечен, некоторые даже очки находили себе лучше, чем у инструктора, зато всегда голодные были.
Разные люди были. Вот был у нас, один, зимой оправлялся в казарме. А надо метров пятьдесят добежать до нужника через снег, поле. Так ведь после него неприятно в комнате, запахи разные после этого дела, казарма длинная, слева отряд на И-16, справа –на Ла-5, к тому же с нами еще испанцев было двенадцать человек.
-А.Л. На лётчиков обучались?
Да, это дети республиканцев были, которых из Испании вывезли, и четыре монгола еще было (смеется).
Дошло это до комэска, и он дал команду найти этого человека. Нашли его. Дело как было - у нас в казарме освещали катюшами, после отбоя гильзы гасились, только у дневального впереди горела тускло, а в казарме темень, глаз выколешь. Выследили его, схватили, спросили – как фамилия? Он говорит – Андреев. А я Андреева хорошо знал, он рядом со мной спал, хороший парень, вологодский. Он не вставал, я тогда пошел к комэску, говорю – Андреев не вставал ночью.
- А как же так?
Тогда комэск дал второй раз команду разобраться. Второй раз уже схватили, к дневальному повели – Сухоцкий оказался, не помню откуда. Вот он тоже попал туда, многие оттуда не вернулись.
Ну да ладно. В целом полеты у меня хорошо получались.
У нас был УТ-2 до И-16, конечно, попроще ишака, но на нем курсанты тоже бились.
В июле я был зачислен курсантом, а где-то в марте 1942 я программу полетов на УТ-2 закончил. Затем нам, чтобы перейти на Ла-5, надо было на И-16 пятнадцать полетов по кругу сделать, а у И-16 самое сложное взлет и посадка.
- А.Л. Насчет строгости И-16 – правда, что летчик, полетавший на И-16, мог бы летать на любом самолете?
Ну, это слишком громко сказано, он, конечно, строгий, реагирует на малейшее отклонение рулей, чувствительный очень, помогают полеты на нем, но на любом самолете - нет.
Трудно его удержать, особенно на на рулёжке и взлете, короткий он сильно.
И вот, когда я летал на И-16, там со мной такой произошел казус – стоял я на ВПП , мы втроем летали, больше не выпускали, я взлетаю, один летит, а третий заходит на посадку. И он не справился с посадкой, и отрубил мне фюзеляж по самое сиденье. У меня третий полет был, больше не разрешали, потом заправка. Сижу, жду, справа стартер, и я не видел, что произошло, "ишак" второй сзади был, вдруг треск, у меня нос кверху, винт вращается, а я никак не пойму, что это такое. Ко мне побежали, жив, спрашивают? Да в порядке, говорю, а что случилось-то? А они в шоке все, в рубашке родился, говорят. Хорошо, что я "ишака" этого не видел, так бы у меня тоже шок был.
- А.Л. А с этим курсантом что было?
Самолет он разбил вдрызг, сам здорово разбился, потом в госпиталь попал, а дальнейшую его судьбу не знаю.
И вот камень преткновения – И-16, мне налета не хватает. Здесь опять мне труба помогла, веришь? (смеется). Я ребятам говорю – есть чем заняться полезным –занимайся, пригодится!!
Когда под Сталинградом дело туго было, штатный оркестр ликвидировали, одного капеля оставили, ему сказали – музыкантов наберите из курсантов. Иду я как-то, а инструменты на солнце лежат, сверкают. Подошел я по старой памяти, смотрю на них, капель спрашивает – чего смотришь? Я ему отвечаю – играл раньше. Ну-ка, курсант, возьми-ка гамму подуй. Подул – ну ладно, как фамилия спрашивает, – я говорю - Рожнов. А откуда? – из второй эскадрильи. Записал.
Прошло два месяца, вызывает меня начштаба, я прихожу, а там гаврики сидят, такие же, как я. Вот и собрали из нас оркестр.
А там нужно – развод караула один раз в день, один раз в неделю вывод курсантов, проход по городу, народу показать, чтоб видели, что живы мы еще, курилки, на банкетах после победы под Сталинградом, в саду просят поиграть. Через месяц у меня мысль возникла, господи – сделают же из меня музыканта, и прощай, небо.
А я, как и остальные ребята был настроен на фронт попасть побыстрее. Случай у нас был, проходили занятия – рулежка на И-16, списанным с ободранными плоскостями, так один курсант на нем взлетел и сделал круг, я не видел, но факт зафиксирован, представь!! Так его почти сразу на фронт отправили . Так вот, однажды мы в театре оперетты в саду играли, привел нас капель, говорит мне - подирижируй, я сейчас приду. Играли мы вальс, фокстрот, потом перерыв. Вдруг ко мне лейтенант подходит, говорит, извините, товарищ курсант, вы что играть будете?
Я отвечаю - сейчас вальс, а он - сыграйте мне пожалуйста вальс бостон. Без проблем, сыграли бостон. Иду я потом по территории школы, и он мне встречается, я ему – «здравия желаю, товарищ лейтенант».
Он мне - как фамилия твоя?
- Рожнов, отвечаю.
- Ну какая у тебя мечта, спрашивает, а я ему - ну а какая мечта у курсанта, - выпуститься побыстрее, я на трубе играть не собираюсь, это другая специальность, я летчик!!.
Ладно, говорит, Рожнов, я тебе помогу.
Оказывается, он был инструктором по подготовке инструкторов на центральном аэродроме, они отбирали самых способных курсантов, готовили на нем будущих инструкторов, летали они на УТИ-4 двухместном.
Лейтенант говорит - я тебе дам расписание, когда летаем, приходи, и все получишь, ты будешь выполнять роль курсанта в передней кабине, есть у нас там такое упражнение, если нормально получится, я с тобой слетаю и дам добро.
Прихожу к своему старшине группы рассказываю ему про это, он – да ты что, иди, конечно, это же такой шанс, я у старшины спрашиваю - а как же наряды, дежурства –он мне говорит, что-нибудь придумаем, больным будешь или еще что, а такой шанс не упускай. Ведь мы-то тогда только дудели и теорией занимались!!!
И вот начал я летать от заправки до заправки целый день. Отлетал я так три дня.
- А.Л. Много вы часов тогда налетал?
Да, даже в мечтах не представлял. Потом подходит ко мне инструктор – лейтенант этот, Журавлев фамилия, и говорит – ну, курсант, как дела? Ну а как у меня дела, я ж летаю безвылазно, комфортно мне (смеется).
А сам-то полетишь, сможешь - спрашивает?
Говорю ему - думаю, что полечу, если я сам управлял, то полечу. Ладно, говорит давай с тобой слетаем. Вылетели мы с ним, круг, он говорит еще второй давай.
Приземлились, он из кабины вышел, мне говорит – так, все, сейчас буду говорить с Орловым, ты сиди, пусть мотор работает, не глуши. А там майор у них был, начальник курсов, он с ним переговорил, подходит майор, спрашивает - как фамилия твоя?
Отвечаю – Рожнов, ну что, курсант Рожнов, вылетишь один? Или мне с тобой слетать?
Отвечаю - да нет, товарищ майор, только же со мной инструктор летал.
Ну, давай, говорит, смотри, самолет дорогой, не разбей, не подведи ни меня, ни инструктора.
Я говорю - да нет, все в порядке будет.
И вот сделал я два полета самостоятельных на УТИ-4.
У них выпуск. Встает этот майор Орлов и говорит – мы подготовили столько-то инструкторов и одного курсанта – фамилия его Рожнов.
Все спрашивают - как так? А вот так говорит, получилось.
Я-то не знал этого, вызывают меня в политотдел, и спрашивают - где вы были такого-то числа? Ну, я вначале стал врать, а потом говорю - товарищ подполковник, для чего мы тут? Мы хотим летать, у меня два брата летает, у одного пять орденов уже (Николай), другой на транспортном самолете летчик, а я уже сижу три года и ничего не видно.
Так мол и так, продвинулся, летал, хотите, наказывайте, в общем делайте что хотите, я хочу летать, я хочу на фронт, я уже обучился, пора мне туда.
- Ну ладно, идите
Утром вызывают меня :
Рожнов!! Собирайся в эскадрилью. Так я попал я в 3-ю эскадрилью.
- А.Л. Эта которая на Лавочкиных?
Да. А здесь еще мой двоюродный брат Николай Андреевич Рожнов, он воевал на штурмовике, когда его перебрасывали на Курскую дугу, он встретился со мной в Борисоглебском училище, так он мне помог немного, слово замолвил. У него к тому времени уже было три ордена Боевого Красного Знамени и орден Отечественной войны.
Он воевал на озере Хасан, потом на Халхин-Голе. Он уже в 1942 году освоил Ил-2.
- А.Л. Одноместный вариант?
Нет, уже со стрелком – радистом.
- А.Л. За что он получил ордена?
Он совершил два подвига.
Однажды он после отработки по передовой стал возвращаться домой, его преследовали пять Ме-109, одного он сбил, и, уходя от них, пролетел под железнодорожным мостом, газета «Правда» напечатала про него статью – «Подвиг летчика Рожнова».
Второй раз – после Курской битвы он был в 16 ВА. Части, которыми командовал Черняховский – располагались на этом, как его, ну который захватывают.
- А.Л. Плацдарм?
Да, точно, и вот, надо наступать, а немцы там держали бронепоезд – невидимку, дабы не дать атаковать нашим. Как только наши в атаку, он появляется и срывает ее. Приказ – уничтожить бронепоезд. Взлетают восемь Ил-2 идут на штурмовку. Проштурмовали – потеряли три самолета, бронепоезд цел. Командование говорит – делайте, что хотите, но чтобы бронепоезда не было. Тогда Николай разработал такую тактику – не надо больше восемь, семь, пять самолетов, три пойдет – я и еще двое – при заходе два самолета шли с нашей стороны, отвлекаисредства ПВО на себя, а Николай зашел с тыла и шестью сотками разнес бронепоезд, после этого его представили к ГСС.
- А.Л. Все самолеты вернулись?
Да. И 1-го июля 1944года ему была присвоена Звезда, причем, что характерно – тем же указом была присвоена вторая звезда Камозину – они друзья были, вместе были инструкторами в Бежицком аэроклубе.
Его сбивали, последний раз его сильно ранили.
- А.Л. Зенитки или истребители?
Зенитки легкие ему пробили и руку левую.
- А.Л. Он к своим перетянул?
Да конечно, так бы его не было. Рана давала о себе знать, и прожил он недолго, умер в 1959г.
Вот так…
Пришел, я, значит, в третью эскадрилью, сделал еще 12 полетов по кругу на И-16, а на Лавочкиных не давали летать, боялись. Вот тут-то я на Яках и полетал, там у них было несколько по-моему, Як-7Б, спарок, так как Лавочкиных спарок тогда еще не было. И перед тем, как выпустить меня на Ла-5, меня вывозили на Яках. Два полета по кругу и в зону на высший пилотаж.
- А.Л. Какой самолет больше нравился – Як или Ла, по управлению, маневренности, удобству?
Ну не скажу, что Як мне больше Лавочкина нравился, или сильно привык я все-таки к Лавочкину, по мне Лавочкин лучше.
- А.Л. А были жаргонные названия у Яков или Лавочкиных?
Нет, не было, ну «тупоносыми» Лавочкины называли иногда.
Кстати, наш 8-ой Бобруйский корпус был красноносый, до самой кабины носы самолетов были выкрашены в красный цвет, немцы называли нас штрафниками, почему не знаю.
У меня получалось неплохо, и отобрали нас шесть человек для полетов на Лавочкиных. Первые два полета сделал я на Ла-5, он, конечно, отличается от Яка – помассивней, нос большой, широкий, двигатель четырнадцатицилиндровая звезда 1850 л.с., две пушки ШВАК по 170 снарядов на каждую. Но в управлении помягче, конечно, Як. Не помню, сколько мы по кругу выполнили полетов, когда нам два новых Ла-5 пригнали.
- А.Л. Ла-5 или Ла5Ф, ФН?
Ла5Ф, ФН уже позже был, непосредственного впрыска. Потом несколько полетов в зону на высший пилотаж, и после этого нас построили, объявили, что такие-то закончили курс летной подготовки, и такого-то числа запланирован государственный экзамен. Из штаба ВВС прилетел инспектор по технике пилотирования, и он принимал у нас госэкзамены.
Ну, мне повезло, меня старший лейтенант Красик готовил, командир звена.
И вот экзамен, я, представляешь, курсант зеленый, а тут инструктор, все руководство смотрит, в общем мандраж был все-таки.
Красик подошел, сказал – вы первый у нас пойдете, пойдете на стоянку, сядете в самолет, связь по радио будет, я дам разрешение на запуск мотора, выруливание.
- А.Л. Связь уже нормальная была, рации не трещали, не хрипели?
Нет, уже отлично все было.
Техник докладывает – товарищ курсант, самолет готов к вылету, я как положено, обошел, осмотрел.
- А.Л. Расписывались за самолет?
Конечно, обязательно. Сел, включил рацию, говорю - разрешите запускать – запуск мотора разрешаю, разрешите выруливать – вот тут то конечно мандраж усилился – все руководство смотрит, инструктора, да еще и первый.. Мне Красик по рации - выруливайте прямо на старт. Задание мы получили вечером еще.
- А.Л. Спали перед экзаменом?
Да ну…
Вырулил, смотрю, все стоят, смотрят на меня, а погода хорошая, утро, почти не облачка, один - два балла, не больше, бездна синяя надо мной... Мне команда - разрешаю взлет и два полета по кругу.
- А.Л. Сколько времени прогревали мотор?
Ну это в зависимости от температуры.
- А.Л. Летом, к примеру?
Летом не прогреваешь, а прожигаешь свечи только. Ну взлетел удачно, полет, посадка, все хорошо получилось.
- А.Л. На взлете Лавочкин вело влево? Говорили, что после Яков несколько человек побилось на Ла в каком-то полку на взлете.
Так скажу, его будет водить, если ты сам будешь ему мешать взлетать, там нужно четко держать руль направления, и взлетает он тогда нормально, но вело, конечно немного.
- А.Л. Вращающий момент от винта сильно чувствовался?
Ну да, есть, с газом быстро нарастал, чувствительно.
Отлетал второй полет нормально, затем в зону, набрал три с половиной, и пошло - два виража мелких, потом глубоких, левый, правый, потом переворот, петля, иммельман левый, переворот, петля, иммельман правый, переворот, боевой разворот левый, переворот, боевой разворот правый, левая бочка, правая бочка, спираль, вход в круг, выпускаю шасси перед четвертым номером, сажусь. Все, конечно, поздравляют, портсигар мне подарили, хоть я никогда не курил, отдал потом ребятам. Радость-то какая у меня – наконец-то!
Ребята наши все сдали, конечно, кто-то хуже, кто-то лучше, но все. И вот буквально через пять дней приходит приказ всем присвоит звание, значит, у кого 10 классов – лейтенант, у кого 7 - младший – ну мне присвоили лейтенанта.
- А.Л. К тому времени уже сержантов не выпускали?
Нет, тогда уже не было. Затем нам нужно было ехать в Арзамас, что бы там пройти боевое применение: бомбометание, стрельба по конусу и стрельба по наземным целям на полигоне.
Был с нами парень Творогов Женя, хороший такой парень, москвич, в Сокольниках жил, говорит, поедем в Москву ко мне, я тебе Москву покажу, метро, ты ж не видел?
А что я видел тогда-то, я ж из деревни(смеется). А нам в Арзамас через Москву все равно ехать. Приехали мы, он в Сокольниках жил, там собрали, что у нас было, что-то продали, банчок небольшой устроили, родственники его пришли, девчата, вечером на танцы сходили, днем на каруселях покатались в Парке Горького.
Потом поехали в Арзамас. Приехали в 1-ый ЗАП, его командиру представились.
А на аэродроме там самолеты новые на стоянках стоят, красота!!! На этот аэродром из Горького пригоняли самолеты прямо с завода. Объявляют нам программу полетов – через день начало, за месяц мы должны пройти программу: день стреляем по конусам, день по щитам, еще после обеда прыжки с парашютом, насыщенная программа в общем, да и параллельно еще каждый должен был сделать по три полета в зону.
- А.Л. Учебные бои были?
Были, были, да это так (смеется), особого внимания им не уделялось, в училище их вообще не было. Была в основном стрельба, еще упражнения на маршрут полетов были.
Прошли мы программу нормально, говорят нам - теперь выбирайте себе самолеты, через день прилетает Пешка лидер, и пойдете на фронт.
Ну я себе выбрал, как сейчас помню, самолет под 29-ым номером, до того хорош был, как игрушка, и пилотаж у него замечательный, и радио хорошо работает, и устойчивый, и тормозная система, и приборы...
- А.Л. Все-таки различия между новыми самолетами были?
Конечно!! Бывает и кренит его, и тяжеловат, и ничего сделать не можешь.
- А.Л. Триммера помогали?
– Да немножко, но когда его сам начинаешь регулировать (машет рукой - бесполезно).
Командир полка спрашивает у меня – ну что, выбрал самолет? Я говорю, все, 29-ый это мой железно. К вечеру прилетает Пе-2. Объявили нам, что вылет завтра в 10 часов утра, если будет нормальная погода. Это было в июне 1944г. А двое у нас были, никак не могли выбрать себе самолет, один из них Женька Творогов. Командир полка сказал – ладно, еще один разрешаю попробовать, и все, время вышло. Выбирайте любой. Вот Женька полетел пробовать самолет, и разбился нахрен, на посадке не справился и погиб. Очень печально это было, мы даже на похоронах присутствовать не могли. Потом шум большой пдялся, даже Красика вызывали, который его пилотированию обучал.
Утром мы выстроились рядом с Пешкой, обговорили место в строю и взлетели. Первая посадка – Тула, вторая посадка – Брянск. Я хотел пойти посмотреть город, ностальгия у меня, вспомнил, как на У-2 здесь начинал летать, а мне говорят - никуда не ходите, комендант не разрешает ходить. Ну ладно, думаю, с воздуха посмотрю. Утром взлетели, посмотрел с воздуха – м-даа, очень печальная картина, сильно разрушен Брянск. Потом посадка в Смоленске, взлет, курс на фронт и последняя посадка уже в Могилеве.
Там нам сказали - ждите, за вами прилетят с фронта. Мы переночевали, очень запомнилась огромная масса военных на аэродроме.
Утром часов в 11 за нами прилетел штурман 263-го истребительного Померанского ордена Суворова 3-й степени полка, капитан. - Ну как, соколики, дела? -Да нормально, товарищ капитан. -Ну ладно, сейчас с вами дымком подышим, на второй круг не уходить, заход на посадку с ходу и с первого раза садиться, потому что аэродром в восьми километрах от линии фронта. - Не обращайте внимания, там полоса перепахана, немцы при отступлении аэродромы перепахивали, там все заделано, наши песком засыпают и утрамбовывают. Но при заходе на посадку кажется, что перепахана всё равно, неприятное ощущение на такую полосу садиться.
Прилетели, сели, тут же нас за хвосты, в кусты, маскировка. Самое интересное, я открываю кабину, подходит капитан, ну как, соколик, прибыли? Я говорю, прибыл, товарищ капитан. - Как машина? Я говорю - во!! (поднимает большой палец). - Ну хорошо, выходите, это моя машина, а ваша машина воон там вот под 85-ым номером стоит, вам техники покажут. Все мои старания по выбору самолета пропали, ну война есть война, старшие есть старшие (смеется).
Троих нас оставили в этом полку, двоих в 380-ом, он рядом стоял. Три дня мы изучали по картам район боевых действий, штурманскую подготовку сдавать нужно было.
Через три дня штурман полка принял зачет, завтра вылетаем. Говорит - Рожнов, вы со мной полетите, над линией фронта, для ознакомления с районом боевых действий и полем боя.
- А.Л. Это где к тому времени линия фронта проходила?
Белосток, Высокомазовецк, наши уже к Висле подходили, я вот помню, бои тогда жестокие шли, Зонмер город там три раза переходил из рук в руки в один день. Вот полетел я с капитаном на 85-ом моём новом, а у него кабине маслом пахнет.
- А.Л. Температурный режим в кабине Лавочкина нормальный был? Немцы писали про высокую температуру в кабине Ла-5.
Нет, на Лавочкине сравнительно нормально было, я не ощущал того, чтобы мне было или холодно, или жарко, регулировалась температура довольно легко, может, если неисправно что-то у них было.
Значит, идем мы парой, я на 85-ом, и чувствуется, что мотор старый, запах этого масла.., и радио хрипит, и двигатель не тянет, как на 29-ом. Я за ведущим тянусь с трудом, мне надо козырь держать, у него то хороший самолет, пытаюсь удержать строй - метров пятьдесят выше, двести в стороне, пеленгом. Но я удержался, старался. Видел, как артиллерия стреляет, снопы огня вылетают, несколько самолетов видел.
- А.Л. За линию фронта залетали?
Да.
- А.Л. Значит, это уже как боевой вылет засчитывался?
Да, это первый боевой вылет. Начали мы с высоты 2000, потом поднялись на 5000.
- А.Л. Управление корректором, нагнетателем, шагом винта отвлекало?
Я вам так скажу, в боевой обстановке ставишь его на боевой режим – там один рычаг, и все, потому что отвлекаться нельзя, нужно смотреть, как куда, занять выгодную позицию, приблизиться или наоборот, уйти. Винт не затяжеляли, держать нужно все на максимальных оборотах, только для экономии горючего на крейсерской скорости.
Прилетели мы, капитан спрашивает - что ты видел? Я сказал, что видел, как группа Илов работает, видел еще пару самолетов выше, не знаю, что за самолеты, но истребители.
Он сказал, ладно, хорошо, пока замечаний нет, и ушел. Прошел день, зачислили меня в эскадрилью ГСС майора Назаренко, и получилось так потом, что мы всегда с ним вместе были, и в воздухе, и на земле. Через день он берет меня с собой, но самолет другой дали, получше, взлетел, я чувствую, что-то есть, с 85-ым не сравнить (смеется). Назаренко такой довольно винтообразный сделал вылет, может проверял меня, все-таки ас, в финскую воевал, был командиром полка истребителей.
 
- А.Л. В финскую на чем, на чайке или И-16?
На И-16.
Прошло еще дня три, выходит приказ о назначении меня ведомым к комэску майору Назаренко. И все, до конца войны я с ним летал. Мы с ним и на разведку вылетали, и на штурмовки, и сопровождение бомбардировщиков, и один раз чуть ли не сели к немцам.
Перед началом Висло-одерской операции наш полк поздно вечером посадили на Ружанский плацдарм. Вот завтра наступление, а нет, через день, вру. Летели парами, на бреющем, в режиме радиомолчания, ни в коем случае нельзя было уходить на второй круг. Утром нас подняли на перехват разведчика, Хе-111, который шел на разведку плацдарма.
А когда мы вышли вечером, все за пределом летной полосы было выстлано нашими солдатами, на снегу прямо спали, это ж январь, с полной выкладкой, ступить некуда было, видно у них марш-бросок был, если бы Хейнкель это все увидел, да сфотографировал...
- А.Л. Хейнкель на какой высоте шел?
Примерно тысяч пять, его раньше еще локатором засекли и нас подняли, и мы идем к нему на встречных курсах, но он смикитил, молодец, потому что еще на подлете развернулся и стал уходить, нас сразу вернули.
Ну следующий день утром в 10 часов митинг – все вперед!! Это был Второй Белорусский фронт, командовал им Рокоссовский, главной задачей было выйти к Балтийскому морю, отсечь Пруссию, а 4 ВА прикрывала его, командовал ей Вершинин, я был в 8 корпусе, командир корпуса генерал-лейтенант Осипенко, в Испании воевал, а брат у него майор, был начштаба нашего полка.Вот с этого началась моя настоящая боевая работа. И с этого дня каждый практически день я участвовал в боевых вылетах до конца войны.
Самое интересное, что у меня в памяти осталось:
Когда наши войска начали наступать в сторону Балтийского моря и немцы начали понимать, что их хотят отрезать от Германии, то они стали предпринимать меры по спасению техники и живой силы через море, так вот, был там такой порт Гдыня, и там было огромное скопище кораблей, людей и техники, и командование приняло решение нанести массированный бомбовый удар по порту.
Было задействовано 28 Б-20 (я уточнял, может Б-25 или А-20, но он сказал именно Б-20- А.Л.), американские бомбардировщики, получены по ленд-лизу, бомбовая нагрузка 2 тонны, и для их прикрытия было выделено 32 истребителя, это наш полк и 380-ый, летчики бомбардировщики вечером к нам приехали, и на земле мы все проиграли.
Так вот, я попал в ударную группу, ее вел Назаренко, группа непосредственного прикрытия шла рядом с Б-20, вторая с небольшим превышением – основная, и ударная, 500-800 метров превышения над бомбардировщиками, а так же была еще группа разведчиков из шести истребителей. Бомбардировщики летели на двух с половиной километрах высоты, разведчики на пяти. Скорость у нас была в районе 420 км/ч. Вот этой армадой мы двинулись к Гдыне, когда мы подлетели, я увидел огромное скопление кораблей и техники, но немцы все-таки нас засекли. При подлете к Гдыне нам навстречу поднялось около 30 мессеров и фоккеров, и завязалось жестокое сражение, они знали, что наша главная задача – связать их боем, не подпустить к бомбардировщикам.
- А.Л. Мессеры с фокерами с превышением шли?
Нет, преимущества в высоте не было, так получилось, что они нам в лоб шли, нам немножко повезло, что у нас была еще группа разведчиков, которые атаковали их первыми, а основная группа из 18 самолетов и наша ударная не аи им проскочить к бомбардировщикам
Я сразу начал уделять повышенное внимание осмотру пространства и защите ведущего, смотрю надо мной сноп трассирующих снарядов проскочил, наверное кто-то издалека лупанул, и вижу - справа "месс" меня обгоняет и пристраивается к ведущему, вижу кресты ближе, ближе, ну я на гашетки нажимаю, из двух 20мм как врезал, взрыв и все.
- А.Л. По трассе целились или по прицелу?
Да нет, он выскочил мне прямо перед носом, сам в прицел залез, он ведущего атаковать хотел, но немножко просчитался, наверное.
- А.Л. А вы не заметили, куда попали?
Нет, там не смотришь, видишь, дым пошел, или перевернулся он, падать начал, он же не один, еще падают и тут и там.
- А.Л. Длинная очередь была?
Ну, наверное…., снарядов, в общем, там считать надо...
Длинную не дашь, можно врезаться в него, там мгновения.
- А.Л. Это ваш первый сбитый был?
Да.
Наши бомбардировщики отбомбились хорошо, видел я огромные столбы дыма, пожары. Бомбардировщики в бою сильно кричали - маленькие справа смотрите, слева смотрите, прикрывайте!!! Ну, их надо понять, они ж беззащитные, ничего не могут сделать, несут огромный груз, пусть стрелки у них, может, что-то и сделают, но...
Результат боя - мы сбили 12 самолетов, потеряли 3 Лавочкина, причем один погиб по глупости, вернее вру, не по глупости, сейчас расскажу почему. Его подбили, он командир звена, старлей, из 380 полка, фамилию не помню, перетянул линию фронта, самолет загорелся и он выпрыгнул. А парашюты у нас переукладывали девушки, и вот укладчица при переукладке оставила там валик, валик из песка, и когда он выдернул чеку, начал распускаться купол, валик его закрутил.
Вот потеряли мы двух летчиков и три самолета. Из бомбардировщиков подбито два было, но подбила их зенитная артиллерия.
- А.Л. Сбито или подбито?
Нет, именно подбито, они все перетянули линию фронта и благополучно приземлились на наших аэродромах. Но на одном бомбардировщике штурман был убит. Осколок зенитного снаряда в голову попал, и он погиб.
А накануне перед этим, мы штурмовали аэродром в Данциге, чтобы вывести из строя истребители на земле. Там была коса Пиллау, и на ней располагался аэродром. Было принято решение штурмовать Данцигский аэродром, при этом мы на Лавочкиных подвешивали две бомбы по 50 килограмм, а прикрывали нас Яки.
- А.Л. А почему штурмовики не задействовали?
Штурмовик, он предназначен для работы по переднему краю, ему топлива не хватит, и это весьма опасное предприятие, их можно послать туда и никого не дождаться.
Мы штурмовали этот аэродром, где находились немецкие истребители, может и другие самолеты были, ну было много их там. Штурмовали дивизией, самолетов около 40 Ла-5ФН , прикрывали нас около 30 яков.
- А.Л. Яки какой модификации были?
Як-3. А Яков почему поменьше, потому что мы отбомбились, и мы уже истребители (смеется).
- А.Л. Бомбодержатели влияли на скорость, маневренность самолета?
Нет, не чувствовалось.
Кроме этого работали мы и по переднему краю, где туго, надо пехоте помочь, сдержать атаку немцев или контратаку, в общем, штурмовали часто. Был еще интересный момент, как-то послали на разведку аэродрома Позевальк, мы разведали, посмотрели, идем обратно, вижу – летят три Ю-52! Но мы в разведке, а нам категорически запрещали говорить по радио, да и в бои запрещали ввязываться, мы же данные везем.
- А.Л. А покачивание крыльями?
Да нет, не годится.
Я потом с ведущим разговаривал, он говорит, все правильно сделал, приказ есть, нарушать нельзя, и задание у нас другое, а мне показалось, что они даже без прикрытия были, даже обидно было...
Еще случай был, послали нас на доразведку в плохую погоду с этого, как его, плацдарма. Видимость плохая. Одна разведка сказала, что есть танки, другая, что танков нет, а перед наступлением нужно знать – танки это или макеты какие.
Слетали мы, разведали и пошли домой. Подходим к аэродрому, садимся, а я ориентировку не веду, моё дело – ведущего не потерять, он снижается до высоты захода по кругу - метров триста, а там дымка над аэродромом, он крыльями покачал – иду на посадку. Начинает шасси выпускать. И здесь зенитки как врезали по нас!!!
- А.Л. Перепутали?
Это мы перепутали (смеется), немецкий аэродром это был, вот гадство, вот и все для нас было бы, войне конец, не надо никаких боев, мессеров.
Назаренко сразу шасси убирать, с форсажом, с дымом мы оттуда как ломанули!! Неприятный случай, надо сказать. Когда прилетели – молчок, никому про это ни слова, стыдно.
Еще один случай был, когда мы переправы прикрывали через Одер, нужно было кроме непосредственного прикрытия еще ходить по периферии и смотреть, не идет ли самолет-снаряд, группа каких – нибудь радиоуправляемых самолетов. Вдруг видим – четыре фоккера идут с бомбами, мы к ним подошли, как на полигоне.
- А.Л. Они вас не заметили?
Нет, ничего не подозревали.
Назаренко ведущего первой пары сбил, я ведущего второй пары.
- А.Л. С какого ракурса стреляли?
Ну, как тебе сказать, почти с шести, в движении это все конечно было, ну пусть там одна, две четверти, быстро раз очередь - и все.
- А.Л. Куда попадали, куда целились, в плоскости, в фюзеляж?
Я всегда по фюзеляжу стрелял. Длинная очередь или короткая – не помню уже, в среднем 20-30 снарядов на самолет.
- А.Л. На Фокке-Вульф, получается, хватало 20-30 снарядов?
Да, да и на месса тоже.
- А.Л. И он загорелся, задымил?
Нет, сразу вниз и в землю. Минут через пять - видим, еще четверка таких же идёт, нас не видят, но получилось не очень хорошо, не вышло у нас их атаковать, нам с земли приказ командира корпуса со станции наведения поступил: атаковать восьмерку фоккеров, дают нам квадрат, высоту. А получилось так, что прилетели фоккера, идут прямо на переправу, один раз уже ведь ее перед этим разбомбили, а в тот момент то ли смена дежурства у наших была, то ли не успели подтянуться, только мы вдвоем в воздухе были, а фоккера – вот они. И переправа – Одер тогда на четыре километра разлился, там столько народу, техники, весь фронт через Одер надо было перебросить. Мы с ходу начали атаковать эту восьмерку, завязали бой, наша задача главная была – оттянуть их, но они в азарт вошли - ого - два каких-то на восьмерку.
- А.Л. Они с бомбами были?
Вроде без. Ну, тянули, тянули, крутились мы все выше, выше и вот приказ нам - вам ковер - отходить, то есть, мы переворотом, раз-раз, и ушли домой...
- А.Л. То есть от ФВ достаточно легко было уйти на Лавочкине?
Да, да, но здесь такое дело, кто первый увидел – половина победы, и надо должное отдать Назаренко – опыт у него большой был, он и группы водил, и видел далеко, хорошо, и в виражи он не лез.
Вот был у нас один летчик, окончил школу воздушного боя, и полетел в паре с командиром звена Леонтьевым, тоже хороший такой летчик-истребитель был, вот он с ним полетел, но так я и не добился истины, где он Леонтьева потерял, что с ним случилось. Вот этот из школы в виражи лез, в маневренный бой, так и пробоины привозил, и подбивали его.
Еще помню, тогда Одер разлился хорошо, и корабли немецкие тогда в него заходили, помогали своим наземным войскам.
- А.Л. С каких дистанций стреляли по вражеским самолетам?
Первое время я стрелял, мне казалось, нормально, но потом мне Назаренко сказал – слушай, ты снаряды не трать, зачем ты снаряды тратишь, по воздуху бьешь? Двести метров максимум, ну если группа большая, тогда двести пятьдесят. А так походи на сто и со ста бей, не промахнешься. Я вспомнил эти конуса – там хоть пушку в него втыкай (смеется) там никто тебе возражать не будет, а в бою–то и двигается он, и еще другие вокруг, там по-другому.
- А.Л. Трассеры хорошо были видны?
Да, очень хорошо, я так раз хорошо помню, как у меня над кабиной сноп пролетел.
- А.Л. в ШВАКах?
Да, в ШВАКах нормально было видно, только трудно было определить, попал ты или нет, только по поведению цели.
- А.Л. А вспышек при попаданиях не было?
Нет, я не видел. Но трасса эта, то ли выгорает, то ли еще что…
- А.Л. Сколько всего сбитых у вас на боевом счету?
Три сбитых лично, четыре в группе.
- А.Л. На лендлизовской технике приходилось летать?
Да, на Кингкобре.
- А.Л. Как в сравнении с Лавочкиным?
Я тебе так скажу – Лавочкин как грузовик, а кобра как легковая.
- А.Л. По управлению?
Нет, (смеется), по комфорту
- А.Л. Был бы выбор, на чем бы летали?
Все-таки на Лавочкине, привык я к нему сильно.
После окончания войны я попал в полк к Василию Сталину, и нас первых начали переучивать на МиГ-9, затем летали на МиГ-15. Ушел я с летной работы в 1958 году по состоянию здоровья.
Лучшие мои годы жизни – это жизнь в авиации.
.
Интервью: Лобасов А.
Лит. обработка: Лобасов А.
.
Источники:
http://www.iremember.ru/content/view/177/78/lang,ru/
http://3bag.ru/forum/viewtopic.php?t=151

.
Наградные листы
(Общедоступный электронный банк документов "Подвиг народа":
Информацию отыскал Плотников И.Ю.
Карта сайта Написать Администратору