|
|
Чечулин Артур Владимирович
Выпускник 1980 года
Лётчик-испытатель, капитан
..
.
Родился 31 августа 1959 года.
В 1980 г. окончил Борисоглебское ВВАУЛ, оставлен в нем лётчиком-инструктором.
В 1985 г. поступает в ШЛИ МАП одновременно с А.Ю. Гарнаевым.
В начале марта 1987 года троим слушателям - М. Алыкову, А. Чечулину и А. Гарнаеву старший лётчик ОКБ Микояна В.Е. Меницкий предложил работать по окончании Школы на микояновской фирме.
Погиб 17 апреля 1987 года при выполнении полёта по программе ШЛИ на Су-15.
.
Вспоминает А.Ю. Гарнаев, лётчик-испытатель I класса, Герой России:
Пятница, семнадцатого апреля 1987 года была хмурой: холодный сырой ветер, плотная толстая облачность. Полёты шли уже далеко не с той "школьной" интенсивностью, которая была год назад. Программа лётного обучения уже почти выполнена, все слушатели и инструкторы, в основном, настраиваются на предстоящие выпускные экзамены. А в этот конкретный день вообще было мало энтузиазма - и погодка неважная, да и день - заключительный рабочий на этой неделе, впереди выходные.
В конце концов было решено в этот день полетать немного, выполнить только несколько контрольных полетов слушателей с инструкторами. Я с заместителем начальника Школы Александром Андреевичем Муравьёвым "с разлёта" летаю два контрольных полёта на "двадцать первой" спарке - МиГ-21УМ, на методику лётных испытаний, отработку специфических испытательных маневров для оценки устойчивости и управляемости самолёта под названием "вираж-спираль". Артур в это же время со своим инструктором Владиславом Ильичом Лойчиковым должен был сделать два контрольных полёта на Су-пятнадцатой. Соответственно, первый - в район до предельной сверхзвуковой скорости, или "Маха" (то есть "числа М полета" - отношения, показывающею, во сколько раз истинная скорость полета больше скорости звука), второй - на набор сверхзвукового статического потолка (максимальной высоты, достигаемой в установившемся наборе на оптимальной сверхзвуковой скорости. Слетали по полёту. Артур с Владиславом Ильичом поменяли местами свои задания - сначала сходили "на потолок". Пошли на второй полёт.
Утюжу во внутриаэродромной зоне - "четвёртом квадрате" свои виражи-спирали. Всё положенное топливо выработано. Захожу на посадку. Перед нами взлетает Су-15 Артура с Лойчиковым. Они, не выключая форсажа, набирают одиннадцать тысяч метров - это стандартная высота для сверхзвуковых районов - и начинают разгонять "предельный Мах". В воздухе довольно тихо, самолетов летает мало: мы, да еще парочка тяжёлых типов, кажется, "школьные" Ил-18 и Ту-134.
Редкие фразы стандартного радиообмена, короткие доклады каждого на положенных местах. Длинные паузы...
Вдруг... быстрая неожиданная скороговорочка Владислава Ильича Лойчикова, что-то вроде:
- Отказ управления. Катапультируемся...
Двухсекундный доклад - и опять тишина. Может послышалось? У всех услышавших доклад - недоумение, лавинообразно перерастающее в огромную напряжённость. На выносном экране локатора у РП - застывшая точка отметки самолёта. Несколько циклов обзора - и отметка, расплываясь, исчезает с индикатора. В эфир безответно несутся запросы руководителя полетов:
- Ответьте...
- Доложите обстановку...
- Ваше место...
В ответ - тишина. На стоянках люди курят, переговариваются какими-то обрывками фраз, зачастую не понимая вопросов и не выслушивая ответов. Все работающие здесь, на испытательном аэродроме, уже не раз и не два сталкивались с подобными ситуациями и поэтому, лихорадочно перебирая предположения, понимают, что ясность сейчас внести невозможно. Всем остаётся лишь один удел - невыносимо тянущееся ожидание возвращения ушедших к месту падения самолёта спасательных вертолётов.
Прошло около двух часов. Нервы натянуты как струны. Позвонили с "вышки" (такое короткое название принято для командно-диспетчерскою пункта управления полётами): поступил доклад со спасательною вертолёта о том, что оба лётчика катапультировались, оба найдены в тяжёлом состоянии, подобравший их вертолёт уже подходит к аэродрому.
Он садится на бетонную площадку прямо у здания Школы, где ждут санитарные машины, лётчики, аэродромный персонал.
Сначала выносят носилки с Лойчиковым. Он выглядит ужасно: босой, в изорванном в клочья обмундировании. На голове лётный защитный шлем - его на случай возможной травмы головы будут аккуратно снимать только врачи. Лицо - непонятного синего цвета, губы постоянно шевелятся: он словно пытается что-то с усилием сказать, но даже шёпота не слышно.
Артура выносят вторым. Он тоже без ботинок, лётный костюм разодран в лохмотья, левая рука как-то неестественно вывернута. Шлема на голове нет. А лицо совершенно спокойно - он без сознания.
Санитарные машины увозят их в городскую больницу, оттуда приходит первичная сводка: рентген показал у обоих много различных переломов. Состояние Лойчикова тяжёлое. Чечулин в сознание не приходит, у него сильная травма головы, его решено немедленно перевезти в институт нейрохирургии.
Уже позже, после выписки из госпиталя Владислава Ильича Лойчикова, из его рассказа мы узнали детали развития ситуации.
Выйдя на прямую, не выключая форсажа, "пошли в горизонте", то есть в районе на неизменной высоте в одиннадцать тысяч метров, предельно допустимый Мах - под "двойку".
Разгон шёл нормально, и в самом его конце, когда заданная предельная скорость была уже почти достигнута и нужно было разворачиваться вправо, в сторону аэродрома, самолёт начал плавно крениться влево. Лойчиков по самолётному переговорному устройству спросил у Артура:
- Ты зачем пошёл влево?
- Это не я, он сам. - ответил Артур. Ручка управления оказалась намертво - "колом"- заклиненной. Самолёт, сначала плавно, а затем всё интенсивнее вращаясь влево, с кренением начал "зарываться" вниз. Скорость теперь уже не уменьшалась даже с выключенным форсажем.
- Готовься, надо прыгать! - скомандовал Владислав Ильич.
- Понял, - ответил Артур.
Это было последнее произнесенное им слово.
Катапультировались они на приборной скорости больше тысячи километров в час, в оставшейся ситуации на лучшее рассчитывать уже не приходилось.
Владислав Ильич помнит, как дёргал ручки катапультирования, потом - провал памяти. Очнулся на стропах парашюта, потом - опять провал... Затем уже увидел, что висит над землёй в подвесной системе своего парашюта, зацепившегося за дерево. Очнулся от холода, больше всего замерзли ноги - и снова пустота.
Потом уже - поисково-спасательный вертолет, санитарная машина, госпиталь. Всех приходящих ребят спрашивал :
- Что с Артуром? - и, не получая конкретною ответа, тут же просил оставить его одного.
У Артура в момент катапультирования сорвало защитный шлем, он получил сильную черепно-мозговую травму и целый ряд переломов...
А в тот вечер все мы, слушатели Школы лётчиков-испытателей, собрались в большой холостяцкой квартире школьного общежития. Один из нас, Феликс Золотарев, изрек "авиационную мудрость":
- Вот когда сидишь где-нибудь целыми днями и ждёшь лётной погоды, её как на грех не бывает. А стоит с вечера напиться - и наутро непременно будут ПМУ.
"ПМУ" в переводе с авиационного языка означает "простые метеорологические условия" - у каждого пилота эта короткая аббревиатура ассоциируется с безоблачным ясным небом и отличной видимостью. - Артур уже вряд ли вернётся на сверхзвук, - продолжал Феликс, - но пока врачи его там, в институте, ремонтируют, нам нужно здесь хорошенько выпить, чтобы у него было нормально.
Мы допоздна "бузили": садились за стол, пили, вставали, разбредались группами для разговоров "по душам", опять собирались. К нам пришли лётчики-испытатели разных поколений: Агапов, Щукин, Тресвятский. Одни люди уходили, заходили другие...
А утром на ступеньках лестницы у входа в Школу нас встретил наш "дядя Федя" - легендарный лётчик-испытатель Фёдор Иванович Бурцев, Герой Советскою Союза, многолетний бессменный начальник Школы лётчиков-испытателей.
Он стоял какой-то потерянный, и, съёжившись, сказал, глядя мимо нас, словно кому-то стоящему вдалеке: - Ну что... Чечулин сегодня ночью умер... »
|
