Цыкин Михаил Дмитриевич

Начало пути

В 1936 году я вступил в Ленинский комсомол. Комсомольская жизнь была насыщена интересными событиями, все мы, молодые стремились быстрей стать взрослыми. Боевая у нас была комсомолия! Ударный труд, беззаветная преданность делу - вот что было на первом месте. Мы должны были много знать, еще больше уметь. Член ВЛКСМ всегда и во всем должен показывать пример трудолюбия, честности, уважительного отношения к младшему и старшему.

Так было, так должно быть.

В 1938 году, после окончания семилетки поступил учиться в ФЗУ 1 при Машиностроительном заводе им.С.М.Кирова в г.Брянске. После годичного обучения мы начали изготавливать детали большой точности по чертежам. Изготовленные детали я показывал своему мастеру, который оценивал мою работу.

С учебой и работой в ФЗУ шло у меня хорошо. В 1939 году по путевке городского комитета комсомола я и мои товарищи по ФЗУ Ваня Кобурин, Коля Косачев и Ваня Ковалев и другие были направлены на учебу в Брянский аэроклуб. Занятия в аэроклубе проводились без отрыва от производства. Учеба в ФЗУ и в аэроклубе требовала много сил и большого напряжения. Приходилось рано вставать и поздно ложиться. Да и с питанием было трудновато, родители мне могли оказать помощь, выделив на неделю килограмм 10 картошки и кусочек соленого сала или мяса. Скудное было питание, я знал, что родители помогали, чем могли. Родители жили бедно, поэтому о хорошем мечтать не приходилось.



Одежда была скромной, стипендия маленькая, но все мы надеялись на лучшую жизнь, когда приобретем специальность, перейдем работать на завод. Все было впереди.

Но настоящая моя жизнь началась лишь с поступлением в Брянский аэроклуб. Рекомендацию в аэроклуб от комсомольской организации и производственную характеристику я получил. Теперь надо было проходить медицинскую комиссию о годности к летной работе. Все врачи, у которых я был на приеме, написали "здоров". После медицинской, я был приглашен на мандатную комиссию; последний этап - и я буду зачислен курсантом. Вопросов было много: кто родители, чем занимались до и после революции, кто был дед с бабкой по линии отца и по линии матери, о братьях, сестрах, о работе и комсомольских поручениях, о международном положении и географии. После прохождения комиссий я был зачислен курсантом Брянского аэроклуба.

Каждый из нас рассчитывал, что учеба в аэроклубе начнется с полетов, но оказалось, что для этого нужно изучить ряд теоретических дисциплин. Нас это немного огорчало. Теорию мы изучили без отрыва от производства. Кое-кому из заводских товарищей не понравилось такое - они перестали посещать занятия. А я, мечтавший с детства о небе, готов был на любые трудности. Мы приступили к изучению теоретических дисциплин, без которых полеты выполнять невозможно. Надо было изучить конструкцию самолета и мотора (самолета У-2), аэродинамику, самолетовождение, наставления по производству полетов (НПП), район предстоящих полетов. На изучение вышеуказанных дисциплин нам было отведено четыре месяца, после приемов зачетов по теоретическим дисциплинам.

Весной начались полеты, у курсантов было приподнятое настроение. Каждый из нас в зависимости от того, в какое время работал на заводе, участвовал в полетах в одной из смен летного дня. Аэродром наш находился недалеко от города Брянска, куда мы добирались специально выделенным автобусом. Группу, в которой я обучался, вел опытный инструктор А. Гришин.

Первый летный день. Погода, как по заказу: ясно, видимость более 10 км, ветер 3-5 м/сек. Настроение у всех курсантов хорошее. Самолеты проверены и заправлены, выстроены в линейку. Наконец, начальник летной части подает команду "Стройся"! Группы выстроились, каждая против своего самолета, инструкторы и техники стояли впереди по стойке "смирно". Начальник аэроклуба принял рапорт начлета и, собрав инструкторов, дал им последние указания. "По самолетам!" - скомандовал он.

Наш инструктор Александр Гришин садится в первую кабину, а во вторую приглашает сесть меня. Все завидовали мне, счастливчику: подняться первому в воздух. У меня появилось внутреннее волнение, не напугает ли меня высота. Забираюсь в кабину, пристегиваюсь ремнями, соединяю шланги переговорного аппарата. Стараюсь делать все степенно, не спеша, чтобы не выдать волнения. "Готов?" - спрашивает инструктор, наблюдая за мной в зеркало. "Готов!" - кричу я, силясь перекричать шум мотора.

Прогрев мотор, инструктор показал руками убрать колодки, начали выруливать для взлета на взлетную полосу, линию исполнительного старта. Стартер поднял белый флажке и показал вытянутой рукой, что взлет разрешен. Самолет начинает разбег, отрывается от земли, у меня все внимание на землю. Набрав высоту 300 метров, инструктор передает управление самолетом мне, я начинаю пилотировать, но пока получается не совсем хорошо, самолет идет с креном, рыскает по высоте и курсу, я потею, стараясь его удержать. Затем, набрав высоту 800 м, пришли в зону.

Инструктор передает по переговорному устройству: "Цыкин, слабо. Держись за управление, посмотри, как я буду пилотировать самолетом". Начался каскад фигур высшего пилотажа: виражи, боевые развороты, "мертвая петля" (петля Нестерова), "горки".

В первом же ознакомительном полете в зону он показал, на что способен самолет У-2 при умелом использовании всех его маневренных качеств. При выполнении пилотажа темнело в глазах, но восторгу от первого полета не было границ! После выполнения фигур высшего пилотажа мы начали снижение в направлении аэродрома, сделали круг, произвели посадку, зарулили на линию предварительного старта для пересадки. Я вылез из кабины потный, но приятные впечатления остались надолго.

Подошел к своим товарищам, меня начали спрашивать, как я чувствовал себя в полете, какое ощущение и другие вопросы. Вопросов было много, на все я отвечал: "Хорошо, хорошо"!

После ознакомления с управлением машиной начали полеты по кругу. Умело и без ошибок пилотировать самолет давалось не сразу, не всем одинаково. Наш инструктор понимал тревогу курсантов, говорил: "Товарищи мои, все вы будете летать самостоятельно". Слова инструктора вселяли уверенность. Настроение улучшилось, напряжение уменьшилось, за этим и самолет становился как бы послушнее, но ошибки пока мы допускали, но их с каждым полетом становилось все меньше.

 

В скором времени мы начали получать разрешение на первый самостоятельный полет.

В конце апреля 1940 г., в очередной летный день на предварительной подготовке мой инструктор сказал: "Сегодня после двух контрольных полетов Цыкин будет представлен начлету на проверку техники пилотирования для определения готовности к самостоятельному вылету". Мне не верилось, что сегодня меня выпустят самостоятельно. После двух выполненных полетов по кругу мой инструктор переговорил с учлетом, и, подойдя ко мне, указал, на что обратить внимание в полете, на взлете и на посадке. Громко крикнул, чтобы принесли мешок с песком и положили в переднюю кабину, вместо начлета, для сохранения центровки самолета, сам прыгнул на крыло и наклонился ко мне. "Полетите самостоятельно, делайте все так, как сейчас летали с проверяющим". Я почувствовал какое-то внутреннее напряжение, вспотели ладони, старался не показывать своего волнения, но я волновался.

Первый самостоятельный вылет, первый раз в своей жизни я лечу. Взлет произвел хорошо, набрал высоту 150 метров и выполнил первый разворот. Затем набираю высоту 300 м, убедившись, что все идет хорошо, заглядываю в первую кабину, чтобы убедиться, что лечу один, без инструктора. Радости моей нет предела. Все делаю так, как учили. Выполняю четвертый разворот. Захожу на посадку, произвожу точный расчет, все внимание сконцентрировано на том, чтобы произвести посадку у "Т" на три точки. Когда самолет на пробеге уменьшил скорость, поворачиваю его в сторону старта и рулю, а навстречу бежит учлет, девушка из нашей летной группы, Валентина Зорина, для сопровождения. Рулю медленно, чтобы Валентине не пришлось быстро бежать. Зорина показывает мне большой палец - мол, молодец, полет выполнил хорошо. Подрулил самолет к указанному месту. Подошел к самолету и поднялся на крыло мой инструктор Гришин, и сказал, что "молодец", все хорошо, сделай еще один полет по кругу. Повторный полет я также выполнил хорошо. Зарулил на стоянку, выключил мотор, вылез из кабины, подбежали друзья по аэроклубу, начали поздравлять с первым самостоятельным вылетом. Подошел и крепко пожал мне руку мой инструктор и сказал: "Желаю тебе успешных полетов". Я поблагодарил своего инструктора за добрые пожелания.

В начале июня, когда вся группа вылетела самостоятельно, нам предложили взять отпуск на работе и выехать в лагеря на другой аэродром. На заводе никаких препятствий не чинили, предоставили всем отпуск. Группа торжествовала: все курсанты в течение недели выполняли полеты по кругу.

С приобретением навыка, когда вся группа приступила к отработке пилотажа в зоне, начались отклонения. Нет-нет, да кто-нибудь проявит вольность. Один выполнит лишнюю фигуру, подойдет к аэродрому на повышенной скорости, а кто и по невнимательности допустит ошибку на планировании и произведет грубую посадку с "козлом".

Наш инструктор внимательно следил за нашими полетами, и если кто-нибудь умышленно или по небрежности отклонялся от задания, не прощал. Были случаи, когда таких лихачей наш инструктор отстранял от полетов на время, но когда видел, что курсант осознал свои ошибки и промахи, допускал к полетам. Дисциплина в полете стояла на первом месте, от нее зависели дальнейшие успехи в освоении навыками пилотирования самолета.

В выходной день я уезжал на родину, в село Красное, 45 км от Брянска. Дома я поделился с отцом и матерью, рассказал, что летаю самостоятельно, готовят нас для поступления в военное авиационное летное училище. Мать и отец сказали мне; так что же сынок, если тебе нравится летать, и ты не боишься высоты, здоровье позволяет, смотри, решай сам. Смелый ты у нас сынок, сказала мать, в кого ты пошел такой... Хорошего тебе здоровья, успехов в учебе, слушай всегда старших, уважительно относись к ним.

По возвращении из дома я вернулся в аэроклуб. Теперь в наши обязанности входила и караульная служба, все, как в армии: подъем, физзарядка, уборка палаток, завтрак, работа на материальной части, предварительная и предполетная подготовка. Полеты продолжались, мы уже приступили к отработке чистоты полетов по кругу и в зону.

Изучили парашютное дело, каждый из нас должен был совершить парашютный прыжок.

В июле 1940 года наш набор закончил полностью программу полетов на самолете У-2. Нас всех аттестовали, что мы закончили аэроклуб по полной программе и годны для дальнейшего обучения в истребительной авиации.

Начальник аэроклуба предупредил нас, что через месяц, а возможно, и раньше, мы должны быть готовы к отъезду в летное училище. Я и мои друзья по аэроклубу и ФЗУ Ваня Касурин, Коля Косачев и Ваня Ковалев рассчитались с ФЗУ, попрощались со своими наставниками-мастерами, уехали на родину, в село Красное, а В. Ковалев - в Палуусье.

В конце июля мы получили повестки из горвоенкомата: всем, окончившим аэроклуб, явиться в город Брянск к 10:00 утра с вещами для отправки в авиационное училище. Я попрощался с родителями и друзьями и убыл в город Брянск. В этот же день, в указанное время собрались все ребята, которые закончили аэроклуб.

В 12:00 на автобусе в сопровождении капитана из горвоенкомата мы прибыли на станцию Брянск I. Через 30-40 минут подошел иногородний поезд, который следовал в направлении ст. Олсуфьево, через три часа мы были на месте. На следующий день в Доме офицеров нас собрал начальник училища и сообщил, что всех нас будут готовить штурманами бомбардировочной авиации. Большинство из нас высказали недовольство, но в армии действует приказ, который не обсуждается. В Олсуфьевской школе нас распределили по отрядам и отделениям, начались занятия.

Приступили к изучению уставов, приказов и наставлений. Но к обучению по специальным предметам не приступали. В чем дело? Почему мы не изучаем самолет Р-5, штурманскую подготовку, НПП (наставление по производству полетов), никто из командования школы не говорил. В сентябре 1940 года всех курсантов, которые закончили Брянский аэроклуб, повторно собрали в Доме офицеров. Начальник училища зачитал приказ командующего округа об отправке нас в Борисоглебскую истребительную авиационную школу летчиков. Настроение у нас хорошее.

Через два дня мы уезжаем в Борисоглебск. По прибытии к новому месту службы и учебы нас распределили по летным группам, звеньям, отрядам, классным отделениям. Приступили к изучению самолетов УТ-2 и И-16, начались плановые занятия. Проводились они поотрядно в две смены: у одних - до обеда теоретические занятия, а после четырех часов - полеты, у других - до полудня полеты, а потом теория - наставление по производству полетов, изучение района полетов.

Изучив материальную часть самолета, сняли кроки аэродрома, приступили к полетам. Параллельно изучали другие дисциплины: тактику, метеорологию, аэродинамику и другие. Первоначальное обучение курсантов проводилось на двухместном учебно-тренировочном самолете УТ-2. Самолет этот был прост на взлете и посадке. Пилотажные фигуры на нем выполнялись легко. Только при грубых ошибках в технике пилотирования он срывался в штопор. Надо быть внимательным, не допускать отклонений от летных правил.

Так что вскоре после выполнения самостоятельных полетов по кругу, в зону, отрабатывали слетанность в паре, каждый курсант выполнил по 3-4 маршрутных полета. Закончили обучение на самолете УТ-2, началось освоение И-16 - лучшего истребителя наших военно-воздушных сил того времени. Провозные полеты мы получали на двухместном истребителе УТИ-4.

Прекрасный самолет. Маневренный. На не любую пилотажную фигуру выполнишь в несколько секунд - он четко и быстро переходил из одной фигуры в другую. На такой машине можно, как говорится, отвести душу. А полет в зону был для меня всегда радостью, огромным удовольствием.

 

Правда, выдерживать направление на разбеге для взлета и при пробеге после посадки было довольно трудно. Незначительная невнимательность или небрежность могла обернуться неприятностью - поломкой. При ошибке на пилотаже в зоне самолет легко срывался в перевернутый штопор. При посадке самолет И-16 не допускал высокого выравнивания и перетягивания ручки, он резко сваливался на крыло. С этим самолетом надо было обращаться на "Вы", всегда помнить его положительные и отрицательные стороны. И, наконец, с лыжами вместо колес он мог переходить в отрицательное пикирование, из которого выводить машину было очень трудно. Все эти капризы не путали нас, а приучали к собранности, вниманию, что очень скоро пригодилось в воздушных схватках с врагом.

Наша курсантская жизнь продолжалась: теория, полеты, караульная служба, хозяйственные работы и другие занятия заполняли время так плотно, что об отдыхе и мечтать не приходилось. Да и думать об этом было некогда. Все мы стремились как можно быстрее освоить летное дело и новый самолет И-16, который для освоения требовал хороших теоретических знаний, а также собранности и дисциплинированности.

Мой инструктор младший лейтенант Нилов старательно передавал нам, курсантам, свой богатый опыт инструкторской работы. Хороший методист, добрый и отзывчивый товарищ.

Мы попали в одну группу с Колей Косачевым, Николай был моим хорошим другом по ФЗУ и аэроклубу. С ним мы делились всем, вспоминали в свободное время о родных краях, об учебе в аэроклубе и училище, о полетах. После годичного обучения мой друг заболел, правда, его подлечили, но после выздоровления он был списан с летной работы и переведен в караульную роту на срочную службу. Переживал он сам за непредвиденную неудачу, переживал за него и я. Распрощался мой друг с летным делом.

22 июня 1941 года наша 7-я авиаэскадрилья выполняла полеты на полевом аэродроме, мы находились в это время в летних лагерях ст. Первомайская, километров 30 от Новохоперска. Здесь мы узнали о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Началась Великая Отечественная Война Советского Союза против фашистской Германии. Нас начали готовить по ускоренной программе. Росло напряжение, нагрузка чувствовалась, полеты начали производить в три смены, приходилось рано вставать и поздно ложиться спать. Количество ранее запланированных контрольно-вывозных полетов сокращалось. Из программы исключили групповую слетанность, было уменьшено количество полетов на боевое применение. Все наше внимание было сосредоточено на отработке фигур сложного пилотажа в зоне.

Вспоминаются первые, не совсем удачные полеты. У меня не получались перевороты через крыло. Вывод из него я выполнял куда угодно, только не в том направлении, которое требовалось. Конечно, в боевых условиях, сделав переворот, смотришь и за противником, и за землей, и за товарищами в группе - там академическая точность становится чуть ли не твоим врагом. В учебных же полетах координация движений, четкость при выполнении пилотажа просто необходимы - это фундамент того здания, которое поднимает летчика на высоту в прямом и переносном смысле слова.

В чем дело, - спрашивал у меня наш инструктор Нилов, - почему не ты управляешь машиной, а самолет управляет тобой, не держишься своей зоны. Мой инструктор объяснил ошибки на земле, сказал, что сейчас полетим на УТИ-4 и еще раз покажет как правильно выполнять перевороты. В зоне он показал, как выполнять перевороты, эту фигуру, сделав до 10 переворотов. После этого у меня с этой фигурой вопрос был решен. Так шло время. На показе, на рассказе, на воспитании у курсантов самостоятельности, уверенности в своих силах строился самый ответственный период нашей жизни - практические полеты.

Наступила зима. Морозы доходили до 25-30 градусов, теплого обмундирования мы не имели, кабина самолета не обогревалась, поэтому летали в теплых куртках и валенках, которые нам выдавали по одной паре на летную группу. Переодевались прямо на старте перед вылетом.

В открытой кабине набегающий поток воздуха обжигал лицо. От пронизывающего ледяного ветра, казалось, отмерзали все части твоего тела. Многие из нас ходили с отмороженными носами и щеками.

Через несколько полетов мы приступили к отработке воздушного боя. Начинался он с атак в горизонтальной плоскости, затем переходили на вертикальный маневр и, наконец, заканчивали свободным боем, в котором применялись все виды маневра с умелым использованием максимальных возможностей самолета. Эти полеты для меня были хорошей школой. Проводились они с одной целью - подготовиться к фронту.

В июле месяце 1942 года обучение наше окончилось. В Борисоглебской школе мы научились летать, приобрели специальность истребителей, хотя богатого опыта набраться, конечно, не успели. Государственная комиссия Наркомата обороны приняла экзамены. Нам зачитали приказ. Присвоить звание сержанта.

В августе 1942 года нас откомандировали во второй запасной авиационный полк (ЗАП), ст. Сейма, Горьковская область. Расставание с друзьями, преподавателями, инструкторами, с самим училищем, где мы приобрели профессию летчика, навевала теплую грусть и в то же время какую-то необъяснимую радость. Грусть - неизбежность разлуки, а радость - от мысли о том, что уходили в неведомое, которое кажется человеку заманчивее настоящего. Прощание было коротким: по-мужски пожали друг другу руки с добрым напутствием и пожеланием не забывать однокашников. Наша дорога в город Горький. Мы покидали родную школу, в которой проучились два года, наши инструктора-преподаватели будут трудиться, готовя для фронта летные кадры. Они выпустят более тысячи пилотов, большинство из которых примет самое активное участие в боях на фронте Великой Отечественной войны. Выполняя свою основную задачу, подготавливая летные кадры, для фронта.

По прибытию к новому месту службы, мы приступили к переучиванию на новый самолет ЛаГГ-3, выполнив по 8-10 полетов по кругу и в зону, приступили к полетам на стрельбу по наземным целям.

В октябре 1942 г. поступил приказ откомандировать 10 пилотов на пополнение в 31-й истребительный авиационный полк. Нам зачитали приказ о распределении по эскадрильям: мы с Петей Якубовским и Женей Капустянским попали вместе, а О. Смирнов и В. Кабанов оказались в двух других подразделениях части. Самолетов в полку не было, вооружение новыми боевыми машинами Ла-5 еще предстояло, и все засели за теорию. Учеба проходила прямо на двухэтажных нарах в казарме, где мы жили.

Руководителем этих занятий в каждой группе был командир эскадрильи, преподавателями и консультантами при изучении конструкции, основных систем и агрегатов самолета - техники полка, которые прошли переучивание и изучили материальную часть на заводе.

Инструкцию по технике пилотирования и эксплуатации нового истребителя изучали методом громкой читки - с подробным разбором каждого ее раздела.

Жизнь замкнулась на казарме и столовой. Весь день занимались, а вечером собирались и слушали истории из боевой жизни полка. Узнали мы тогда о жизни и службе всех командиров-летчиков, которые с первых дней были на фронте, участвовали в воздушных боях, имели по несколько боевых вылетов. В течение месяца казарма служила нам настоящей школой боевого опыта, местом горячих споров о грядущих схватках с врагом. В беседах с нами командир полка подполковник Муштаев особое внимание уделял боевым действиям авиации под Сталинградом. Сопоставляя тактико-технические данные Ла-5 с истребителями гитлеровцев, он искал пути грамотного использования преимуществ новейшего по тем временам самолета, учил творческому подходу к ведению воздушного боя.

 

В ноябре 1942 года полк получил новенькие, только что прибывшие завода Ла-5. Мы горячо благодарили рабочих и инженеров, сумевших в короткий срок перестроить промышленность на новый лад и дать нам такие современные хорошие машины.

Первое знакомство с самолетом Ла-5 произвело на нас неплохое впечатление. Несколько смущало, что он тупорылый, но потом мы не сожалели об этом. Со звездообразным двухрядным мотором истребитель развивал скорость более 600 км в час, имел две пушки, обладал хорошей маневренностью и тяговооруженностью. Фюзеляж был выполнен из дерева, но самолет был крепким. Переучивание проходило интенсивно, работали с утра до позднего вечера. Уставали.

Вскоре приступили к полетам. Летали, как и положено при освоении новой машины, по кругу, на отработку пилотажа в зону, воздушные бои, а затем стрельба по конусу и наземным целям. Летный состав был распределен на пары и звенья, при этом учитывалось желание и взаимное согласие пилотов - кто с кем хотел бы летать. Капустянский и я были включены в боевой расчет полка как ведомые. Петя Якубовский и Олег Смирнов - ведущими. Меня определили в пару к командиру звена старшему лейтенанту Д.С. Кравцову.

Я гордился своим земляком Дмитрием Кравцовым. Ребята мне даже завидовали. Ведь мой ведущий - орденоносец, участник нескольких воздушных боев. В одном из боев он сбил вражеский самолет, в этом же бою был ранен и Дмитрий. О своих боевых делах он рассказывал молодым летчикам.

Во всем я старался подражать ему и на земле, и в воздухе. Закончив переучивание, тренировки и слетанность, в январе наш полк вылетел на Юго-Западный фронт. Покидаем город Горький, аэродром Стригино. Мы перелетели и произвели посадку на аэродроме у города Морщанск, по неизвестным нам причинам здесь мы задерживаемся до марта 1943 года. Учебные полеты не прекращаются и здесь.

В боевом полку была совсем иная жизнь: динамичная, наполненная всевозможными событиями. Здесь по-иному, живее, интенсивнее строилась и партийно-политическая и комсомольская работа. Собрания носили конкретный деловой характер, особую активность проявляли коммунисты-фронтовики, они знали, чему нужно нас учить. Старшие товарищи присматривались к нам, молодым, проявляли заботу о том, чтобы мы пополняли ряды партии.

Такая атмосфера дружбы и взаимопомощи способствовала нашему быстрому вхождению в строй, в новый коллектив. Мы часто собирались поэскадрильно, а то и всем полком, начинались шутки, веселые обмены разными прибаутками. Полк продолжал подготовку к боевым действиям. Мы уже выполнили необходимый минимум полетов по кругу и в зону на пилотаж, и приступили к боевому применению: проводили одиночные воздушные бои истребитель с истребителем. Мы были молоды, а потому счастливы. Даже тогда, в годину войны, когда, казалось, такому чувству не может быть и места в душе человека. Но разве не счастье вырулить на взлетную полосу, подняться в небо и выжать из первоклассной боевой машины и самого себя все, на что только способен ты и твой самолет! Я и сейчас помню обветренные от мороза, взволнованные лица моих боевых друзей. Какими красивыми и мужественными были они в короткие предстартовые минуты! Многие из этих парней не доживут до Победы, не увидят близких, любимых. Но кто думал тогда о смерти? Живые, мы думали о жизни...

Подготовка к боевым действиям шла к завершению. Мы рассчитывали к середине февраля попасть на фронт. Но капризы погоды внесли значительные коррективы в наши планы. Пурга, снегопад, низкая облачность не давали возможность полетам, а тем более перелету ближе к фронту.

Ожидания порой оправдывались, и полк час-другой летал. Мы с каждым днем улучшали технику пилотирования: смело и уверенно вели воздушные бои. Молодость не знала усталости, с раннего утра и до позднего вечера мы занимались боевой подготовкой. Авторитет наш укреплялся.

К нам стали относиться без пренебрежения, не как к зеленым юнцам, а как к равным по умению летчикам, товарищам по оружию. Офицеры называли нас по имени или фамилии, а техники и механики не иначе, как "командир". Это уважительное обращение настолько вошло в нашу фронтовую жизнь, что сохранилось и по сей день. Взаимопонимание летчиков и техников росло, слаженность коллектива в работе крепла. Зарождалась настоящая боевая дружба, сила которой не раз проявлялась впоследствии в жарких боях: сам погибай, а товарища выручай.

В начале 1943 года всем сержантам-летчикам было присвоено офицерское звание младших лейтенантов. Мы стали офицерами-летчиками Военно-Воздушных сил. В марте 1943 года поступила команда подготовиться к перелету на фронтовой аэродром.

Командир полка подполковник Муштаев собрал весь летный состав, поставил задачу, как, в каком порядке будем осуществлять перелет на новый аэродром. Погода стояла хорошая, и утром вылетели к линии фронта. Летели эскадрильями - 1-я, 2-я и 3-я АЭ. Во второй половине дня полк произвел посадку в Борисоглебске для дозаправки. Восемь месяцев назад я уехал из этого города в запасной авиационный полк в город Горький, и вот я вернулся в родное училище. Здесь я узнал, что училище перебазировалось на восток в город Троицк, знакомых никого не встретил, ушел в казарму к своим боевым друзьям. В Борисоглебске чувствовалось, что война близко: сюда пилоты прибывали с фронта на переформирование, получали самолеты и возвращались обратно. Аэродром был трассовый. Здесь мы впервые встретились с таким огромным количеством боевых машин и экипажей. Все казармы были заняты летно-техническим составом разных боевых частей.

На второй день, после завтрака, наш полк вылетел и взял курс на фронтовой аэродром Миллерово. Летели поэскадрильно, впереди каждой эскадрильи шел лидер - бомбардировщик Пе-2. Нашу группу возглавлял командир эскадрильи капитан Мартыненко. Мы прилетели организованно, в короткое время мастерски произвели посадку, расставили самолеты, как это требовала боевая обстановка (рассредоточили их в шахматном порядке). Первая и третья авиаэскадрильи произвели посадку на аэродроме Глубокое, километров 30 от нас. Полк приступил к боевым действиям. Долгий путь к передовой завершен. Предстояло главное - сражаться с фашистами. Это будет очень трудно, я знал. И потому, еще не встретившись с врагом, настраивал себя на нужную волну: легких побед не бывает, война идет почти два года, конца ей не видно, готовься ко всем превратностям фронтового лихолетья. Этот боевой настрой был не излишней переоценкой сил и возможностей, но пронизанный несокрушимой верой дождаться дня Победы. Этот настрой я пронес до последнего своего воздушного боя.

Полк на огненном рубеже

Итак, мы на первом фронтовом аэродроме.

С раннего утра и до позднего вечера личный состав авиаэскадрильи находится на аэродроме у своих самолетов. На следующий день с аэродрома Глубокая по заданию командира полка к нам прилетел с пакетом летчик 3-й эскадрильи младший лейтенант Панютин. Вручив пакет командиру нашей эскадрильи, Валентин возвращался на свой аэродром. Он произвел взлет, начал убирать шасси, которые не убирались, начал осматривать рычаги на приборной доске, отвлек внимание от земли и потерял ориентировку. Прошло два часа после взлета летчика Панютина, начали уточнять, где он находится и что с ним могло случиться, стало загадкой. На второй день летчик дозвонился до штаба полка и доложил: нахожусь за рекой Волгой, произвел посадку в поле без горючего. Самолет его перегнали с места посадки на аэродром, а Валентину было приказано тщательно изучить район боевых действий и сдать зачет. Через неделю Панютин был допущен к выполнению боевых заданий. Командование осмотрительно, неторопливо вводиов строй молодых летчиков. С нами провели несколько занятий по самолетовождению и тактике. Большое внимание было уделено изучению района боевых действий. Было указано на случай, который произошел с Панютиным. Работа предстояла тяжелая и напряженная. Завтра будем выполнять первый боевой вылет, подготовьтесь, хорошо отдохните.

 

Первый боевой вылет. Как много я думал о нем. Еще с первых дней войны, читая в газетах о подвигах летчиков, которые грудью встретили врага на рассвете 22 июня 1941 года, я неоднократно продумывал боевой вылет, мысленно рисовал картину воздушного боя.

Итак первый боевой. Взлетели 10 лавочкиных - ведущий командир эскадрильи капитан Мартыненко. Сбор произвели над аэродромом. Идем к линии фронта, которая проходила по Северскому Донцу.

Воздух прозрачный, видимость на редкость хорошая. Высота полета 3000 метров. Хорошо просматривается линия фронта. Я иду в паре с Митей Кравцовым, справа от меня Леня Казаков и Леня Капустянский. Время от времени бросаю взгляд вниз, - в поле зрения вся группа. По расчетам должна уже быть линия фронта. Все спокойно. Я увидел лишь отдельные вспышки артиллерийских выстрелов. А где же воздушный противник? Я ждал и побаивался встречи с ним. Каким он будет, мой первый враг? Молодым, как я, или опытным воздушным волком? Удастся мне сохранить спокойствие, выдержку и место в строю?

Возникли десятки вопросов, а ответ на них могла дать только встреча с противником. Волновался ли я? Безусловно. Столько наслышаться о фашистах, дошедших до Москвы и Кавказа, и не испытать никакой тревоги перед первой схваткой с ним - такое трудно представить. Не знаю, как другие, но я волновался. У меня вспотела ладонь правой руки, державшая ручку управления, да и сам был весь мокрый. Вопреки обычаю, я резко работал сектором газа и рулями, от чего с трудом держался в строю, а иногда выскакивал вперед своего ведущего, а затем убирал сектор газа, терял скорость и отставал от ведущего. В этом вылете наша группа не встретилась с самолетами противника. Выполнив задание по прикрытию своих войск, мы всей группой вернулись на свой аэродром и произвели посадку.

Командир эскадрильи Мартыненко сделал разбор полета, указал на недостатки, допущенные летчиками нашей группы, приказал подготовить самолеты к завтрашнему дню.

На следующий день с утра поступило задание прикрыть девятку штурмовиков "Ил-2", которые должны нанести удар по переднему краю войск противника в районе города Изюм. Мы вылетели восьмеркой, ведущий - командир эскадрильи Мартыненко. Я иду во второй четверке с Митей Кравцовым. Линию фронта прошли на высоте 1200 метров.

При подходе к цели штурмовики стали в круг, с первого захода сбросили бомбы, второй заход - стреляют из пушек. Немецкая артиллерия открыла огонь по штурмовикам, рвутся зенитные снаряды и рядом с нашими самолетами. Это было видно и мне, еще необстрелянному и не нюхавшему пороха, по разрывам и вспышкам, которые образовались впереди и сзади наших самолетов.

Штурмовики работают спокойно, как на своем полигоне, выполняя один заход за другим. С земли дым и пыль поднимаются на высоту более 100 метров. Выход из атаки наши "Илы" выполняют на малой высоте, у самой земли, поэтому часто скрываются из виду, но через считанные секунды, вынырнув из дыма, вновь строят маневр для захода на цель. "Горбатые" в море огня, пыли и дыма работают как ни в чем не бывало, сея смерть и наводя ужас на врага. Идет штурмовка. Боевой порядок истребителей над целью обычный: группа непосредственного прикрытия - на внешней стороне круга, другая находится выше "горбатых", применяя иногда по тактическим соображениям обратный круг полета.

Около двадцати минут штурмовики обрабатывали цель. Потерь у нас не было, но израненные машины были. Один Ил-2 с поврежденным двигателем отстал от основной группы, наша четверка прикрывала его до посадки на аэродроме. В этом полете мой самолет получил повреждение от осколков. После посадки я насчитал в своей машине до десяти пробоин. В этот день я больше не вылетал, но чувствовал, что устал, хотелось передохнуть, но отдыхать некогда.

Наше звено: Кравцов, я, Казаков, Капустянский села в самолеты для дежурства на аэродроме. Механики на земле рядом с самолетом периодически посматривали на КП, откуда в любую минуту может быть выстреляна зеленая ракета на взлет и получения задания в воздухе по радио. В это дежурство вылета не было. Наступили сумерки. Мы уехали с аэродрома на ужин, а затем и на отдых.

Завтра опять с раннего утра до наступления темноты у своего боевого самолета, и так практически каждый день, два года подряд.

В апреле месяце 1943 года командиру звена Дмитрию Кравцову командиром полка подполковником Муштаевым была поставлена задача произвести разведку вражеских войск на участке Барвенково - Изюм.

- На задание пойдешь парой? Кого возьмешь ведомым? - спросил командир полка.

- Михаила Цыкина. - ответил Кравцов.

После получения задания Кравцов ознакомил меня с заданием и сказал смотреть внимательно за воздухом и не отставать, так как мы будем пролетать рядом с аэродромом противника и возможна встреча с вражескими истребителями. Все вопросы обдумали еще до вылета. Взлетели, до линии фронта набрали высоту 3000 м, скорость около 500 км/час. Линию фронта, маневрируя по высоте и курсу, проскочили без всяких приключений. Начали снижение до высоты 1500 метров, скорость более 500 км, с востока подходим к аэродрому Барвенково, на аэродроме насчитали более 60 самолетов. Зенитки открыли огонь, все снаряды разрываются сзади нас. Кравцов передает по радио: "Окунь", пара мессершмитов взлетела, смотри за воздухом". Скорость у нас хорошая, перехватить нас не могли. На обратном маршруте мы заметили как к линии фронта двигалось большое количество войск, на автомашинах, мотоциклах, небольшие группы танков. Дмитрий передал по у радио: "Окунь", за мной! Не отставать!" Снизились до бреющего полета, пошли вдоль дороги, расстреливая все, что попадалось в прицел машины, пехоту на марше. Немцы в панике разбегались в разные стороны от дороги. Когда вернулись на аэродром Сватово, после посадки я подошел к самолету Кравцова. Спросил: Дима, зачем так низко летаешь, можно врезаться в землю да и мне как ведомому трудно держаться и неудобно стрелять, можно было и потерять тебя на такой малой высоте. Мне командир ответил, надо бить врага с любой высоты. На следующий день до десятка "Пе-2" нанесли бомбовый удар по аэродрому Барвенково. В этот же день, после обеда, Кравцова вызвали на командный пункт полка. Начальник штаба подполковник Сергеев Н.М. развернув карту, обвел карандашом два больших населенных пункта на берегу Азовского моря: "Вот видишь два порта, - Мариуполь и Бердянск. По агентурным данным в этих портах находится много фашистских кораблей, которые выгружают технику. Порты прикрыты зенитной артиллерией. Цели находятся на большом удалении, лететь придется на полный радиус действия самолета. По нашим расчетам горючего должно хватить. Надо произвести воздушную разведку с фотографированием портов. На задание пойдешь парой, напарника подбирай сам". Кравцов вернулся от начальника штаба, пригласил меня к своему самолету и сказал: "Миша, нам поручено ответственное задание", - развернул полетную карту, все мне подробно рассказал. Высоту полета будем набирать по маршруту, горючего по расчету в обрез. Линию фронта прошли на высоте 4500 метров. Километров за 100 от Мариуполя начали плавное снижение до высоты 2000 м. Стали в горизонтальный полет, Митя передал: "Окунь" смотри за воздухом, включаю фотоаппарат для фотографирования". Зенитная артиллерия открыла огонь, разрывы снарядов рвутся сзади наших самолетов. Доворачиваем вправо, следуем на Бердянск. Впереди по курсу внизу большой населенный пункт. Митя передает по радио: "Подходим ко второй цели, смотри за воздухом. Высота 2000 метров, скорост 50 км/час, начинаю фотографирование". Сфотографировали Бердянск, разворачиваемся вправо, с набором высоты идем на свой аэродром. При подходе к городу Славянску Кравцов передает по радио: "Окунь", по курсу справа вижу дирижабль, прикрой, буду атаковать цель". При подходе зенитная артиллерия открыла огонь, но дирижабль все-же был уничтожен. Осколок от разрыва зенитного снаряда попал в бровь моего ведущего, кровью начало заливать глаза. Кравцов передал по радио: "Окунь", я ранен, выходи вперед, веди меня на аэродром. Я вышел вперед, иду ведущим, а мой командир у меня ведомым. Довел его до аэродрома. Митя с трудом посадил свой самолет.

 

Я быстро сделал маневр для посадки, так как заход выполнял с заженной красной лампочкой, то есть с минимальным остатком горючего. На выравнивании у меня заглох мотор, приземление произвел на границе аэродрома. Автомашиной отбуксировали мой самолет на стоянку. Кравцову оказали медицинскую помощь, ранение оказалось легким. Задание было выполнено. На второй день нашей эскадрилье была поставлена задача прикрыть свои войска в районе города Изюм. Ведущий группы нашей восьмерки - капитан Мартыненко, я иду ведомым у Кравцова. При подходе к району прикрытия с командного пункта 17 ВА передали по радио: "Соколы", будьте внимательны - в воздухе "мессера", развернитесь, возьмите курс 200 градусов, идите с набором высот, выполнив маневр, набрав высоту 3500 метров".

Ведущий передал - справа ниже нас шесть Ме-109, атакуем. Мое все внимание на ведущего, быстро сближаемся, Митя открывает огонь по замыкающему "мессеру" и с первой атаки сбивает его. Делаем крутую горку, в момент набора высоты перед носом моего самолета неожиданно (для меня) оказался Ме-109. Доворачиваю немного влево и с дистанции метров с 50-ти открываю огонь. "Мессер" горит и падает в расположение наших войск. Это была моя первая победа. На земле после посадки меня поздравили боевые друзья. В этот день был выпущен боевой листок, где писалось: "Молодой летчик - Михаил Цыкин сбил вражеский намолет Ме-109. Берите пример с молодого пилота. Уничтожайте врага на земле и в воздухе, каадая ваша победа приближает час освобождения нашей Родины. Вперед, на Запад, до окончательного разгрома фашистской гадины!"

Разгорались жаркие бои. Началось освобождение Донбасса - угольного края нашей страны. В небе стало тесно, каждый вылет сопровождался боями. Вражеские самолеты шли большими группами по 30-40 самолетов, все они направлялись в район Долгенького, где наземные войска вели ожесточенные бои за расширение плацдарма на правом берегу Северного Донца. Фашистов несколько десятков. Нас восьмерка-десятка, атакуем вражеские самолеты, не допускаем, чтобы они сбросили бомбы на наши войска.

1943 года наша эскадрилья в составе 10 самолетов вылетела на прикрытие своих войск в район Долгенькое. Ведущий - капитан Мартыненко. Я нахожусь во втором звене с Кравцовым; высота полета - первое звено 2500 м, второе - 3000 м и пара Леши Казакова на 3500 м.

С командного пункта командира корпуса генерала Толстикова поступила команда: "Соколы" к вам приближается большая группа "Хенкелей" под прикрытием истребителей, атакуйте". Мартыненко передает по радио: атакуем восьмеркой. Казаков атакует "мессеров". Мы врываемся в строй "Хенкелей". Завязывается невообразимая карусель, трудно было уследить, кто, где и что делает. Мы видели как бомбардировщики один за другим, сбрасывали бомбы на свои же войска и тут же разворачивались на обратный курс. Атаки продолжаются.

Мартыненко сбивает "Хенкеля", второго поджег Кравцов, Казаков сбивает "мессершмитта". Немец уходит на запад, мы продолжаем атаки. Немецкая зенитная артиллерия открыла сильный заградительный огонь: кругом зрывы зенитных снарядов. Раздался оглушительный взрыв в кабине моего самолета. На какую-то долю секунды я потерял сознание, когда очнулся, понял, что моя машина беспорядочно падает. Прыгать! Отстегнул ремни и тут же мелькнула мысль: "Куда прыгать? Ведь подо мной немцы!" Пытаюсь остановить падение самолета, нажал на сектор газа, мотор работает на прежних оборотах, понял что перебита тяга сектора газа. Даю полностью рули на вывод, не выходит из штопора. С третьей попытки самолет послушался рулей и перешел в пикирование. Затем вывел самолет в горизонтальный полет, посмотрел на прибор - высота 300 м, рядом была смерть, еще один виток, и я вместе с самолетом был бы в земле. Оглянулся и вижу в левой плоскости большую дыру.

Застегиваю привязные ремни, делаю левый разворот, беру курс 50° и следую на свою территорию, восстанавливаю ориентировку. Беру курс на Купянск, здесь базировался штурмовой полк нашего корпуса. Подлетаю к аэродрому, пытаюсь выпустить шасси, не выпускаются, перебита гидравлика, вся смесь вытекла. Выполняю виражи над аэродромом, чтобы с земли обратили внимание, что самолет подбит. С воздуха заметил, как к границе аэродрома подъехали санитарная и пожарная автомашины. Принимаю решение произвести посадку рядом с аэродромом на фюзеляж.

Захожу на посадку, с расчетом, чтобы приземление произвести в рожь, на уравнивании выключаю магнето, мотор остановился. Все внимание посадке, до земли остается один метр, еще несколько секунд, и, самолет коснется земли. Упираюсь левой рукой в левый обрез козырька кабины. Земля мчалась навстречу, мягкое касание колосьев, затем касание земли. Резкий удар! Самолет развернуло, я резко ударился о борт машины. Еще одна неровность, и снова разворот, - "лавочкин" попадает в яму. Все заволокло землей и пылью. Отбит радиатор, отвалился хвост, кабину мою накрыло хвостовой частью самолета, мелькнула мысль, не загорелся ли мой самолет, понюхал - гарью не пахнет, на душе стало легче. Сижу в кабине, весь в крови, в лицо меня не узнать, - похож был на чучело, вытащенное из грязного болота. С полкового наблюдательного пункта сдедали за моим полетом. К месту посадки бежали летчики, техники штурмового авиационного полка. Быстро подъехали санитарная и пожарная автомашины. Вытащили меня из кабины и на санитарке доставили в санитарную часть. Срочно была сделана операция. Из моей левой ноги и руки было изъято более тридцати осколков.

По возвращении группы с задания, мой ведущий доложил, что я сбит, видел мое падение, - я с самолетом врезался в землю и сгорел. В полку меня считали погибшим, через три дня узнали, что я жив и лежу в лазарете раненый. Ко мне прилетел командир полка подполковник Муштаев. Я ему доложил как все произошло. Он мне пожелал быстрейшего выздоровления.

В санитарной части я пролежал три недели. Когда твердо встал на ноги, меня отправили в полк. Короткий отдых.

Началась подготовка к Курско-Белгородской операции. Я снова в боевом строю. Когда я вернулся в полк после лечения, мои боевые друзья рассказывали, что в воздушных боях под Изюмом погибли два наших летчика. Командир эскадрильи капитан Мартыненко В.С. Хороший боевой командир, опытный летчик, на счету которого было сбито более десяти фашистских самолетов. А на второй день был сбит и погиб старший летчик нашей эскадрильи Леша Казаков. На счету у него было шесть сбитых фашистских самолетов. Два мужественных летчика отдали свою жизнь за счастье своего народа, за нашу Родину. Командиром второй авиационной эскадрильи был назначен старший лейтенант Горбунов Н.И.

Из Сватово наша эскадрилья перелетела на полевой аэродром Лантратовка. Началась подготовка к Курско-Белгородекой операции.

Над огненной дугой

Напряженная обстановка на Белгородском направлении с мая 1943 года с каждым днем становилась все более тревожной. Поднявшись в воздух, мы видели, что с запада в эту сторону идет бесконечный поток вражеских войск, а на аэродромах, где еще недавно вражеской авиации не было, появилось множество самолетов. Назревала ожесточенная битва, но когда она разразится, можно было только предполагать. Политработники проводили беседы в эскадрильях. Командир полка и его заместитель по политической части майор Резников также беседовали с летчиками, техниками. Шел разговор о напряженной работе на земле, о скорой жестокой схватке с врагом. Настроение у всех было приподнятое, боевое. Многие товарищи подали заявления с просьбой принять и ряды ВКП(б). По эскадрильям дежурили мы на аэродроме. Ждем команду с КП на вылет. В первый день битвы наша авиаэскадрилья сделала четыре вылета на сопровождение штурмовиков. Июльским вечером зарницы полыхали у переднего края. Шла ожесточенная перестрелка артиллерии. На следующее утро первая эскадрилья еще не успела принять готовность номер один, как последовала команда на вылет. За ней через двадцать минут взлетела вторая. И так в течении всего дня: вылет за вылетом, и в каждой из них схватки с превосходящими силами врага. 4 июля полку была поставлена задача прикрыть 27 штурмовиков, которые должны нанести бомбовый удар по аэродрому Основа (Харьков). Наша эскадрилья в составе 10 самолетов - ведущий капитан Горбунов - вылетела и шла в непосредственном прикрытии, 1-я эскадрилья во главе с командиром АЭ майором Петровым шла впереди нас, блокировала аэродром. Наша группа вместе со штурмовиками все ближе подходила к цели. Выбрав момент, я бросил взгляд на аэродром, - все стоянки были забиты вражескими самолетами. При подходе к аэродрому зенитная артиллерия открыла заградительный огонь, штурмовики с пологого пикирования открыли огонь из пушек и реактивных снарядов, а затем сбросили бомбы. Весь аэродром в огне и дыму. Горели самолеты, взрывались цистерны с горючим. В воздухе появилась шестерка "мессеров", с которыми завязала бой группа Петрова. Наше внимание - не допустить вражеских истребителей к "Илам". В воздушном бою Петров поджег один Ме-109, второго "мессера" сбил Олег Смирнов. Получил повреждения самолет Петрова, ведомый прикрывает своего ведущего до переднего края. Комэск произвел посадку на фюзеляж на своей территории. В этом налете было сбито два штурмовика, которые упали на границе аэродрома. Мой самолет получил несколько пробоин от разрывов снарядов зенитной артиллерии.

 

После детального разбора этого вылета, осмотра и заправки самолетов горючим и маслом, началась подготовка к следующему вылету. На моем самолете не успели залатать дырки, как поступила команда шестеркой "лавочкиных" прикрыть 18 штурмовиков. Через полтора часа мы снова в воздухе. Идем вместе с "Илами" на штурмовку войск. Повел нас заместитель командира 2 АЭ старший лейтенант Кравцов. Я вылетаю (в составе) второй пары, третья пара - во главе с Леней Капустянским. Высота полета 1200 м. Я иду с правой стороны штурмовиков, Митя немного левее, Леня - выше нас метров на 300.

Линию фронта пролетели южнее Прохоровки, вокруг нас море огня: дым от разрывов снарядов закрывает горизонт, просветов между ними нет, земля и небо, - все в огне. "Вот это дело....Но как все-таки пройти завесу огня" - тревожные мысли непрошенным страхом вползают в душу... Однако мы прорываемся и выходим на цель. Бомбы, реактивные снаряды обрушиваются на врага, на земле взрывы, огонь, дым. Пыль, поднятая "Илами", неподвижно висит серыми столбами. Штурмовики перестраиваются и замкнув круг, поливают цели пулеметно-пушечным огнем.

Мы зорко внимательно следим за воздухом, успевая при этом наблюдать и работу наших товарищей внизу, почти у самой земли. В воздухе появились вражеские истребители, которые пытались остановить штурмовиков на выходе из пикирования. Слишком велик у немцев страх перед "летающими танками" - нашими штурмовиками. Голос командира нашей группы Мити Кравцова" "Горбатые", не растягивайтесь!" Я заметил справа пару "мессеров",которые идут на сближение со штурмовиками. Доворачиваю вправо и сближаюсь с ведомым Ме-109, открываю огонь с близкой дистанции, сбил его, ведущий "месс" набором высоты пытался уйти. Сверху атакует Леня Капустянский, сбивает второго. В короткой схватке противник, потеряв два самолета, выходит из боя, вторая пара "худых" не приняв боя, ушла в западном направлении.

Нашему полку наряду с другими задачами приходилось прикрывать войска на поле боя, барражировать над железнодорожной станцией Купянск.

Напряжение огромное: выходы на задание чередуются с дежурством на аэродроме. Летчики с рассвета до темноты в самолетах. Механики и техники находятся или в ожидании машин с задания, или готовят их в очередной полет. Они едва успевают заправить наши истребители горючим, боеприпасами и провести послеполетный осмотр. Самолет еще сруливает с посадочной полосы, а механик уже бежит навстречу. Лицо его озабоченно и одновременно светится радостью: жив командир, цел, может невредим и его верный и надежный товарищ - боевая машина. Когда наступает летний вечер и мы, усталые от перегрузок, ложимся спать, технический состав приводит боевую машину в порядок, осматривает все детали самолета, мотора, радиооборудования. А оружейники осматривают вооружение, пополняют боекомплект. К утру машина должна быть готова к сражению в воздухе.

На второй день с утра 6 Ла-5 - ведущий Митя Кравцов, я иду ведущим второй пары, выше нашей четверки парой Леня Капустянский на высоте 2000 м. Идем на прикрытие своих войск в район Прохоровки. Ведущий группы запрашивает по радио командный пункт командующего 17 ВА: "Сообщите обстановку в районе прикрытия: есть ли самолеты над целью? Как погода?" С земли отвечают: "Над нами безоблачно. На горизонте появились бомбардировщики противника. Торопитесь". Мы уже видим немецкие самолеты. Тремя группами, девятка за девяткой, они идут на высоте 2000-2500 метров.

На флангах "юнкерсов" спереди и сзади, а также над ними по два "мессершмита". Наша группа заняла высоту 2700 м. Кравцов передает по радио: "Миша, атакуй "лапотников". Леня атакуй "мессеров". За мной, в атаку!"

Четверка на встречных курсах левым разворотам стремительно атакует головную девятку "лапотников". Кравцов сбивает ведущего "юнкерса" первой девятки. Гитлеровец не выдерживает наших яростных атак и сбрасывает бомбы на свои войска, уходя на запад.

Вторая стремительная атака. Я сближаюсь с замыкающим второй девятки и с короткой дистанции сбиваю "лапотника", горит второй. Пара Капустянского ведет бой с "мессерами", сбивает "месса". С командного пункта передали по радио: "Молодцы, подойдите к нам поближе. Мы шестеркой развернулись, подошли в зону прикрытия и приняли прежний боевой порядок. Домой возвращались с приподнятым настроением.

На аэродроме нас ожидало поздравление от командующего 17 ВА генерал-лейтенанта Судец В.А.

Небо над огненной дугой было ареной напряженных кровопролитных воздушных схваток. Враг не мог примириться с поражением, которое ему было нанесено под Сталинградом. Фашистские войска надеялись потеснить нас и вернуть утраченные позиции. Инициатива и преимущества в живой силе и технике - на нашей стороне. Господство в воздухе теперь за нами. 5 августа в столице нашей Родины Москве был дан первый в истории минувшей войны солют в честь освобождения Орла и Белгорода, успешного завершения операции на Курской дуге. С того дня салюты в ознаменование побед Красной Армии стали традиционными. Никому из нас не довелось видеть и слышать первый салют. Но сообщение о нем вызвало в нашей среде всеобщее ликование.

Битва за Донбасс

Курско-Белгородская операции завершились, началось сражение за форсирование Днепра. С полевого аэродрома под Краматорском наш полк перебазировался на аэродром Синельниково. Организацию перелета осуществлял новый командир полка майор Онуфриенко Г.Д.. Молодой, энергичный, всегда оптимистически настроенный, прямодушный, он как-то сразу стал душой нашего коллектива. О боевых делах нашего командира мы были наслышаны. Особенно же восхищало нас его летное мастерство, конечно же не ради пилотажа - он был замечательным воздушным бойцом, искустно применял свое мастерство в атаках. Свой боевой путь Григорий Денисович начал под Вязьмой, в должности командира эскадрильи. В небе Москвы он совершил более ста боевых вылетову, сбил 9 вражеских самолетов. За мужество и отвагу ему было присвоено в 1942 году звание Героя Советского Союза. Смело и дерзко сражался с врагом коммунист Онуфриенко. Какой бы трудной ни была обстановка, боевой успех сопутствовал отважному летчику. Но однажды он не вернулся на аэродром. А было так.

В тот день Григорий Онуфриенко во главе четверки истребителей прикрывал наши наземные войска над полем боя. С запада к линии фронта приближалась большая группа вражеских самолетов. На стороне противника - явный численный перевес. Но это не смутило командира, и он без промедления устремился в атаку. После его меткой очереди один "мессер" вспыхнул, опрокинулся на крыло. Внезапный удар оглушил гитлеровцев. Потом, опомнившись, они разделились на группы, стали наседать со всех сторон. Подбита машина ведомого. В неравной схватке Онуфриенко сбивает второго гитлеровца. Но в этот момент и командирский самолет оказался под ударом. Осколочный снаряд разорвался у кабины, горячие осколки впились в голову, лицо, руки.

Будучи раненым, летчик все же сумел перетянуть через линию фронта, еще достало у него сил посадить истребитель на фюзеляж и сознание покинуло его... Очнулся Григорий в медсанбате на операционном столе. Потом его перевезли в Вязьму. Еще не закончилось лечение, а Онуфриенко уже рвался в полк. Помог случай. Он встретил земляка, работавшего диспетчером по эвакуации раненых: "Выручай, отправь в полк, меня ждут!".

Вскоре санитарный самолет доставил Григря на родной аэродром. Выздоровев, он снова включился в боевую работу. Наряду с незаурядными летными качествами и командирской требовательностью Григорию Онуфриенко в высшей степени было присуще чувство войскового товарищества. Ему нравилось быть на людях, с людьми. Умел он и строго спросить и проявить заботу о человеке. Своим примером командир увлекал воздушных бойцов на ратный подвиг, учил тактике неотразимых атак.

 

Весь личный состав полка уважал и любил своего наставника. В штабе его было не застать - он постоянно находился в движении, его можно было застать или на командном пункте, на стоянке самолетов, или же он улетал на боевое задание, все время он был занят делами. Быстрый, энергичный, все его дела и мысли были направлены на успешное выполнение боевых заданий. Он всегда знал где кто в воздухе, а кто готовится к вылету, сколько самолетов исправных и сколько неисправных, когда будут введены в строй.

Григорий Онуфриенко был отличным спортсменом, хорошо сложен, энергичный в движениях, рассудительный и вдумчивый при принятии решений. Не было ему равных в технику пилотирования. Особенно Григорий Денисович любил показать пилотаж на низкой высоте, коронный номером в его пилотаже было на большой скорости и низкой высоте пройти над аэродромом в перевернутом полете вверх колесами. Мы всегда восхищались его умению управлять самолетом.

И надо ли говорить, что мы - молодые 20-21-летние летчики, буквально боготворили своего командира. Сотни его воспитанников умело и отважно сражались на фронтах Великой Отечественной войны, восемь летчиков полка стали Героями Советского Союза, а Николай Скоморохов дважды удостоен геройского звания, впоследствии его воспитанники командовали частями, соединениями. А Николай Михайлович Скоморохов стал маршалом авиации, доктором наук, профессором. Все мы благодарны судьбе за то,что в начале нашей боевой фронтовой службы рядом с нами оказался такой храбрый бесстрашный летчик, замечательный человек. Отец Онуфрий, как - любовно называли все однополчане своего командира, хотя он был старше нас всего на 5-6 лет.

Войска нашего фронта нацелились уже на Днепропетровск и Запорожье.

Полк перелетел на полевой аэродром Тургеневка - обычное ровное поле на окраине одной деревушки. От Днепра километров двадцать. 23 сентября 1943 года всесоюзное радио передало радостную весть. Освобожден от немецко-фашистских захватчиков город Ново-Московск. 295-й истребительной авиационной дивизии, принимавшей активное участие в его освобождении, было присвоено имя этого украинского города (в эту дивизию входил наш полк). В те дни армейская газета писала о боевых действиях наших летчиков, которые отличились в боях.

Нашему полку наряду с другими задачами приходилось прикрывать войска на поле боя, барражировать над железнодорожной станцией Синельниково, где производилась выгрузка боевой техники и войск. Напряжение огромное; выходы на задание чередуются с дежурством на аэродроме. Летчики с рассвета до темноты в самолетах. Механики и техники или в ожидании машин с задания, или готовят их в очередной полет. Они едва успевают заправить наши истребители горючим, боеприпасами и провести послеполетный осмотр.

Самолет еще сруливает с посадочной полосы, а механик уже бежит навстречу, лицо его озабоченно и одновременно светится радостью: жив командир, цел, а может и невредим его верный и надежный товарищ - боевая машина.

Когда наступает осенний вечер и мы, уставшие от перегрузок, ложимся спать, технический состав буквально ночь напролет делает все возможное и невозможное для поддержания боевых машин в полной готовности к сражениям в воздухе.

И так каждый вылет, день за днем, месяц за месяцем, а из них складываются тяжелейшие годы войны.

В сентябре месяце1943 года четверка "лавочкиных" дежурили на аэродроме в первой готовности, в кабинах самолетов. С командного пункта полка взметнулась зеленая ракета. Запускаем быстро моторы, первой взлетает ведущий четверки Петя Якубовский, за ним, - его ведомый Володя Мещеряков, второй парей взлетаю я с Лешей Драревым. С командного пункта полка передали по радио: "Направляйтесь к линии фронта и установите связь с командным пунктом командующего 17 В". При подходе к заданному району с земли по радио передали: "Соколы", на высоте 1200 метров над переднем краем наших войск находится корректировщик. Фокке-Вульф -189, "рама", корректирует огонь немецкой артиллерии, которая бьет по нашим войскам. Немедленно уничтожить вражеский самолет". При подходе к линии фронта мы заметили самолет противника, быстро пошли на сближение с "рамой". Петя передает по рандио: "Окунь" прикрой меня, начинаю атаку". Понял, прикрываю. Слежу внимательно за воздухом, нет ли поблизости вражеских истребителей. Якубовский сближается с "рамой" открывает огонь. Стрелок с "фоккера-189" открыл ответный огонь, повредил мотор нашего ведущего, и Петро передает повторно по радио: "Миша, мой самолет подбит, выхожу из боя, следую на аэродром". Его ведомый ушел со своим напарником, прекрывая его. [36]

С командного пункта последовала команда: "Окунь", добейте "раму", не дайте ей уйти". "Вас понял, атакую. Леша, смотри внимательно за воздухом". Доворачиваю мгновенно свой самолет, иду со снижением, сближаюсь с вражеским корректировщиком. Дистанция 50-70 м. Открываю огонь из пушек, снаряды достигли цели, стрелок прекратил ответную стрельбу, но "рама" летит, надо добить. Делаю отворот вправо, а затем доворачиваю влево, начинаю сближение метров с 50 открываю повторно огонъ, - от левого крыла корректировщика, крошась, отлетает консоль, горит левый мотор.

"Рама" резко накренилась перешла в штопор, камнем идет к земле, оставляя за собой шлейф дыма, врезается в землю и взрывается. Чувство неудержимой радости охватывает меня. Счет сбитых вражеских самолетов постепенно увеличивается.

С командного пункта передали: "Окунь" сработал хорошо, молодец. Поздравляем с победой"!

После посадки на аэродроме первым подошел и поздравил меня с победой мой боевой друг "курсант" Петр Якубовский. У нас давняя дружба, в 1940 году вместе поступили в Борисоглебское авиационное училище, азы летного дела осваивали в одной эскадрилье, отряде, в разных звеньях, в казарме кровати у нас были рядом. С подъема и до отбоя, шагали в строю на занятия и на полеты. После окончания училища уехали в запасной авиационный полк. Из 3 АП были направлены в 31 истребительный полк, во вторую авиационную эскадрилью. В марте 1943 года прилетели на фронт, с боями прошли от Донбасса до Вены. Петр закончил войну в должности командира эскадрильи, я закончил войну командиром звена. Мой друг получил звание Героя Советского Союза в 1944 году. Мне было присвоено звание Героя в 1945 году. Впереди нас ждут ожесточенные воздушные бои. Боевая работа начиналась с рассвета и до наступления темноты, передышка наступала только тогда, когда из-за плохих метерологических условий мы не могли выполнять боевые вылеты, таких дней на нашем фронте было мало.

Все дни жили дружной боевой, крепкой монолитной семьей, по правилу: один за всех, все за одного. Особенно крепкая дружба была у нас Леней Капустянским, с которым я познакомился во втором запасном авиационном полку на ст. Сейме, а затем после переучивания на самолете Лагг-3, нас направили в 31 истребительный авиационный полк. При распределении мы были направлены во вторую эскадрилью, в составе которой прилетели на фронт и начали воевать. Леня был хороший летник, уважаемый всеми в полку, по характеру спокойный. Немного застенчив, своим поведением и красотой он нравился нашим девушкам. У нас с Леней дружба была мужская, крепкая, фронтовая. Друг о друге знали все: кто о чем мечтал, к чему стремится. А стремление у нас было одно - больше сбить вражеских самолетов, не подвести друга в бою, воевать по правилу сам погибай, товарища выручай. Но в своей дружбе от коллектива не отходили аоборот, наша дружба помогала укреплять войсковое товарищество. Среди воинов эскадрильи, она была частицей этого товарищества. Помню, однажды мы вылетели на боевое задание, летели в паре на разведку войск противника. Перелетели линию фронта, шли по направлению своего аэродрома, и вдруг по радио слышу: "Миша, севернее Днепропетровска, километров тридцать от нашего маршрута моя родина, где проживают мать с сестрой, давай залетим, очень хочется посмотреть на свой дом с малой высоты полета, и есть ли кто в живых, цел ли дом". Я дал согласие.

 

Легли влево, взяли курс к деревне моего друга. Подошли к большому населенному пункту, Леня передает по радио : "Миша, вижу дом мой цел. Снижаюсь до малой высоты, ты находись выше". Я остался на высоте 500 м, внимательно слежу за его полетом.

Леня выполнил несколько виражей над своим домом. Услышав шум моторов на нас обратили внимание жители деревни. Леня узнал свой дом, с низкой высоты рассмотрел лицо своей матери и сестры. Радостные и довольные успешными действиям, а мой друг с высоты полета посмотрел на свой дом и родных, мы взяли курс на свой аэродром, доложив командованию полка о выполнении задания, а затем Леня подошел к командиру полка, рассказал ему, что мы залетали к нему на родину. Григорий Денисович сделал нам соответствующее внушение за то что мы отклонились от маршрута. Больше такой самодеятельности не допускать. Хорошими боевыми качествами обладал мой друг Леня, хорошо видел в воздухе, он всегда первым замечал на большом расстоянии вражеские самолеты, что всегда помогало в бою, так как заметив первым врага ты имеешь преимущество при правильном построении маневра, набрать удобную высоту для атак, увеличить скорость, первому нанести удар по вражеским самолетам. Леня считался в полку грамотным тактически и храбрым летчиком. С ним можно было летать на самые сложные ответственные задания. Более ста боевых вылетов сделал я с ним, и все вылеты были успешными.

Опытный воздушный боец, к каждому боевому вылету готовился тщательно, продумывал все вопросы: с какой стороны подойти к цели, какую держать высоту и скорость. У нас с ним был одно правило: "скорость - залог твоего здоровья". Так мы всегда делали, так и учили своих подчиненных.

На боевом счету моего друга 12 лично сбитых вражеских самолетов и 56 групповых боев, он совершил 250 боевых вылетов. Награжден шестью боевыми орденами, из них тремя орденами Красного Знамени. Из-за ранения, которое он получил в боях за Родину при освобождении Молдавии, Капустянский продолжительное время не мог выполнять боевых заданий, но после госпиталя попробовал летать на истребителе. Ранение оказалось настолько серьезным, что он вынужден был перейти на трофейный "Физлершторх". Леня хорошо освоил его, иногда перебрасывал на нем различные грузы и людей. После войны в конце 1945 года Капустянский уволился в запас по состоянию здоровья. На трудовом фронте он так же как и на войне трудился честно. За ратный труд в послевоенное время он был награжден орденами Октябрьской революции и Трудового Красного знамени.

От Днепра до Днестра

В октябре месяце на КП полка меня вызвал командар полка Г.Д. Онуфриенко и поставил боевую задачу. Раскрыв полетную карту, показал карандашом вдоль голубой жилки. Это Днепр, здесь на острове Хортица вражеские укрепления. Надо их сфотографировать. Результаты работ. Результатами разведки интересуется командующий фронта. Подумай со своим ведомым лейтенанто Дударевым, как будуте фотографировать и доложите мне свои соображения. Подготовили самолеты и полетные карты, выбрали маршрут полета, заход на цель, доложили командиру полка, и полетели на разведку.

Мне было хорошо известно, что Хортица была сильно прикрыта зенитной артиллерией и вдобавок с воздуха этот район прикрывался фашистскими истребителями.

Вырав маршрут полета, я с ведомым Лешей Дударевым вылетел на боевое адание. Набрав высоту 3000 м мы пересекли линию фронта южнее Запорожья, заход на остров Хортица выполнили с запада, по-видимому немцы нас не ожидали с этого направления, поэтому огонь зенитки открыли, когда я лег на боевой курс для фотографирования. При отходе от цели нас пыталась атаковать пара "мессеров". Но у нас скорость была больше, чем у Ме-109, перехватить нас они не смогли. Вернулись на аэродром с хорошими разведывательными данными, на следующий день девятка штурмовиков нанесла удар по вражеским войскам и артиллерийским позициям, которые были размещены на этом островке.

В конце декабря 1943 года наш полк перелетел на полевой аэродром Соленое. В те дни армейская газета "Защитник Отечества" писала о боевых подвигах, отваге братьев по оружию. Из очередной почты мы узнавали о героических подвигах, которые совершали летчики-истребители.

Шестерку "лавочкиных" на прикрытие наших войск повел заместитель командира эскадрильи Олег Смирнов. Прикрывая свои войска южнее Кривого Рога летчики заметили что с запада к линии фронта подходит 6 ФВ-190. Заняв выгодную высоту, не раздумывая, атаковали "фоккеров". С первой атаки Олег сбивает ведущего. Остальные, не приняв боя, повернули обратно.

Вскоре в районе прикрытия появилась новая группа. Смирнов со своим ведомым Поповым атаковали эту группу, сбивает второго "фоккера". Михаил Попов, отбивая атаку от своего ведущего, повредил ФВ-190, который с дымом ушел в западном направлении. Смирнову и другим летчикам полка было у кого учиться мастерству воздушного боя, хватке истребителя.

В нашем полку служили и храбро воевали прославленные советские асы - Григорий Онуфриенко, Николай Краснов, Николай Горбунов и другие. У них за плечами был богатый боевой опыт. Весеннее наступление войск 3-го Украинского фронта, несмотря на сильную распутицу, успешно продолжалось.

Все дальше на запад уходил фронт. Освобождены Херсон, Николаев, Вознесенск. Наши войска сосредоточились на правом берегу Южного Буга для дальнейшего наступления в направлении Раздольная - Одесса. Неудобства весенней распутицы не только затруднит движение наступающих войск, они сказывались и на действиях нашей авиации. На один и тот же аэродром садились части различных соединений.

Прошло несколько дней. Одесса стала нашей. Мы перебазировались на полевые аэродромы, сначала в Рауховку, затем в Раздельную. По ходатайству командира полка Онуфриенко летом 1944 года из 164 авиаполка к нам был переведен на должность командира 1-й эскадрильи хороший воздушный боец Н.М. Скоморохов.

Основной костяк 1-й АЭ составили: Виктор Кирилюк, Василий Калашонок, Олег Смирнов. Это закаленные в боях бойцы, которые на своем счету имели по несколько сбитых вражеских самолетов. Хорошо зарекомендовали себя в боях и молодые летчики, которые пополнили эскадрилью: комсомольцы Владимир Панков, Иван Филиппов, Алеша Маслов и коммунисты Борис Кисляков и.Николай Козлов.

Вылеты полка на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, наносящих удары по войскам противника продолжались, но фашисты нас тоже не забывали.

Так, в конце мая на наш полевой аэродром Раздельная был произведен налет вражеской авиации. Погода была как по заказу: солнце сияло весело и приветливо, легкая дымка быстро прогревалась и превратилась в реденькие кучевые облака, тающие на глазах. После полудня первая эскадрилья ушла с "Илами" на задание, третья дежурила на аэродроме, а наша готовилась к очередному вылету.

Самолет стоял в кустарнике, замаскированный сверху накинутой сеткой. Механик Иванченко, открыв капот, забрался на центроплан и что-то начал проверять в моторе. Я подошел и поинтересовался, что он делает и предупредил его, что через 20-25 минут самолет должен быть готов к вылету. Неожиданно послышался отвратительный с нарастающим завыванием свист и вой падающих бомб. Мы с механиком замерли на месте, пытаясь определить направление удара. Сильный взрыв раздался на восточной окраине аэродрома. И я увидел в синеве весеннего неба шестерку фашистских самолетов. Они подошли к нашему аэродрому со стороны солнца бесшумно, как планеры, опускаясь с огромной высоты при работе моторов на малых оборотах.

Не успели мы еще сообразить, что предпринять, как вблизи прормел взрыв второй серии бомб! Самолет мой вздрогнул; это осколки авиабомб ударили по мотору. Механика моего как ветром сдуло - он скатился по плоскости на землю, и мне показалось даже, что он убит. Подбежав к нему я потряс его за плечи: "Ты жив, ранен?"

 

- Живой - прокричал он - воздушной волной сбило! Мы бросились в большую щель. Я поднял воротник куртки, закрыв им шею и лицо, будто от холодного ветра, а сам все следил глазами за самолетами и бомбами, падающими вниз. Снова свист и завывание. "Ложись, Иванченко!"

Он послушно ложится, я падаю рядом, вжимаюсь в землю всем телом, напрягаю мускулы. И так хочется в эти секунды, чтобы земля прогнулась хоть на несколько сантиметров и укрыла тебя от падающих бомб. Ударная волна отрывает меня и моего механика от земли, приподнимает на мгновение, кажется, что мы зависли в воздухе, а потом какая-то необоримая сила снова бросает нас вниз. Еще два раза падали мы на землю под свист и завывание бомб. Но до щели так и не добрались. В этом налете на наш аэродром участвовало две шестерки "фоккеров", которые шли друг за другом с интервалом 2-3 минуты. Сбросив бомбы замедленного действия, которые взрывались после того, как самолеты врага успешно уходили на запад. Взрывам, казалось, не будет конца. Через несколько минут наступила тишина. Мы с Иванченко быстро подбежали к самолету. Увидели пробоину в капоте мотора, вскрыли его, и увидели, что повреждены два цилиндра. На следующий день мой самолет был в полной боевой готовности.

В июле месяце 1944 года наш полк перебазировался на полевой аэродром Тростенец.

Мы на границе Молдавии вблизи Днестра. Прекрасная пора, все цветет, хорошо греет солнце. Наступила незначительная передышка, проходили бои местного значения. Войска фронта готовились к Ясско-Кишиневской операции.

И вот наступил день 20 августа. Утром тысячи орудий и мин обрушились на узком участке фронта по фашистским захватчикам. Удар был настолько сильным, что пыль и гарь поднималась до 2000 тысяч метров. После артиллерийской подготовки вступила в работу авиация.

Одна группа штурмовиков заканчивала работу, породила вторая, и так весь день в напряжении. Мы вылетаем на сопровождение "Илов", затем идем на прикрытие своих войск, выполняем по 4-5 вылетов в день.

20 августа во главе четверки на излучину Днестра в район Дубоссар вылетели на прикрытие своих войск. Ведущий - командир эскадрильи капитан Горбунов, его ведомый лейтенант Мещеряков и я с Лешей Дударевым. При подходе к переднему краю с командного пункта передали по радио: "Соколы", будьте внимательны, с запада к вашему району подходит большая группа бомбардировщиков под прикрытием истребителей". Горбунов передает по радио: "Я - "волк", приготовьтесь к бою, набираем высоту. Через считанные секунды сближаемся с Ю-87 с доворотом влево. Сближаемся с девяткой "лапотников" с первой атаки. Горбунов сбивает Ю-87, который загорается и врезается в землю. Остальные "Юнкерсы" в панике сбрасывают беспорядочно бомбы. Со второй атаки я поджег 'второго "лапотника". Сверху на нас навалились 6 "фоккеров", началась карусель. Горбунов с близкой дистанции сбивает ФВ-190, а второй "фоккер" зашел в хвост к Горбунову и дал очередь. По-видимому снаряды попали в кабину, наш командир получил ранения. Успел передать в эфир: "Я, "Волк" тяжело ранен, мотор не работает, иду на вынужденную". Мещеряков поздно заметил второго "фоккера" и не успел отбить его от командирского самолета. Мы тройкой прикрываем посадку Горбунова. Его самолет быстро снижается и приближается к земле, при приземлении самолет грубо ударился о землю, прополз на фюзеляже метров 150 и остановился. Мы делаем вираж над приземлившимся самолетом, я внимательно смотрю из кабины "лавочкина". Наш командир не вылезает. Начал запрашивать по радио: "Волк", "Волк", "Волк", я - "Окунь, я - "Окунь", как меня слышишь". Ответа мы не услышали. Выполняем еще один вираж, признаков жизни наш командир не подавал. Убитые горем мы тройкой вернулись на свой аэродром, произвели посадку. Зарулив на стоянку, выключив моторы, я пришел на командный пункт, доложил как все это произошло. Онуфриенко, выслушав наш доклад, сказал что вы не дали возможность бомбить наши войска самолетам противника, в бою сбили три самолета противника - это хорошо. Очень плохо, что Вы не уберегли своего командира! В этот же день на наш аэродром был доставлен труп Горбунова. Привезли его артиллеристы на автомашине. На следующий день состоялись похороны. Похоронили мы Николая Ивановича Горбунова на кладбище села Грасово Одесской области. Наше состояние было удрученным. Каждый считал, что повинен в гибели своего командира. Однако война есть война. Как не горюй, как не печалься, надо воевать, бить фашистов - этого требует присяга. Я горестно молчал, вспоминая веселого жизнерадостного Николая Горбунова и пережитые вместе с ним опасности. Н.И. Горбунов был для нас примером мужества, отваги, высокого летного мастерства. За полтора года пребывания на фронте Горбунов сбил 18 вражеских самолетов. Он всегда был готов на любой подвиг во славу отчизны, таким его воспитала Коммунистическая партия, в ряды которой он вступил в грозные годы войны. За боевые подвиги, мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 августа 1944 года Н.И. Горбунову было присвоено звание Героя Советского Союза. А 20 августа он не вернулся с боевого задания. Он погиб, как герой, в кабине боевого самолета во время боев за освобождение Молдавии. Тяжелую утрату понес полк.

Но жизнь идет, и полк снова в боях. В боях на этой злополучной излучине Днестра вместе с нашим полком дерутся полки дивизии. Враг пытался беспрестанно штурмовать с воздуха наши позиции. Он вел разведывательные полеты. В небе то и дело завязывались горячие схватки. К этому времени в полку произошли некоторые перестановки. Командиром 2-й эскадрильи назначили Дмитрия Кравцова, его заместителем Олега Смирнова, командиром звена назначили меня, 3-ю принял старший лейтенант Петр Якубовский. Его разведэскадрилью расформировали, он вернулся в свой родной полк. Командиром звена вместо Смирнова в 1-й эскадрильи был назначен Василий Калашонок.

21 августа при выполнении боевого задания в группе Кирилюка погиб Владимир Панков: ввел самолет в пикирование и не вывел, по-видимому его самолет был сбит зенитной артиллерией. Веселый, энергичный был Володя Панков, но теперь его не было с нами. Одно ясно: он сложил свою голову в бою.

В воздушных боях летчики никогда не оставляли попавшего в беду товарища, рисковали жизнью, чтобы спасти его, если надо - прикрыть собой. Однажды шестерка лавочкиных - ведущий старший лейтенант Шпаченко, вылетели на сопровождение штурмовиков. Неожиданно снизу слева появилась шесть "мессеров"

Наши летчики решительно устремились в атаку. Пара младшего лейтенанта Алексея Артемова и младшего лейтенанта Давыдова сбили по одному стервятнику, но Давыдов был тяжело ранен, самолет получил серьезные повреждения. Превозмогая боль, летчик повел самолет на свой аэродром. Старший лейтенант Шпаченко, сбив еще один фашистский самолет и выйдя из атаки, стал сопровождать раненого товарища и прикрывал его до тех пор, пока он не посадил подбитую машину.

У летчиков наших такая порука,
Такое заветное правило есть:
Врага уничтожить - большая заслуга
Но друга спасти - это высшая честь.

По такому закону жили и воевали летчики 17 Воздушной армии и нашего 31 истребительного полка.

Сломив упорное сопротивление противника, войска 3-го Украинского фронта к исходу первого дня расширили участок прорыва и устремились на запад, взаимодействуя с войсками 2-го Уканского фронту. В районе городов Кишинева и Бельцы была окружена большая группировка немцев, которая после трехдневных боев сдалась, вереница пленных двигалась на восток. Через два дня мы уже перебазировались в Модавию на аэродром Манзыръ. Местное население радостно нас встречало. В последующем войска фронта каждый на своем оперативном направлении развивал успех.. 3-й Украинский фронт перегруппировал свои силы на левый фланг, устремились к Бухаресту. Вот и прошел долгожданных час, к которому мы стремились все годы войны: война перекатывается за пределы государственной границы Советского Союза. Ясско-Кишиневская операция привела к тому, что Румыния вышла из войны на стороне гитлеровской Германии и сама объявила войну фашистскому рейху.

 

С Манзыря наш полк перебазировался на полевой аэродром, который находился недалеко от реки Прут. С этого аэродрома было произведено несколько боевых вылетов на разведку войск противника. Немецкие полчища отступали по всему фронту, нам хорошо это было видно с высоты полета. Вражеские самлеты не появлялись в воздухе. Для нас наступила временная передышка, наземные войска стремительно приследуют вражеские силы.

Приказ, которого мы так долго ждали поступил: срочно перебазироваться на румынский аэродром Кэлэраши, город на Дунае, рядом Болгария.

Мы ждем приказа о перебазировании, находимся в полной боевой готовности около своих боевых самолетов, ждем указаний о своих действиях.

Взлетаем, делаем круг над аэродромом и идем на юг. Через тридцать минут полета прибыли к месту посадки. Аэродром километрах в двух от города. Обыкновенный полевой аэродром, имеются небольшие постройки. Вокруг аэродрома - сплошные виноградники.

Войска 3-го Украинского фронта вышли на новое стратегические направление, балканское, и остановились на Дунае в ожидании приказа о дальнейшем наступлении. А по ту сторону Дуная полыхало пламя национально-освободительногв движения болгарского народа, возглавляемого рабочей партией - партией Коммунистов Болгарии.

Под нами Балканы

Находясь на границе с Болгарией, мы продолжали подготовку к грядущим.боям. Тихо и спокойно на болгарской земле. Ни одного выстрела, ни одного разрыва зенитного снаряда. В августе месяце командир полка вызвал меня на командный пункт, поставил задачу выполнить разведку войск и сфотографировать морские порты Бургас и Варну. Уточнив маршрут полета, вместе со своим ведомым лейтенантом Березиным мы парой произвели взлет, над аэродромом набрали высоту 3000 метров и взяли курс на юг. В воздухе спокойно. Погода безоблачная, видимость хорошая, легкая болтанка. По радио предупреждаю Березина: внимательно смотри за воздухом. Я также просматриваю переднюю и заднюю полусферу. Через двадцать минут полета начал просматриваться большой населенный пункт Бургас. Начинаем снижение до высоты 1500 метров. Предупреждаю по радио своего ведомого: "Толя подойди поближе, перейди на правую сторону, начинаем фотографирование, смотри внимательно за воздухом". Стали на курс для съемки, выдержав положенное время, выключил фотоаппарат. Мы взяли курс на Варну, где сфотографировал порт.

Выполняем разворот на 40°, берем курс на свой аэродром. Осматривая нижнюю полусферу, я заметил под нами самолет, следующий с курсом на запад. Мелькнула мысль сбить его, но перед вылетом я был предупрежден, при встрече с самолетами не вступать в бой и не сбивать. Самолеты могли принадлежать дружественной нам Болгарии. Выполнив задания, я доложил начальнику штаба подполковнику Сергееву
подробно о нашем полете.

8 сентября наши войска перешли румынско-болгарскую границу. Радостно встречали болгарские войска своих освободителей, с развернутыми красными знаменами и торжественной музыкой. Население выходило из своих домов с цветами и угощениями.

По всей линии наступления началось стихийное братание. В селах и городах устраивались митинги и демонстрации. В ночь на 9 сентября произошло восстание в Софии, в результате которого к утру власть в стране перешла в руки Отечественного фронта. Новое правительство объявило войну фашистской Германии. Последний раз купаемся в Дунае, разделяющем две соседние страны. После обеда мы начали подготовку к предстоящему перелету. Завтра мы уже будем на новом аэродроме. Эскадрильей идем курсом к Габровнице. Через тридцать пять минут полета мы над Габровницей. Полевой аэродром. Никаких построек. Тишина, вокруг кукурузное поле, слышно пение птиц. Во второй половине дня к нам на аэродром из ближайших сел группами пришло население, девушки и юноши, потом подошли пожилые люди. Местные жители начали осматривать наши самолеты, расспрашивали долго ли мы будем здесь, начали угощать нас фруктами. На аэродроме воцарилось радостное, праздничное настроение.

Так встретиться могли только истинные братья после долгой разлуки. Такие встречи происходили по всей Болгарии. Люди шли и шли, чтобы хоть словечком обмолвиться с нами, посмотреть на нас, дотронуться рукой до машин.

Долго ждали болгары этого часа. И когда он пришел, не сразу поверили своему счастью, еще и еще раз хотели удостовериться, что это действительно так. Под их добрые напутствия уходили мы теперь на задания - облет нового района, разведку болгаро-югославской границы. Да, до Югославии от Горбовницы было совсем недалеко. И снова все понимали, что мы расположились на таком месте неспроста.

Мы вели разведку, помогали Югославской народной армии. Перед заходом солнца, когда вылетов уже не ожидалось, коммунисты полка, летчики, руководящий технический состав собрались около командного пункта на открытое партийное собрание. На повестке стояло два вопроса: первый - как результативней бить врага, второй - о приеме в ряды ВКП(б). Я очень разволновался, когда парторг зачитал мое заявление и рекомендации. Были заданы вопросы, на которые я ответил. Поступило предложение коммуниста Кравцова принять. Проголосовали единогласно. Я был счастлив, счастлив потому, что отныне я принадлежу многомиллионной армии коммунистов. Товарищи по эскадрилье тепло поздравляли меня с вступлением в партию и получением партийного билета.

Советские войска, приветствуемые болгарским народом, вступили в Софию.

Освободительный поход в Румынию и Болгарию завершился. В первой половине сентября 1944 года противник начал отводить свои части с юга Болканского полуострова. По отходившим войскам противника мы группами вылетали на штурмовку, уничтожали живую силу и технику противника. Началось освобождение Югославии. В обстановке высокого политического подъема личного состава, вызванного приказом о переходе болгаро-югославской границы и продолжении освободительной миссии, летно-технический состав полка трудился день и ночь.

3 октября моему звену было приказано выполнить боевое задание, произвести разведку войск противника в районе города Ниш (Югославия). Выполнив задание мы четверкой возвращались на свой аэродром.

С командного пункта полка передали по радио: "Окунь" с курсом 230° на высоте 2000 метров восточней Гобровнице прошел "мессершмит", смотрите внимательно за воздухом". "Вас понял, я "Окунь". Осмотрев кругом воздушное пространство, вскоре я заметил вражеский самолет. "Я - "Окунь", вижу самолет слева, идем на сближение". Убедился точно, что это Ме-109 следует с курсом в юго-западном направлении. Делаю доворот влево, сближаюсь до 150 метров, даю длинную очередь из пушек вдоль левой стороны фюзеляжа. "Месс" делает разворот вправо и следует со снижением по направлению к нашей точке, покачивая с крыла на крыло. Поступила повторная команда: "Окунь, не сбивать, надо его посадить, следите внимательно, не упускайте". Мы четверкой зажали его с двух сторон в клещи, довели его до аэродрома, эволюций своего самолета я показал ему куда надо садиться. "Мессершмит" выпустил шасси, выполнив маневр для захода на посадку, с первого захода расчет сделал с большим перелетом, ушел на второй крут. Мы идем с ним рядом, повторяя второй заход. Летчик вражеского самолета чувствуется нервничает. Со второго захода летчик вражеского самолета произвел расчет с большим перелетом, посадку с большим "козлом", при повторном касании правой консолью зацепил за землю, на пробеге выключил мотор, выкатился за границу аэродрома в кукурузное поле. Быстро подошла машина, немецкого летчика доставили на КП, е109Г-6, который оказался новинкой фашистской авиации, на нем был установлен радиолокатор и другое новейшее оборудование. Самолет был отбуксирован на стоянку. После посадки нашей четверки, я явился на командный пункт для доклада, где увидел немецкого летчика. Он стоял вялый, раскисший, молчаливо ждал решение своей судьбы. Немец потерял почву под ногами,ему теперь все было безразлично.

 

Да, всесильное время активно работало на нас. Колесо истории, несшее всесокрушающую силу возмездия, неудержимо катилось к Берлину. В первых числах октября полк перебазировался с аэродрома Габровница в Брегово.

Брегово - небольшой зеленый городишко, расположившийся на стыке границ Румынии, Болгарии и Югославии. Болгарские друзья и здесь нас встречали по-братски. Болгары задают вопросы о нашей стране, о войне, сами рассказали о невыносимой жизни при гитлеровской оккупации, благодарили нас за освобождение их страны от фашизма.

С Друкарями у нас сложились братские дружественные отношения. В Брегово мы долго не задержались, через два дня мы перелетели на остров Темисезигат, первый аэродром на югославской земле. Обслуживающий батальон прибыл на второй день. В полку было установлено дежурство самолетов. Хотя наши самолеты были недозаправлены бензином, но был полный комплект вооружения. Разместились мы под самолетами как этого требовала обстановка. Погода стояла хорошая, тепло. Как только мы расположились, к нам пришли югославские партизаны, они предложили свои услуги по охране наших самолетов. Развели нас по домам. Сербы нас хорошо принимали, угощали всем, что у них было в доме, мы стеснялись, отказывались от всего, что они нам предлагал. Они и слушать не хотели о том, что мы стесним их, создадим им неудобства.

Мы с Леней Капустянским и Васей Калашонком поселились вдвоем в одном доме. В югославской семье мы чувствовали себя отлично. Всем нам было очень уютно, тепло, хорошо. С утра мы уходили на аэродром для дежурства. 14-20 октября начались ожесточенные бои за освобождение Белграда. Удар по столице наносили 4-й механизированный корпус генерала В.И. Жданова и 1-й и 12-й корпуса Народно-Освободительной армии Югославии. В эти дни мы буквально не покидали кабины своих самолетов. Вылет следовал один за другим, в основном на штурмовку, поскольку фашистской авиации в воздухе было мало. Перед вылетом нас предупреждали о необходимости действовать так, чтобы избегать разрушений в городе и жертв среди мирного населения. В этот период отличились многие летчики нашего полка, особенно Якубовский, Скоморохов, Смирнов, Калашонок, Кирилюк, Маслов и другие. Дом за домом, улицу за улицей, квартал за кварталом очищали Белград от фашистов советские и югославские войска. К исходу 20 октября Белград был освобожден. С тех пор этот день отмечается как знаменательная дата в жизни югославского народа.

К ним пришла и утвердилась на этой прекрасной земле долгожданная свобода, за которую отдали свои жизни лучшие сына Югославии, сложили головы многие советские войны.

За участие в боях по освобождению Белграда на знамени нашего полка к Ордену Кутузова Ш степени прибавился орден Багдана Хмельницкого II степени. Награда вдохновляла нас к новым победам. 23 октября Скоморохову была поставлена задача парой произвести разведку в устье реки Драва. Там же в этом районе был расположен вражеский аэродром Вуковар. Разведка производилась в сложных метеоусловиях, при ограниченной видимости, однако опытному воздушному бойцу погода не помешала успешно выполнить боевое задание. На аэродроме они обнаружили большое скопление вражеских самолетов. Выполнив успешно разведку, доложили. Назавтра Онуфриенко повел полк на штурмовку вражеского аэродрома Вуковар. Первую эскадрилью повел Скоморохов, вторую Кравцов. Онуфриенко входил в боевой расчет первой группы. В целях обеспечения скрытного подхода к вражескому аэродрому все были предупреждены соблюдать полное радиомолчание. Подход осуществлялся на высоте 300 метров. Вот и вражеский аэродром. Утренняя дымка закрыла горизонт, и совсем не видно черты, разделяющей землю и небод, а для нас главное - вертикальная видимость: стоянки, что по краям летного поля, буквально забиты "фоккерми" "хенкелями" и другими машинами! Зенитки молчат. Враг, наверное, не ждал нашего появления.

Онуфриенко передает по радио: "Пикируем. Будьте внимательны".

Я иду с Кравцовым своим звеном, с интервалом 1-2 минуты. Удар наш был внезапным, ошеломляющим.

По первой эскадрилье фашистские зенитчики не успели сделать ни единого выстрела. По нашей открыли шквальный огонь. Но безрезультатно. При отходе от аэродрома хорошо было видно как горели вражеские самолеты, взрывались цистерны с горючим. 31 октября мы перелетели на венгерский аэродром Сегед. Начали отсюда ходить на разведку и прикрытие штурмовиков. 1 ноября моему звену было приказано прикрыть девятку Ил-2, которые должны нанести удар по железнодорожной станции, где стояло много железнодорожник эшелонов. При подходе к цели штурмовики стали в круг, начали поливать огнем из пушек, а затем пустили реактивные шарады, горят эшелоны. Ил-2 делают заход, за заходом. Над целью находимся уже 15 минут.. все внимание за воздухом, не теряя из виду "горбатых". Смотрю на бензиномер, горючего остается маловато, только на обратный путь. Передаю по радио: "Горбатые" заканчивайте работу, горючего в обрез".

Ведущий принял мою команду, собрал группу, взял курс на свой аэродром. Отвернул свой самолет и посмотрел на станцию - все в дыму и огне. Передаю по радио: "Молодцы, хорошо поработали". Ведущий "Илов" поблагодарил за прикрытие. Через несколько минут мы подошли к своей точке. Горючего у нас осталось на пределе.

Мой ведомый передает по радио: "Окунь", горючего мало, иду на посадку". Ведущий штурмовиков услашав наш разговор, передает: "Маленькие" спасибо за прикрытие, садитесь первыми, мы за вами".

Мое звено в считанные минуты произвело посадку. Подрулив на стоянку, вижу как с КП полка дали зеленую ракету, через несколько секунд поперек аэродрома взлетает пара "лавочкиных". Слышу передают по радио Артемову: "Смотри внимательно в районе аэродрома два "фоккера". Вижу "фоккеров", атакую". Леша делает доворот влево, сближается, с дистанции 160 метров открыл огонь, сбивает ведущего.Обводит вправо, в прицеле ведомый ФВ-190, дал длинную очередь, загорелся второй, падает и врезается в землю на границе аэродрома. На ведущем самолете находился немецкий полковник, его ведомый обер-лейтенант. Два "фокке-вульфа были сбиты на глазах всех, кто присутствовал в это время на аэродроме. Алексей Артамонов за этот классический бой был представлен и награжден орденом Красного Знамени. На земле его тепло поздравили боевые друзья, за ужином к фронтовым 100 граммам ему добавили еще по столько за два убитых немца. В армейской газете подробно описывался этот бой. На второй день нас перебрасывают в Югославию, теперь уже на аэродром Эчка.

Что за местечко со столь необычным названием? При подходе к нему стараемся рассмотреть его сверху. Крупный населенный пункт, весь в зелени, аэродром рядом, в капонирах стоят сгоревшие "юнкерсы", "фоккеры".

Здесь мы снова чувствуем себя словно на родной земле. Югославы сразу же развели нас по квартирам, предлагали свои услуги. Такое уважительное отношение мы ветречали в Югославии и Болгарии. 7 ноября мы встречалали в Эчке. Вечером состоялось торжественное собрание, на котором присутствовали партизаны и местные жители. С докладом выступил замполит майор Резников. Потом был дан концерт художественной самодеятельности. Закончился вечер торжественным ужином, на котором выступил подполковник Онуфриенко, а затем выступил руководитель партизанской группы. Через несколько дней мы перелетели на выбранный аэродром Стайар. На всю жизнь запомнилось нам это большое село. Оно расположено в низине. Недалеко от него широкий заливной луг. На него-то и посадил нас командующий армии, приметивший с воздуха рову площадку. Оказался луг мягким, насквозь пропитанный дождевой водой. Мы это почувствовали при посадке, после приземления самолет тянуло на нос, колеса шасси проваливались в мягкий грунт, сокращая пробег.

 

Работать с такого аэродрома быдо очень сложно. В этом скоро все убедились.

Взлетало звено из эскадрильи Якубовского. Три самолета оторвались от земли, а четвертый скапотировал. Пилотировавший этот самолет лейтенант Ф.М. Митрофанов, не учел особенностей взлета с такого грунта, действовал как в обычных условиях. В результате машина перевернулась. Митрофанов получил легкий ушиб. Однако всем нам пришлось обратить серьезное внимание на отработку взлета и посадки с такого непривычного для нас грунта.

Дежурства

Онуфриенко доложил в штаб дивизии о том как осложнены здесь наши действия. Ему ответили, что пока перебазировать полк некуда.

Держите пока дежурную пару для крайних случаев. Выделять наиболее подготовленных летчиков.

Вылетев по тревоге с этого аэродрома командир 1-й эскадрильи Скоморохов с ведомым получили команду с наземного пункта наблюдения: "Скоморох", "Дрозд", идите быстрей к нам, подходит большая группа "фоккеров", надо не дать бомбить наши войска. "Я "Скоморох", вижу "фоккеров" иду на сближение". С первой атаки Скоморохов сбивает ведущего ФВ-190, который горящий падает недалеко от командного пункта, делает доворот влево, сбивает второго. "Фоккера" беспорядочно сбросив бомбы повернули на запад. С командного пункта передали: "Благодарим вас за хорошую работу, молодцы. Идите домой".

Поступила команда выделить пару "лавочкиных", немедленно вылетать в западный район. При взлете пары ведомый летчик из 3 АЭ не удержал заданного направления, уклонился вправо, при отрыве задел плоскостью за скирду сена и перевернулся. Летчик повредил позвоночник, надолго вышел из строя.

Полеты с этого аэродрима были прекращены. Онуфриенко созвал руководящий состав полка, чтобы сообща решить, как быть дальше. Было принято решение перебазировать полк на аэродром Самбор, ближе к линии фронта, которая в это время проходила по реке Дунай. Только вот загвоздка: как туда перебраться? Пошел дождь, наш аэродром превратился в болото, покрытое водой. А наземные войска требуют прикрытие. Наш полк единственный в армии так близко расположен к фронту. Как быть?

Взял слово инженер полка капитан Мякота.

- Я предлагаю перевезти самолеты на грузовиках - сказал он. Но предстоит напряженная работа всего личного состава и обслуживающего батальона. Михаил Александрович продолжал:

- Надо отделить крылья, установить самолеты хвостами в кузова автомашин, надежно закрепить фюзеляж, крылья установить по бортам.

Это предложение поддержал замполит майор Резников. Согласился с таким решением Онуфриенко. Началась напряженная работа по разборке, а затем погрузке самолетов.

К вечеру все было готово: поэскадрильно выстроились автомашины с поднятыми на них хвостами истребителей и сложенными в кузовах крыльями. Наступили сумерки, операция "хвостами вперед" началась: мы тронулись в тридцатикилометровый путь к Самбору.

В кромешной тьме по раскисшей дороге медленно продвигаемся к Самбору. Гудят моторы, продолжает моросить дождь, мы и самолеты мокрые, грязные двигаемся к намеченной цели. Если бы кто-то мог это видеть!

К полуночи добрались до нового аэродрома. Работать с него, если не привести его в порядок, нельзя. Своими силами управиться невозможно. Онуфриенко тут же отправляется в Самбор, находит представителей местной власти и просит прислать людей. Через пару часов к нам прибыло около сотни югославских товарищей. К утру все обломки были убраны, воронки засыпаны, грунт в них тщательно утрамбован. Было приятно смотреть с каким усердием работали "братушки". Да иначе и не должно быть, ведь мы воевали вместе с югославскими товарищами, помогали им быстрей освободить их Родину от фашистских полчищ.

К одиннадцати часам командир полка, взлетев первым, лично опробовал аэродром. А после обеда группа за группой уходили истребители на боевое задание, началась напряженная работа, поскольку наш полк оказался расположенным ближе всех к Батинскому плацдарму.

В боях за Венгрию

Гитлеровцы бросали все силы, чтобы уничтожить советские войска, форсировавшие Дунай. Более двух недель длились ожесточенные бои за Батинский плацдарм. В небе вспыхивали воздушные бои. Наши войска продолжали расширять плацдарм, медленно продвигались на запад вдоль реки Дунай ближе к Будапешту. [58]

|2 декабря полк перебазировался на венгерский аэродром Мадочу. Началась битва за освобождение Венгрии. Модача - недалеко от аэродрома. Само село на возвышении, а наш аэродром в низине, а потому сырой и ненадежный. Скоморохов привел свою эскадрилью первой. Затем пришла наша 2-я во главе с Кравцовым. Замыкающим привел своих орлов Якубовский. Быстро рассредоточили самолеты и организовали охрану. Наступил вечер. Никто из местных жителей нас не встречает. Все сидят по своим домам за закрытыми дверьми. Наутро начали выходить из своих домов мадьяры, относились мы к местному населению уважительно. Это поняли потом жители. Советский солдат и за рубежом нашей Родины вел себя достойно, не терял своего достоинства и чести.

А мы как всегда с утра и до темноты находимся у своих боевых самолетов.

Начали выполнять полеты на боевые задания. Моему звену была поставлена задача прикрыть наши войска в районе озера Балатон. При подходе к району прикрытия с командного пункта передали: "Окунь", будьте внимательны, в нашем районе парами ходят "мессеры".

- Вас понял, - еще раз предупреждаю своих друзей усилить осмотрительность в нашем районе.

Веду четверку вдоль линии фронта. Просматриваю пространство, замечаю, "мессеров"

Делаю разворот. Пара "мессеров" идут ниже нас. Предупреждаю ведущего второй пары Лешу Дударева оставаться выше. Вижу пару "худых" и иду в атаку. Понял. Я делаю доворот на 30 градусов с понижением, быстро сближаюсь с Ме-109

На мое сближение они не реагируют, значит не видят. Подошел метров на 100, открываю огонь по ведущему, снаряды ложатся точно. "Месс" горит, делает резко рывок вверх и "сваливается в штопор". Через считанные секунды врезался в землю. Его напарник мгновенно делает переворот и уходит в западном направлении. С командного пункта, подтвердили о сбитом "мессере" и поблагодарили за хорошее прикрытие.

Через несколько дней полк перелетел к новому месту базирования в Кишкунлацхазу ближе к Будапешту. Это аэродром настоящий, бетонированный.

До чего надоели нам размокшие полевые площадки! На них и мы и машины вечно грязные, наша обувь, обмундирование - сырые. А здесь кругом бетон, чисто и уютно и нам и нашим самолетам. В Кишкунлацхазе снова мы занялись своим обычным делом. В декабре месяце в придунайских перелесках погода начала резко ухудшаться. Пройдет мокрый снег, а на второй день туман, ограниченная видимость. Авиация в таких условиях не могла выполнять полеты. Командование наземных войск требует помощи от авиации. А мы не можем взлететь. Вдруг немного прояснилось, временами просматривается солнце. Поступило задание: парой произвести разведку войск противника между озерами Балатон - Веленце, где разгорались ожесточенные бои. На задание командир полка приказал вылететь парой Петру Якубовскому с Лешей Артемовым, наиболее опытным летчикам. Взлетев и набрав высоту 100 метров пара "лавочкиных" взяла курс в заданный район, через 15 минут полета, пролетвлинию фронта, начали внимательно просматривать вражеские укрепления. С малой высоты полета хорошо было видно, что немцы начали подтягивать танки и артиллерию к переднему краю. Выполнив разведку, Петр доложил командиру результаты. После обеда погода улучшилась, поступило приказание командующего армии нанести штурмовой удар по скоплению немецких войск по только что полученным данным, которые разведывал Якубовский. В воздух поднялась девятка "Ильюшиных", повел группу Герой Советского Союза капитан Супоюак, а прикрывать их вылетел шестеркой Герой Советского Союза Якубовский. Через 15 минут полета штурмовики и истребители были над целью. Истребители словно пчелы вились вокруг штурмовиков.

 

- "Горбатые", доверните вправо, в овраге и кустарнике танки - передал Якубовский.

- Петя, понял, атакуем! - ответил ведущий Супонин. "Илы" один за другим входили в пикирование. С воем срывались с балок реактивные снаряды, строчили пулеметы и пушки, летели стокилограммовые бомбы. То с востока, то с запада заходила группа на цель. Зенитки неистово били по самолетам, но шапки разрывов оставались вверху, а самолеты были ниже. Выполнив шесть заходов Супонин скомандовал: "атаку закончить, сбор". Штурмовики пристроили к ведущему и начали отходить от цели.

Якубовский передал по радио: "Молодцы, работали отлично". Только группа собралась и взяла курс обратно, неожиданно появилась четверка "Фокке-Вульфов-190. Пара "фоккеров" пытается атаковать штурмовиков снизу. Якубовский вовремя заметил это и своей парой стремительно идет на сближение с "фоккером" и с дистанции 150 метров открыл огонь из пушек. Ведущий "фоккер" перевернулся на спину, вошел в отвесное пикирование и врезался в землю. Остальные ФВ-190, не приняв боя, ушли в обратном направлении. Шестерка "лавочкиных", сопроводив Ил-2 на аэродром, прикрыв их посадку, вернулись на свою точку. За успешное выполнение этого полета ведущим групп была объявлена благодарность командующим 17 ВА.

Назавтра бой

В ходе воздушных стычек нам часто стали встречаться "мессершмитты" с желтыми коками. Таких самолетов мы на своем участке фронта пока не встречали. По-видимому, немцы перебросили их с запада, для подкрепления. Ходили они, как правило, парами. Появлялись всегда неожиданно, в разгар боя, стремительно на больших скоростях производили атаки, быстро исчезали, чтобы тут же вновь появиться с самой невыгодной для нас стороны.

Командир полка собрал летный состав и предупредил всех что на нашем участке появилась новая группа вражеских самолетов, ходят они парами, коки окрашены в желтый цвет, надо всем быть предельно внимательными, усилить осмотрительность от взлета до посадки. По-видимому у "желтых коков" установлено новое оборудование - бортовые радиолокаторы. Действительно, ничем иным нельзя было объяснить их внезапное появление из-за облаков в самые выгодные для атак моменты. В очередной вылет на прикрытие своих войск в район Секешфехервара пошла группа "лавочкиных" в составе: Скоморохов, Кирилюк, Калашонок, Маслов, Горьков и Кисляков. Шестерка Ла-5 стала на заданный курс, внимательно просматривая воздушное пространство. Вдруг со станции наведения поступила команда: "Скоморох" будьте внимательны, с запада подходит большая группа "фоккеров" под прикрытием "мессеров". "Вас понял, вижу, приготовиться к бою". Скоморохов с Горьковым связывают боем "мессеров", Кирилюк четверкой атакует " фоккеров", с первой атаки Виктор и Вася Калашонок сбивают два ФВ-190. "Скоморох" заметил, что в хвосте у Маслова "желтый кок", открыл огонь по его самолету. Скоморох кричит Маслову: "Берегись, сзади месс". Леша резко потянул ручку на себя, но уйти не может. Скоморох резко бросает свой самолет, мгновенно сближается с Ме-109, открывает огонь с близкой дистанции. "Желтый кок" вздрогнул, накренился влево, горящий вошел в крутую спираль, и через считанные секунды врезался в землю.

С командного пункта передают: "Скоморох", ваша группа сбила три самолета, подтверждаем, можете следовать на свою точку".

Самолет Леши Маслова был поврежден, после посадки на его машине насчитали более пятнадцати пробоин. Самолет Маслова закатили в ПАЖ для ремонта. У нас в полку на высоком уровне была поставлена работа по быстрому вводу поврежденных самолетов.

Начальником ремонтных мастерских с начала войны и до ее окончания был старший техник лейтенант Бурков, мастер - золотые руки, так называли его все сослуживцы, а его помощник - неутомимый труженик войны Сераж Нуритдинов, вдвоем они могли отремонтировать самолет считанные часы. Хорошими организаторами работ в полевых условиях, в боевой обстановке считались: инженер полка Мякота, инженеры авиаэскадрилий Скарабохатов, Бахтинов, Даюник, специалисты по вооружению и радиооборудованию старшие техники лейтенанты Володин, Молчин, Миронцов, Кошеленко, Пискун, Ишкатов и другие.

Девчатам нашим нелегко было на фронте. Перед вылетами они разносили по два, а то и три парашюта, а вдвоем - пять-шесть и довольно-таки увесистых, и так каждый день до самого конца войны. Кроме того, в их обязанности - распускать, просушивать, перекладывать боевые парашюты на походном брезентовом столе, раскинутом вблизи стоянок. Труд наших помощниц не пропадал даром - более десяти летчиков полка выпрыгнули из горящих машин на парашютах, и их система не разу не подвела. Женщины на фронте были скрупулезно точны, аккуратны, дисциплинированны и исполнительны. Многие девушки имели специальность оружейниц. Эта работа была для них еще тяжелей, надо было после прилета самолетов с боевого задания быстро пополнить ленту и уложить в ящик, а перед этим поднести их к самолету. Подвесить под каждый самолет по две пятидесятикилограммовые бомбы. В конце дня, когда летчики уезжали на ужин, а затем кратковременный отдых, наши девчата начинали снимать пушки с самолетов, смазывать их и пополнять снарядами, на их отдых оставалось 2-3 часа и снова они на аэродроме у боевых самолетов.

Кроме всего, девчатам приходилось нести караульную службу по охране самолетов и всего личного состава полка. Труженицы войны, мужественные и добрые наши боевые друзья, прошедшие вместе с мужчинами дорогами тяжелой кровопролитной войны, низкий поклон вам: Алла Соколова, Лина Коган, Саша Юдаева, Нина Чернова, Маша Марченко, Валя Гаврилова, Люба Чернышева, Рая Гущина, Аня Петрочкова и др.

20 декабря началось новое наступление войск 3-го Украинского фронта с целью прервать сильно укрепленную фашистскую линию обороны " Маргарита", овладеть городом Секешфехервар и, обойдя с запада Будапешт, соединиться с войсками 2-го Украинского фронта. Наступление поддерживали свыше 800 самолетов, весь действующий парк 17-й воздушной армии. Это были дни напряженной боевой работы. Мы буквально висели над передним краем, возвращались на свой аэродром лишь для того, чтобы заправиться горючим и пополнить боекомплект.

Вначале вылетали на штурмовку передовых позиций, прикрытие наступающих войск. Потом начались ожесточенные воздушные бои. На второй день, с утра поступило задание произвести разведку погоды в районе, а затем просмотреть какая погода в районе боевых действий, в районах озер Балатон и Веленцы. На это задание была направлена наиболее подготовленная пара Скоморохова со своим ведомым лейтенантом Филипповым. Станция наведения передала по радио: "Скоморох" смотрите внимательно, с запада подходит группа "фоккеров", надо ее атаковать". "Вас понял, идем на сближение". Проходят считанные секунды и пара врезается в строй. Первой очередью "Скоморох" сбивает одну машину и сразу переносит огонь на следующую. Среди "фоккеров" началась паника, они рассыпались в стороны, снизились до бреющего полета и стали уходить на свою территорию. Но тут появилась восьмерка ФВ-190. Она пыталась с ходу отбомбить по нашим войскам. Наша пара камнем сваливается на фашистов и молниеносными ударами подожгли, еще по одному самолету. Они рухнули на землю прямо возле станции наведения. [64]

Подошла еще шестерка " фоккеров", которые пытаются прорваться к цели. Молниеносной атакой сниз дистанции 50 метров сбит один ФВ-190, шестерка рассыпалась, ушла а траекторию полета. Снова восьмерка, стремительная атака, Скоморохов сбивает четвертого "фоккера". Пять "фоккеров" в одном бою сбить - это просто здоровой. "Молодцы, "Ястребы", объявляю вам благодарность", - передал по радио генерал Толстиков, который находился в это время на станции наведения и наблюдал за боем.

 

26 декабря развернулись ожесточенные бои за Эстергом. На этом направлении действовал и 4-й механизированный корпус генерала В.И. Дцанова. В районе Бички продвижение корпуса было приостановлено, немцы оказали сильно сопротивление. Скоморохов с Филипповым вылетели на разведку. Погода стояла плохая, видемость 1-2 км. Шел мокрый снег, полет пришлось выполнять на высоте 50-100 метров. Подошли к линии фронта, связались с КП корпуса, получили указания пройти в глубину обороны противника. Посмотреть, что там происходит. Пройдя в глубь обороны противника Скоморохов обнаружил в лощинах и кустарниках более тридцати танков и до пятидесяти стволов артиллерии. В этот район была направлена девятка штурмовиков, которая нанесла удар по скоплению вражеских войск. Механизированный корпус обошел группировку с флангов и разгромил ее. С напряженными боями войска 3-го Украинского фронта вышли к Дунаю севернее и северо-западнее Будапешта, что привело к окружению в нем 186-тысячной группировки фашистских войск. Венгерское правительство во главе с Садаши срочно перебралось в Австрию.

Рано утром моему звену была поставлена задача вылететь на сопровождение девятки бомбардировщиков "Бостон", которые должны нанести бомбовый удар по скоплению пехоты и танков противника, находящихся на окраине города Естергом. Девятка "бомберов" идет строем, держит скорость 400-450 км, на такой скорости и нам хорошо.

Я следую парой слева, а Леша Бударев справа. Беспрепятственно отбомбившись бомбардировщики стали разворачиваться на обратный курс. Я усилил наблюдение за воздухом: именно на развороте вражеские "охотники" чаще всего их поддавливают. В этот момент группа растягивается, а некоторые бомбардировщики даже отстают. Так и есть. Вот уже снизу к отставшему "Бостону" крадутся два "мессера", они ожидали этого удачного момента. Резко перевожу свой самолет с переворота в пикирование и захожу в хвост "мессеру", второго атакует мой ведомый. Гитлеровцы не замечают нас, лезут к замыкающему бомбардировщику. Я быстро сближаюсь, наконец "мессер" в моем прицеле, но он уже стреляет. Во мне закипает злоба. На сволочь, получай и ты! И я хлестнул по нему из пушек. Кажется мой удар оказался мощнее и точнее, чем его. Наш бомбардировщик как ни в чем ни бывало продолжает лететь, а "месс" вдруг осел, и нехотя перевалившись через крыло, пошел вниз. Не могу оторвать от него взгляда. Выскочит ли летчик? Нет, идет камнем к земле, врезается в землю. От него остается лишь облако дыма и пыли. Все!

Догоняю своих бомбардировщиков, они летят плотным строем, один немного отстает, я все внимание сконцентрировал на нем и за воздушным пространством. Сопроводив "бомберов" до указанного рубежа мы произвели посадку на своем аэродроме.

На следующий день моему звену была поставлена задача произвести разведку войск противника в районе города Комарно. Выполнив задание мы возвращались на свою точку. Высота - 2000 метров. Погода необычайно ясная - лети сотни верст и ни одного облачка не встретишь. Идеальные условия для зоны!

И вот в этой прозрачной сини замечаем самолет: он впереди нас и идет с территоррии противника на высоте около 2500 метров курсом на Будапешт. Вначале мы признаем его за своего разведчика. Но по мере сближения, разглядели, что это немецкий трехмоторный транспортный самолет Ю-52. Раздумывать некогда - враг может прорваться к городу и выполнить свой замысел. Что там у фашиста на уме? Даю команду: "Бударев, оставайся выше. Мы с Деревненым идем на "юнкерса". Увеличиваю скорость до максимальной и атакую транспортника, который идет себе спокойно без страха и сомнений, даже не замечая мою пару снизу. Метров со 150 открываю огонь. Длинная очередь - идет точно. А снаряды рвутся под кабиной пилотов и по центру фюзеляжа. Они словно подбрасывают вражеский самолет вверх, и после секундного зависания с задранным носом - будто подумал еще: падать или нет? - "юнкерс" сваливается на левое крыло и колом идет в землю. Жду, когда тяжелая машина грохнется или развалится в воздухе. Однако....

Смотри-ка, немец, гад хитрит! "Он жив!", -удивленно кричу я своему напарнику. - "Следи за ним". Мы начинаем снижение спиралью вокруг "юнкерса". На высоте 1000 м он переходит на планирование - догадка моя подтверждается - под нами лесной массив, Будапешт остается восточнее. Атакую повторно, даю длинную очередь. "Юнкерс" вспыхнул, повалил черный дым, экипаж выбросился на парашютах, спускаясь недалеко от КП командующего нашей воздушной армии. Вражеский самолет врезается в землю с такой силой, что от взрыва мой самолет встряхнуло.

Уничтожив врага, мы набираем высоту, пристраиваемся ко второй паре следуем на свой аэродром.

С КП нас поблагодарили за хорошую работу. А полет того Ю-52 по сей день остается загадкой для меня. Что заставило лететь его среди бела дня без прикрытия истребителей в чистом, без единого облачка небе? На что он рассчитывал, неизвестно. Правда и в последствии случались полеты таких транспортников, намеревавшихся сбросить груз в окруженный Будапешт. Но они выполнялись только тогда, когда облака прижаты к земле, видимость была ограниченной, дымка или морось закрывали горизонт, то есть в нелетную погоду для истребителей. Думаю, что-то чрезвычайно срочное, позарез необходимое нужно было доставить взятым в кольцо окружения вражеским войскам на сбитом тогда нами Ю-52.

Зарулив на стоянку мы обсудили свой полет. Я доложил подробно о полете на разведку и уничтожении транспортного самолета. Онуфриенко пожал мне руку: "Молодец, желаю тебе успехов в предстоящих боях".

Боевые действия нашего полка за освобождение Венгрии производились с вылетов на прикрытие наземных войск с предварительными бомбовыми ударами по объектам противника. Две бомбы по 50 килограммов подвешенные под плоскостями самолета-истребителя. Находили подходящую цель, сбрасывали бомбы с пикирования. Затем возвращались в район прикрытия и продолжали бражжировать. В январе месяце, шестерку "лавочкиных" повел Онуфриенко. На всех машинах бомбы ФАБ -50. Сбросив их на цель, выходим из пикирования. В этот момент командир передает: "Прямо перед собой вижу десятку "фокке-вульфов", будем атаковать".

Внимание! Впереди "фоккеры"! Атакуем снизу. Самолеты противника выше нас, по всей вероятности они не заметили нас. "Онуфрий" сближается с замыкающим группу гитлеровцев. Открывает огонь. Самолет падает в расположение немцев. Боевой порядок "фоккеров" нарушился. Шестерка, идущая впереди, резко развернулась вправо. Бомбы с ее самолетов. словно крупные черные капли, падают на свои же войска. Наваливаемся на врага еще более решительно, не давая ему опомниться. Высота полета 1500 м. Зенитки неприятеля ведут интенсивный обстрел, пытаясь отсечь нашу группу от своих самолетов. Проводим еще две атаки, но достичь успеха так и не удается. Ведомые "фоккеры" резкими отворотами переходят с одного фланга на другой, ведущий тоже начеку. Бой затягивается. Мы увлеклись атаками, углубились уже на вражескую территорию. Надо спешить в свою зону, ближе к переднему краю. Наконец время патрулирования истекает. Нам разрешено возвращаться домой. Окруженные в Будапеште вражеские войска, несмотря на ультиматум, предъявленный нашим командованием капитулировать. Началось уничтожение вражеских войск.

Мы с утра до вечера находимся в воздухе. Начались вылеты на бомбардировку вражеских войск. Вылетали шестерками, четверками с подвешенными бомбами, уничтожая знтные точки и вражескую пехоту. За день выполняли по 6-8 вылетов.

 

Начиная со 2-го января мы буквально не покидали своих истребителей. В этот день мы вылетели четверкой на сопровождение двенадцати штурмовиков. Ведущий нашей группы - майор Кравцов, я - ведущий второй пары, ведомыми шли младшие лейтенанты Калинин и Шагов. Передовую прошли на высоте 1300 метров. По штурмовикам остервенело заработали зенитки, но они не обращая внимания, приближаются к цели, сбрасывают бомбы и реактивные снаряды. Затем перестроившись в круг, один за одним начинают пикировать, поливая противника пулеметно-пушечным огнем. Мы четверкой на внешней стороне крута. В конце штурмовки появились шесть Ме-190Г. Истребители противника по одному, и парами пытаются подойти к "Илам". Наша четверка вливается в общую группу. Началось что-то похожее на ряд разрозненных стычек. Мы не успеваем отбивать атаки "фоккеров" и нам помогают штурмовики. Одному "фоккеру" удалось зайти в хвост к "Илу". Я мгновенно доворачиваю свой самолет, и бью по "фоккеру" с близкого расстояния. Вражеская машина клюет носом и врезается в землю. Второго "фокке-вульфа" сбивает Кравцов. Штурмовики, окончив работу, начали уходить от цели. Мы рядом со штурмовиками. Вдруг смотрю: наш ведущий резко делает левый разворот с набором высота. Его ведомый младший лейтенант Калинин не успел выполнить маневр, отстал от Кравцова. Через считанные секунды он пристроился к моей паре.

Митю мы знали, как летчика неудержимого в схватке с врагом, горячего и азартного. Он излишне порой увлекался преследованием противника, старался довести дело до полного его уничтожения, забывая о безопасности тыла.

Я тройкой сопровождаю штурмовиков. Просматриваю воздушное пространство, нет нашего ведущего, как в воду канул. Запрашиваю по радио несколько раз - молчит. Сопроводив штурмовиков до аэродрома посадки, мы тройкой возвратились на свою точку. Майор Кравцов с боевого задания не вернулся. Дла нас это было большим ударом.

Два дня не знали о судьбе Кравцова. И только на третий день пришло сообщение, что его в крайне тяжелом состоянии подобрали пехотинцы и отправили в госпиталь.

Жив! Эта новость обрадовала нас, жив - значит вернется в полк, полетает еще с нами. Но Дмитрию Кравцову не пришлось больше летать, из-за тяжелого ранения, после окончания войны, он был списан с летной работы и уволен в запас.

А пока что эскадрилью возглавил его заместитель Олег Смирнов. Снова на земле и в воздухе идут ожесточенные бои. Нас перебазируют на новый аэродром ближе к фронту.

Остров Чепель - между старым и новым руслом Дуная, двадцать километров от Будапешта. Его аэродром - благоустроенный, о хорошей бетонированной полосой. На нем базировались немецкие авиационные части.

16 января с утра пошла морось, низкая облачность, видемость 1-2 километра. Задание выполняли наиболее подготовленные летчики, вььлеты производились парами. С улучшением погоды количество вылетов нарастало. В этот период немецкая группировка находилась в кольце в Будапеште. Немцы попытались установить воздушный мост с окруженными войсками. Мост этот прикрывался чрезвычайно большим количеством "мессеров" и "фоккеров". Поэтому над столицей Венгрии зязывались ожесточенные воздушные схватки, немецкая авиация несла большие потери. Скоморохов, Кирилюк, Маслов, Смирнов и другие почти каждый день увеличивали свои личные боевые счета. Но не обходилось без жертв и с нашей стороны. В эти дни наша дивизия потеряла 24 самолета и 13 летчиков. Не вернулся с задания старший летчик моего звена лейтенант Алексей Дударев. Это была тяжелая утрата для меня и всех сослуживцев с кем летал этот храбрый, мужественный человек.

Веселый, симпатичный блондин. Хорошо пел и играл на аккордионе. Был беззаветно предан Родине, авиации, дружбе - умный и прямой в суждениях, горячий в споре. И стойкий в опасном деле.

Как же все случилось?

Четверка "лавочкиных" во главе с Олегом Смирновым вылетела на прикрытие наших войск в район озера Балатон. В этот день мы уже дважды выходили на передний край. Это был третий боевой вылет. Погода в районе прикрытия: ясно, видимость 2-3 км, густая дымка. Выполнив два разворота на 180°, ходим над вражескими позициями. Начали разворот на заданный курс и неожиданно на встречных курсах встретились с четверкой "мессеров". Начался бой, на вираже я зашел молниеносно в хвост Ме-109, который переворотом пытался уйти от меня. Но я быстро настиг его и дал длинную очередь, "месс" загорелся и с большим углом пошел к земле, оставляя шейф черного дыма. В это время сверху свалилась пара "мессеров" и начала заходить в хвост Дудареву. Кричу по радио: "Леша, в хвосте "месс". Делаю резкий разворот в сторону "месса" и даю заградительную очередь. Но "месеершмит" опередил меня. Лешин истребитель резко взымает вверх, переворачивается на правое крыло, падая к земле, оставляя за собой след черного дыма, и купол раскрывшегося парашюта. Мы тройкой: Смирнов, я и Попов начали снижаться группой спирально вслед за опускающимся парашютистом.

Дударев, видимо, полагал, что приземлится в расположение наших войск. Но когда с земли к нему потянулись трассы огня, стало ясно, что самое плохое впереди. Нет, не смерти - к ней на войне каждый готов, пострашнее муки и позор плена. Храбрый летчик Леша Дударев оказался в руках фашистских извергов.

Случилось это примерно в двадцати километрах восточнее озера Балатон. Мы, конечно, надеялись, что Леше удастся как и двум летчикам нашего полка, бежать из плена и вернуться в свою часть, но Дударев не вернулся...

Вот что рассказал о нем летчик со штурмовика Ил-2, которому посчастливилось вырваться из фашистских застенков.

Допросив Лешу, немцы решили его расстрелять. Дударев не дрогнул, - в последние минуты жизни он оставался самим собой - мужественным человеком железной воли.

Существует и такая версия судьбы Дударева в плену. При второй попытке побега из плена Леша был убит фашистами.

Дударев на фронт прибыл в сентябре сорок третьего года перед началом битвы за Днепр. Совершил более 100 боевых вылетов. На личном счету 5 сбитый фашистских самолетов, имел правительственные награды.

На следующий день утром на стоянке самолетов Онуфриенко собрал летный состав и доложил, что получена боевая задача произвести штурмовку войск противника в районе города Веспрем. "Поведя шестерку я", - сказал командир полка, сделав ряд уточнений, как надо правильно атаковать зенитки, - "не бойтесь, они плохо стреляют по самолетам. Пара Смирнова находится выше нас, смотреть за воздухом. При появлении истребителей противника штурмовку прекращаем, ведем бой с ними. По самолетам!" Влетаем парами, моя пара идет рядом с командиром. Подошли к линии фронта. "Приготовиться!" - приказал Онуфрий - Слева впереди - цель! За мной в атаку!" "Лавочкины" один за другим входили в пикирование, поливая огнем из пушек по зенитной артиллерии и пехоте. [72]

Заходы по тактическим соображениям выполняли с разных направлений. Зенитки бъют по самолетам, шапки разрывов вверху, а самолеты ниже. Выйдя из очередной атаки у самой земли "Онуфрий" поставил самолет в набор высоты и бросил взгляд вверх. Истребители четко входили в пикирование, резко атаковали цели. "Делаем последний заход, идем домой", - связь на полуслове обрывается. "Я - "Онуфрий", мотор работает с перебоями, попал снаряд, иду на вынуднную". Мы тройкой внимательно следим за командирским самолетов, прикрывая его. Самолет неумолимо идет к земле. Осмотрев кабину, давление бензина близко к нулю, быстро сообразив взял левой рукой за ручку альвеер и сделал несколько качков, мотор заработал, а затем глохнет; итак несколько раз. Перетянув передний край, самолет касается земли, проползает метров 100 на фюзеляже и останавливается. К его израненной машине быстро подбежали несколько пехотинцев и вытащили летчика из кабины. Наша пятерка выполнив два виража, убедились, что наш командир живой, взяла курс на свой аэродром. К заходу солнца, Онуфриенко верхом на лошади, выделенной командиром пехотной дивизии, вернулся на свой аэродром.

 

Вечером он собрал весь летный состав полка и рассказал как все случилось. Добавил, что надо тактически грамотно выполнять противозенитный маневр - оказывается зенитчики могут сбить самолет. Сегодня он убедился в этом. Надо хорошо знать материальную часть своего самолета, если бы я сегодня не использовал альвеер, мой самолет приземлился в расположение вражеских войск.

На следующий день четверка "лавочкиных", ведомых Скомороховым, как только над аэродромом рассеялась утренняя дымка вышла на задание. Набрали три тысячи метров, подошли к озеру Веленце. С командного пункта переднего края предупреждают: "Будьте внимательны! В воздухе истребители противника. "Яки" только что дрались со "сто девятыми". "Скоморох" вас понял. Осмотрел вокруг воздушное пространство, противника не видно. Где-то прячутся, чтобы выскочить неожиданно и нанести удар.

Над озером плывут разорванные клочья тумана, предвещая хорошую погоду. Время вышло, группа взяла курс на свою точку. На обратном пути курсом на Будапешт, метрах в пятистах ниже группы, идет Ю-52, охраняемый парой "мессеров".

Скоморох дал команду Кирилюку и Горькову атаковать "пузатого", а сам с Гриценюком занялся "мессерами". Четверка рванулась в бой. Керим великолепно сделал свое дело: с первой атаки подбил "юнкерса", заставил его сесть на нашей территории между озером Веленце и Будапештом. "Мессершмиты", увидев, что охранять им больше некого, на полных газах бросились наутек. Стали кружиться над "юнкерсом", наблюдая, что дальше будет. Сверху хорошо было видно, к нему торопятся на машинах и лошадях казаки. Экипаж самолета сошел на землю, чтобы приготовиться к сдаче в плен. И вдруг откуда ни возьмись помощь - немецкий легкомоторный "физлер-шторх". Фрицы начали размахивать руками, шлемофонами. Немцы радуются. Схоморохов подходит вплотную, всматривается в лицо летчика - так это же Леня Капустянский. У нас в полку был трофейный "физлер-шторх". Мой друг Леня хорошо освоил его, иногда перебрасывая на нем различные грузы и людей. В этот момент он перевозил куда-то полкового врача капитана Владимира Антонюка. Надо же такому случиться! Ведь его могли запросто сразить наши истребители. Леня сделал вираж над сбитым "юнкерсом", произвел посадку, взял в плен немцев, передал их подоспевшим казакам. Нашлась работа и доктору: он обработал ожоги на лице и руках членов экипажа.

Кольцо, окружающее будапештскую группировку все более сжималось. Гитлеровцы с фанатичностью упрямо цеплялись за каждый клочок земли. Но тщетно: неизбежный и бесславный конец приближался, силы противника были уже на пределе. Однако собрав свои последние силы, гитлеровцы нанесли третий контрудар, прорвав нашу оборону севернее Балатона. Фашисты снова вышли к Дунаю, устремились вдоль него к Будапешту, не теряя надежды выручить окруженную там группировку.

В те дни крайне тяжелое положение сложилось для ряда чаете нашей воздушной армии. Например, четыре полка 262-й ночной бомбардировочной дивизии вечером 18 января оказались на территории, занятой врагом. Им было приказано любой ценой продержаться до утра, причем не просто продержаться, а еще помешать врагу переправляться по мостам через канал Шарвиз. И авиаторы блестяще справились с поставленной перед ними необычайной задачей. Экипажи ночью взлетали, сбрасывали над мостами светящиеся бомбы, и никто не мог перебраться через канал, не будучи подвергнутым обстрелу. Ночная бомбардировочная дивизия... Это звучит весомо, внушительно, если не знать, что вооружена она была тихоходными ПО-2. И сейчас нельзя не удивляться мужеству и беззаветной храбрости ее личного состава, выстоявшего и победившего в самой невероятной ситуации. В эти дни мы узнали о беспримерной стойкости казаков-гвардейцев, вместе с танкистами успешно удерживавших занимаемые ими позиции юго-восточнее озера Веленце. В этот район каждый из нас вылетал с особым чувством; ведь там шли самые напряженные бои, насмерть стояли донские казаки. Мы беспрерывно утюжили воздух над позициями казаков, не давая немцам сбросить на них не одной бомбы. Линия фронта проходили почти рядом с нашим аэродромом. На первом же развороте после взлета мы уже имели возможность наносить удары по вражеским позициям, тем самым помогая казакам выстоять в этой исключительно тяжелой ситуации. Они по достоинству оценили наши старания: то и дело передавали благодарности. Враг нес большие потери, но гибли и наши люди. 30 января к нам пришла тяжелая весть о гибели Героя Советского Союза Николая Федоровича Краснова. Это сообщение буквально ошеломило весь личный состав 31 АП. Перед Будапештской операцией для усиления одного из братских полков Краснова перевели заместителем командира полка. Под его началом многие летчики прошли прекрасную, неповторимую школу воздушного боя. Когда мы прибыли в 1942 году в полк Краснов уже имел богатый боевой опыт, все наши молодые летчики прошли школу боевого мастерства, внимательно прислушивались к его советам. [75] Красновский боевой разворот с выходом в обратную сторону, который вошел в арсенал наших тактических приемов и принес немало побед. И вот Николая Краснова нет. Этому трудно поверить: такой виртуоз, такой мастер, и вдруг не смог увернуться от вражеских атаки. Но не от снарядов он погиб. С аэродрома Модичи вылетел на задание. И случилось непредвиденное: не убралась одна стойка шасси. Надо было возвратиться на аэродром, но это было не в правилах Краснова. Так с выпущенным колесом он и вступил в бой с "мессершмитами". Сбил одного, второг, а при схватке с третьим почувствовал, что мотор плохо тянет, работает с перебоями: перегрелся. Вскоре он и вовсе остановился. Выход был один: идти на вынужденную посадку. Краснов увидел над собой ровное поле, направил на него машину. При посадке "лавочкин" перевернулся, лег фонарем на землю. Потерявший от удара сознание, Николай Федорович завис на ремнях. Сопровождавший его ведомый вернулся на аэродром, доложил командованию о случившемся, выслали По-2 с техником, но тот заблудился, а других мер по спасению не приняли. Пока все это длилось, Краснов скончался. О том, что Краснов после посадки оставался еще жив, можно было судить по пробоинам, которые он сделал выстрелом из пистолета в козырек кабины. Поскольку трагедия случилась недалеко от Текеля, мы забрали тело Николая Краснова к себе в полк. Похоронить героя решили в Одессе, в городе, который он освобождал. А пока - траурный митинг, короткое прощание. Выделенный самолет Ли-2 доставил прах Краснова в город-герой, где со всеми почестями был похоронен на Аллее славы. [76]

Решающий удар

Кольцо, окружающее будапештскую группировку, все более сжималось. Гитлеровцы с фанатичностью, упрямо цеплялись за каждый клочок земли. Но тщетно; неизбежный и бесславный конец приближался, силы противника были уже на пределе. В окруженном Будапеште немцы по-бандитски грабили его жителей, отнимали последний кусок хлеба.

Пришли наши войска - стали делиться с ними всем, что имели. Все это не могло не воздействовать на венгров, они увидели в нас своих настоящих освободителей, избавителей от коричневой чумы. Убедившись, что удержать город им не удастся, немцы стали искать пути выхода из окружения. Попробовали прорваться в юго-западном направлении - получили отпор, в северо-западном - то же самое. 13 февраля столица Венгрии была освобождена. Советские войска взяли в плен 110 тысяч фашистских солдат и офицеров. В результате успешного завершения Будапештский операции из войны вышла последняя союзница Германии в Европе. Это было событие большого значения.

Усилия нашего полка после падения столицы Венгрии полностью пееосятся на внешнее кольцо окружения - на линию фронта. Сопровождение "Бостонов" и "Илов", прикрытие наземных войск, разведка.

 

Во второй половине февраля противник нанес главный удар между озерами Балатон и Веленце. Советские войска стойко отбивали вражески атаки, направляя основное усилие на разгром танковых дивизий врага. Только в течение 6 марта 17-я Воздушная армия, несмотря на плохую погоду, произвела около 360 вылетов, из них 230 по 6-й танковой армии СС. Прорвав первую полосу обороны, сильными бронированными клиньями они ринулись к Дунаю. Началась последняя в минувшей войне оборонительная операция советских войск, получившая название Балатонской. Чтобы сдержать натиск врага, командующий фронтом бросил в бой все имеющиеся в его распоряжении силы, даже дивизию тихоходных ночных бомбардировщиков По-2. [77]

Нам, летчикам приходилось драться круглые сутки. Массированные действия нашей артиллерии и авиации нанесли врагу большие потери, а последующие попытки его добиться успеха тоже ни к чему не привели. К исходу 15 марта контрнаступление гитлеровцев было приостановлено. Значительную роль в успешном отражении контрнаступления танковых войск противника сыграла наша авиация. Несмотря на сложные метеорологические условия, она непрерывно наносила удары по танкам и артиллерии противника и вела борьбу с самолетами в воздухе. С каждым днем возрастала ожесточенность сражения. В нем и на мою долю выпало испытание.

На следующий день четверка "лавочкиных": Скоморохов, Цыкин, Горъков и Кисляков вылетели на сопровождение группы штурмовиков ведомых Героем Советского Союза старшим лейтенантом Е. Прохоровым. Задание было выполнено успешно, штурмовики поработали хорошо. Идем назад, пересекаем Дунай, скоро и аэродром. Слышим голос Прохорова:

- Скоморох, благодарю за прикрытие, мы уже дома. До новой встречи в воздухе!

- Рады служить славным боевым труженикам.

Мы осматриваем четкий строй "Илов": идут красиво, крыло в крыло. Никто им не угрожает, можно и уходить. Но Скоморох передает по радио: "Пройдем немного рядом с "горбатыми" сопроводим их до посадки". Через считанные секунды я заметил как снизу к штурмовикам подкрадываются "мессеры". "Скоморох", "мессеры", "мессеры"! Ближе всех к противнику находился я, резко поворачиваю свой самолет, даю заградительный огонь - не действует, - немец идет прямо к "Илам".

- "Горбаты", убирайте шасси, Цыкин, атакуй! - передал по радио Скоморох. Я повторно делаю разворот на "месса" даю длинную очередь из пушек. Ме-109 отворачивает, второго атакует Скоморохов. Подоспели Горьков с Кисляковым. Враг стал уходить.

Мы устремились в погоню. Зло нас взяло: обнаглели фашисты, надо их проучить. За Дунаем Скоморохов настигает "мессершмитта", длинной очередью сваливает его. За вторым иду я, даю очередь, "месс" идет и не падает. Скоморох передает: "Миша, не спеши, спокойнее прикрою". Я продолжаю сближение и с дистанции 100 м даю длинную очередь. "Худой" клюнул носом и взорвался.

Ведомый не только прикрывает, но и атакует, когда нужно. Сейчас это вошло в нашу повседневную практику. На аэродроме Скоморохов поздравил меня с очередной четырнадцатой победой. Это был наш последний совместный воздушный бой.

Бои продолжаются. После обеда я повел шестерку "лавочкиных" на прикрытие своих войск. При подходе к линии фронта с командного пункта передали: "Окунь", будьте внимательны, на подходе к нам группа "фоккеров", атакуйте, не допустите их к переднему краю".

- Вас понял, иду на сближение, Я "Окунь!

Вот ведущий "фоккер" начал выполнять разворот. Я доворачиваю свой самолет и быстро настигаю "фоккера", с дистанции 150 м открываю огонь, огненная трасса тут же полоснула его по крыльям, а затем по мотору Он падает рядом с КП командира корпуса, на виду у наших войск. Строй "фоккеров" распался. Я продолжаю атаку, беру на прицел замыкающего "фоккера", даю очередь: он задымил, потянул по направлению своего переднего края. Налет "фоккеров" сорван. Оставшиеся перешли на бреющий полет, поспешили покинуть поле боя, ушли в западном направлении. С командного пункта передали: "Спасибо, "Окунъ", молодцы - вы свое сделали, по истечении времени прикрытия можете идти домой". На аэродроме боевые друзья поздравили с пятнадцатой победой.

18 марта поступило задание шестеркой "лавочкиных" прикрыть наземные войска между озерами Балатон - Веленце. Ведущим нашей группы был назначен инспектор-летчик нашей дивизии майор Ковалев, я у него ведомым. Перед вылетом уточнили воздушную обстановку и метеоусловия. Погода: облачность 6-8 баллов, высота 2000-2500 м, видимость - 4-5 км, дымка.

"По самолетам!" - дал команду Ковалев, направляясь к своему самолету, быстро подошел к нашему ведущему и попросил его прикрытие производить на высоте 3500 м, выше облаков.
Подошли к линии фронта под разорванными облаками. Передаю по радио: "Коваль" набираем высоту, надо выйти выше облаков.

Развернулись вдоль линии фронта, прошли под облаками 1-2 минуты. Не нравится мне такое прикрытие, так и жди, что тебя атакуют "мессера". Не успел подумать, как сверху из-за облаков выскочили два "мессершмитта". Ведущий "месс" открыл огонь по моему самолету, снаряды его ударили по плоскостям и кабине моей машины, я ощущаю сильный удар, в глазах темно, а из-под приборной доски начало выбивать горячее масло, жжет лицо.

Самолет, перевернувшись через крыло, вышел в крутой штопор, устремился к земле. Пытаюсь вывести его из штопора, даю рули на вывод, - никакого эффекта, работаю педалями и сектором газа, но самолет идет стремительно к земле. В кабину бьет горячее масло, обжигает лицо. Я уже не могу определить в каком положении самолет падает к земле и сколько до нее осталось - тысяча, пятьсот метров?... Мелькнула мысль покинуть машину, но я вижу, что если я выброшусь с парашютом, то попаду в плен. Делаю последнюю попытку - даю рули на вывод, двинул сектор газа до отказа. Мой самолет прекращает вращение, плавно начинает выходить из штопора, посмотрел на приборы - высота 300 м. Этого еще не хватало! Самолет вывел из такого. сложного положения, так сейчас добьют. Отжимаю ручку от себя, занял высоту 15-20 метров, лечу над гладью озера Веленце, следую по направлению нашего переднего края. Осмотрелся кругом, шоковое состояние прошло. Иду по направлению своего аэродрома. Постепенно набираю высоту.
На всякий случай освободился от привязных ремней, приготовился к покиданию израненной машины. Пробую самолет на разных режимах. Опробовал управление самолетом на скоростях, близких к посадочным, в наборе и снижении, крен с разворотом влево и вправо, поведение самолета с выпущенными, убранными шасси. Все нормально, самолет идет устойчиво. А вот закрылки забыл попробовать из-за которых я чуть не поплатился жизнью. При заходе на посадку на планировании выпустил их, но оказалось что у левого закрылка тяга была перебита вражеским снарядом. Идет устойчиво, закрываю замок привязных ремней. Связываюсь по радио с КП полка. Докладываю: "Я, "Окунь". На подходе, ранен, прошу обеспечить посадку". Онуфриенко отвечает: "Заходи на посадку, полоса свободна". После четвертого разворота выпускаю шасси, планирую, смотрю за землей и скоростью, напрягаю все свои силы, почувствовал сильные боли в животе. На высоте 50-70 метров выпускаю закрылки, мой самодат резко перевораиается через крыло, ложится вверх колесами. Мгновенно даю рычаг на уборки закрылок, выправляю машину, но она делает просадку, цепляясь фюзеляжем за высоковольтную линию. Произвожу приземление с недолетом до взлетной полосы 50 метров. Выключаю мотрр, на пробеге умышленно уклоняюсь в правую сторону. В конце пробега я потерял сознание. К моему самолету быстро подъехала санитарная машина, вытащили меня из кабины, доставили во фронтовой госпиталь. Здесь хирурги забыли, когда спали: столько у них работы. Я лежу на соломе во дворе, жду очереди на операцию. А состояние мое крайне тяжелое. Приехали командир полка Онуфриенко и начальник политотдела дивизии Крыловецкий, обратились к начальнику госпиталя, попросили его сделать мне операцию вне очереди. Часа через три меня оперировали. Из моего тела было изъято много осколков, один из осколков пробил брюшную полость и зацепил кишечник. Через неделю меня из фронтового госпиталя перевезли на санитарном самолете в армейский авиагоспиталь.

Мои боевые друзья продолжают боевые действия. После ожесточенных боев войска 2-го и 3-го Украинских фронтов завершили разгром будапештской группировки. Прорвав оборону противника между Секешфехерваром и Эстергомом, они развернули успешное наступление на венском направлении. 3-й Украинский фронт левым крылом двигался на Вену, а 2-й - на Брно.

Наш полк в этот сложный по характеру выполнения задач период совместно с "Илами" штурмует узлы сопротивления, сопровождает бомбардировщиков в район Комарно - Братислава, прикрывает свои войска от налетов вражеской авиации. Правда ее активность на нашем участке заметно снизилась, летчики порой выходили на свободную охоту. Маршрут выбирали, как правило, вдоль дорог. Если в процессе охоты не встречали вражескую авиацию, то штурмовали скопления войск противника. По всему было видно, что вражеские силы как наземные, так и воздушные, истощены.

4 апреля 1945 года последний гитлеровец был вышвырнут за пределы Венгрии. Над страной взвилось знамя свободы. Последнюю свою ставку гитлеровцы делали на оборонительные рубежи вдоль восточной границы Австрии. Но и здесь им было не удержаться. Советские войска решительным натиском преодолевали сопротивление фашистов и уже 5 апреля вышли на подступы к Вене. Первый аэродром нашего полка на территории Австрии. I4 апреля войска 3-го Украинского фронта штурмом взяли Вену. Война совсем уже подходила к концу. Сообщения, одно радостнее другого, поступали об успешном развитии берлинской операции войсками 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов.

Приближается 1 мая 1945 года. Весна, победа! Долгожданный, добытый в невероятных трудностях, в ожесточенных боях. Идет штурм Берлина. Все ждут с нетерпением его падения. В начале мая полк перебазируется в Фишелиндорф - восточнее Вены. [82] Это населенный пункт прямо на берегу Дуная, возле которого расположился обычно оборудованный аэродром. Летчики полка по заданию командования вылетали на боевые задания. В воздухе спокойно, вражеская авиация практически прекратила свои боевые действия, отдельные бои ведут наши наземные войска с разрозненны группами. Война подходила к своему финишу.

День великой победы

В конце апреля, находясь в армейском авиагоспитале на излечении, я получил письмо из своего родного полка.

Написал его заместитель командира полка по политической части майор Резников. Он сообщил:

Дорогой Михаил Дмитриевич! Из вышестоящего штаба нам сообщили, что состояние здоровья у вас удовлетворительное. Мы рады за тебя, что с выздоровлением у тебя идет хорошо. Дальнейшее лечение можно продолжать амбулаторно, находясь в полку рядом с боевыми друзьям! Поэтому командование полка ходатайствует перед командиром дивизии, направит санитарный самолет в город Сигед и доставит тебя в часть.

30 апреля в мою палату зашел начальник госпиталя и сказал: "Михаил Дштриевич, за вами прилетел самолет, можете получить обмундирование, мы вас выписываем, собирайтесь, и в добрый путь". Быстро переоделся, получил документы, поблагодарил лечащих врачей и сестер за хороший уход и внимание, отправился в санитарной машине на аэродром, где меня ждал летчик с самолета По-2. Получив разрешение на вылет, мы взяли курс на Секешфехервар, где произвели посадку для дозаправки горючим. Быстро заправили самолет, получив разрешение на вылет. В этот же день, часов в пятнадцать мы вылетели в направлении аэродрома Фишемеццорф, где базировался мой родной полк.

В воздухе незначительная болтанка, высота полета 50-60 метров, я внимательно смотрю за землей. Внизу под нами зеленые поля, цветут сады, даже не верится, что так тихо и спокойно, а ведь месяц назад здесь шли ожесточенные сражения на земле и в воздухе.

С высоты полета хорошо было видно, что дорогам лежала разбитая вражеская техника, танки, автомашины, пушки. В 18-19 часов мы произвели посадку на аэродроме где базировался наш полк.

Зарулив на стоянку, выключив мотор, вылез из кабины самолета и сразу попал в объятия своих боевых друзей. Радости моей не было предела. Полтора месяца находился на излечении, за это время в полку произошли некоторые изменения. Новостей было много приятных и горестных. Первое, что сообщил мой друг Леня Капустянский, - о Дмитрии Кравцове. Три дня назад Митю доставили на санитарном самолете из фронтового госпиталя. Сейчас он пошел в санчасть на перевязку. Минут через 30 он придет в штаб полка.

Встретились мы с ним по-братски. Он рассказал, как его сбили в том бою когда мы четверкой отбивали "фоккеров" от штурмовиков. Ранение у него оказалось серьезное, повреждена левая рука и нижняя челюсть, летать больше он не мог. От своих боевых друзей я узнал, что 15 апреля распрощался с полком, уехал к новому месту службы наш командир полка Григорий Денисович Онуфриенко. Оживленная беседа продолжалась. Никто из нас не заметил, как за окном сгустились сумерки и настал вечер.

Наступил крах фашистской Германии. Красная армия вышла на Эльбу. Берлога нацистского зверя - Берлин был уже в руках Советских войск.

И вот перед рассветом 9 мая 1945 года повсюду началась бесперестанная стрельба. Ночь озарилась фейерверками разноцветных ракет. Спросонья не понять что к чему, что за польба? Может на аэродром налетела вражеская авиация, а может в расположение части ворвалась какая-нибудь бродячая группа немцев? [84]

Наконец мы узнали, что это своеобразный салют в честь окончани войны, неизвестно кем начатый, и разряжая обоймы личного оружия побежали как по тревоге на аэродром, к командному пункту полка. Здесь состоялся никем не запланированный митинг - короткий, наполненный ликованием, счастьем, опьяняющей радостью наступающего мира.

Поздравления, рукопожатия, объятия....

И у большинства на глазах слезы великого торжества: мы победили! Никто их не стыдился, не смахивал украдкой, оглядываясь по сторонам. Сплошной праздничный гул, восторженные разговоры, веселые песни не смолкали ни на минуту.

И так - целый день… Победа! Каждый из нас тогда еще раз мысленно прошел своей дорогой войны и еще раз пережил все было, помня, что она уже пришла - без стука в дверь, без громких словопрений, но такая желанная и необходимая!

Партия и правительство высоко оценили заслуги полка, наградив его тремя орденами, а за форсирование Днестра полк получил наименование Нижне-Днестровский. После этого он именуется: 31 истребительный Краснознаменный, Нижне-Днестровский орденов Кутузова, Богдана Хмельницкого авиационный полк.

В ходе войны были награждены орденами и медалями многие наши летчики, техники, авиационные специалисты, работники штаба. Девяти летчикам полка присвоено высшее звание Родины - Героя Советсткого Союза: Г.Д. Онуфриенко, Н.Ф. Краснову, Н.И. Горбунову, Д.С. Кравцову, П.Г. Якубовскому, О.Н. Смирнову, В.В. Кирилюку, М.Д. Цыкину. Н.М. Скоморохов звания Героя удостоен дважды.

Наступила мирная жизнь. Сейчас, когда я прихожу в музей Советской Армии, где хранится знамя 31 истребительного авиационного полка, у меня появляется необычайное чувство: словно и нет тех сорока двух лет, прошедших после войны. [85] Это кумачовое полотнище целовали перед боем мои фронтовые друзья ныне здравствующие, умершие от фронтовых ран уже после Победы и те, кто пал на полях сражений. Глядя на него, я, кажется, воочию вижу своих боевых товарищей-однополчан. Вот они, коленопреклонившие, перед святыней части... Мартыненко, спокойный, уравновешенный, дерзкий в бою; Леша Казаков - смелый, не знающий страха в бою, - спокойный и добрый на земле; Николай Горбунов - неудержимый, горячий в схватке с врагом и чуть флегматичный на земле. Дальше - смелый и настойчивый в бою, беспощадный к врагам, добрый и отзывчивый к друзьям Краснов. Светлая улыбка Никитой, добродушный на земле и в воздухе Дударев; сдержанный и полный печали встает Деревнин. Простые, открытые лица Филипова, Панкова, Калинина..

А дальше - тысячи и сотни тысяч пожилых и совсем юных, чистых и светлых, как утренняя роса, лиц, образов тех, кто не дожил, не долюбил, уйдя в вечность.

Они погибли за Родину, за нас, живущих под мирным небом.