|
|
3
.
Возвратившись из академии после полугодового отсутствия в части, майор Полуйко охотно погрузился в лётную работу. Восстановил технику пилотирования и боевое применение самолётов МиГ-17 и МиГ-21ф-13, освоил спарку МиГ-21у, количество которых наращивалось в полку, ближе познакомился с личным составом звена.
После выпуска в звене произошли значительные изменения. Капитан Фальковский назначен в управление училища начальником лётно-методической группы. Капитан Живолуп переведён в другую воинскую часть. Капитан Богданов уволился из Вооружённых Сил по состоянию здоровья, поехал на свою родину в Ленинград.
В звене остались теперь уже капитаны Шерстнёв и Дианов и назначен после выпуска инструктором лейтенант Коровкин.
Курсанты, которые прибыли с Котельниково по завершении там подготовки по технике пилотирования самолёта МиГ-17, были распределены по лётным группам. В звене Полуйко было сформированно лишь две лётные группы: капитана Шерстнёва (курсанты Борщ, Кожевников, Коломойцев, Тюрин) и капитана Дианова (курсанты Лапин, Маклаков, Степанюк).
Лейтенант Коровкин не имел лётной группы, его заданием на год было ввод в строй как лётчика-инструктора на самолётах МиГ-17 и МиГ-21ф-13 и спарках УТИ МиГ-15 и МиГ-21у. Вводить его в строй должен был сам командир звена.
Невзирая на напряжение в курсантских полётах, командование полка не снижало внимания к личной подготовке постоянного лётного состава. Для этого использовались дни, свободные от полётов с курсантами, и погоду, которая не позволяла их выполнять. На все полёты с курсантами планировались вторым вариантом полёты с постоянным лётным составом, на который переходили решением старшего начальника, который присутствовал на полётах, в случае несоответствия метеоусловий полётам курсантов.
Полк наращивал подготовку курсантов на сверхзвуковых самолётах. Переучился постоянный лётный состав всех эскадрилий. Лётчики осваивали самолёт в сложных метеоусловиях и ночью. Усложнялись виды лётной подготовки курсантов. Настороженный подход к организации полётов, к эксплуатации авиационной техники, к методике лётного обучения давали свои плоды ― планы лётной подготовки выполнялись без лётных происшествий. Авангардный полк в освоении обучения курсантов полётам на сверхзвуковом самолёте считался образцовым. Это способствовало росту уверенности личного состава в освоении сложного самолёта. Вместе с тем росла и самоуверенность ― родная сестра неприятностей.
Не закончив выпуск курсантов звена, в августе, майора Полуйко назначили на должность заместителя командира второй эскадрильи. На него легла ответственность в основном за лётную подготовку лётчиков и курсантов эскадрильи. Ему пришлось одновременно и осваивать новую должность в самый разгар полётов с курсантами, и готовить себя к руководству полётами ― по-видимому, самого сложного и изнурительного труда в авиации, особенно в училище. Кто не руководил полётами курсантов в училище, особенно на сложной авиационной технике, тот не знает, что такое авиация. Очень тяжело выполнять свои обязанности диспетчеру Аэрофлота большого аэропорта или руководителю полётов строевой авиационной части, но с нервным напряжением руководителя курсантских полётов училища во время выполнения им своих обязанностей их работа ни в какое сравнение идти не может.
Во-первых, в училище летают малоопытные курсанты. Во время выполнения полётного задания они могут допустить любую ошибку, и руководитель полётов должен быть готовым мгновенно оказать помощь, своей подсказкой её исправить. Но это только подсказка, а как курсант будет её выполнять ― это уже зависит от того, как он научен и какое у него психологическое состояние, какая его готовность действовать в экстремальных условиях. Высокая личная лётная подготовка руководителя полётов, техническая грамотность, знание практической аэродинамики, знание психологии лётного труда, умение предусматривать развитие ситуации и высоко развитое чувство ответственности за результаты руководства ― далеко не полный перечень качеств, необходимых руководителю полётов.
Руководитель полётов на аэродроме ― основной начальник, которому должны подчиняться все, кто летает и кто находится на аэродроме. Никто не имеет права вмешиваться в руководство полётами, даже непосредственные и прямые его начальники. Они могут закрыть полёты, подсказать вариант решения, посоветовать, но решение принимает только руководитель полётов и за его целесообразность и результаты отвечает он лично. Как удостоверился Николай, основным требованием к руководителю полётов является высокая личная ответственность, организованность, требовательность и дисциплина.
Руководитель полётов постоянно должен знать воздушную обстановку, прогнозировать её изменение, своими действиями и командами творить её такой, чтобы были благоприятные условия для выполнения полётного задания каждым экипажем. Расставлять самолёты в воздушном пространстве таким образом, чтобы предотвратить опасное их сближение, устанавливать безопасную дистанцию между ними, особенно во время интенсивных полётов. Руководитель полётов должен хорошо разбираться в метеорологических условиях полёта. Не допускать попадания лётчиков в условия, к которым они не подготовлены, прогнозировать их развитие и своевременно прекращать полёты в случаях, когда условия угрожают безопасности полётов. Руководитель должен быть готовым оказать помощь лётчику в случае отказа авиационной техники в полёте или попадания лётчика в сложное положение во время полёта.
Во-вторых, перегрузка планов лётной подготовки училища вынуждает составлять интенсивную плановую таблицу полётов, в которой до максимума напряжено воздушное пространство и предельно использована его возможность от взлёта до посадки. Чтоб усилить интенсивность полётов, планируют взлёт выполнять с искусственной ВПП, а посадку на грунтовую полосу, расположенную рядом с ВПП. Таким образом, увеличивается количество самолётов, которые одновременно выполняют полёты, а значит, и увеличивается нагрузка на руководителя полётов.
Шесть часов лётной смены от взлёта первого самолёта до посадки последнего проходят в край напряжённом ритме, как будто бежал на втором дыхании от старта к финишу. А ещё разведка погоды, которую, как правило, выполняет руководитель полётов. Если он не может лететь, то выполняет разведку разведчик погоды, а руководитель полётов руководит разведкой погоды, которая проводится за час до начала полётов. А ещё проверка и приём аэродрома на пригодность к проведению полётов, инструктаж группы руководства полётов и предполётные указания лётному составу. А ещё разбор полётов, планирование их на следующую смену и предварительная подготовка к полётам. А ещё нужно заполнить документацию. А ещё… Но мало что нужно сделать, чтобы быть уверенным в благополучном проведении полётов. И всё это в один день, что начинается где-то в четыре часа утра, а заканчивается поздно вечером. Успеть бы выспаться, как следует. Никто уже не говорит, что имеется у него семья, что нужно заниматься детьми, которые растут, учатся, а отцу некогда их и по головке погладить.
А завтра снова и снова бессрочный труд, шесть дней в неделю. И не виден конец и край в этом изнурительном конгломерате пространства и времени, физической и психической нагрузки. Даже на выходной день отложено столько, что и в неделю невозможно переделать.
Руководство полётами в эскадрилье делили между собой командир эскадрильи и его заместитель. В лётную смену, когда кто-то из них не руководил полётами, то выполнял разнообразные полёты по проверке лётчиков и курсантов, на личное совершенствование лётной подготовки.
По-видимому, предыдущая закалённость, вхождение в труд, пластичность молодого организма позволяют справляться. Как знать, кому и сколько это отзовётся после.
Да и вознаграждение за этот адский труд не адекватно расходам. О соответствии оплаты труда военных лётчиков, командиров тогда не было принято говорить, хотя такая затрата жизненных сил да ещё и при наличии ежедневного риска преждевременно очутиться на том свете того материального вознаграждения, с которым семья едва сводила концы с концами, было явно недостаточно, с учётом сложных условий быта. Никто тогда об этом и не задумывался. Каждый выполнял священный долг перед Отчизной, перед авиацией, наконец, перед своей совестью.
В один из зимних дней 1965 года майора Полуйко пригласил в кабинет командир полка подполковник Лаптев. Не понимая, зачем он понадобился командиру, Полуйко поспешил на вызов. Не так часто он был в его кабинете. Все дела решались, как правило, на аэродроме, во время полётов.
― Садись, Николай Алексеевич, ― указывая на стул перед столом, за которым он сидел, сказал Лаптев.
Полуйко сел, удивленно глядя на командира, пытаясь заранее угадать, что ему от него нужно.
― Как дела? ― спросил командир.
― Да… вроде бы, ничего, ― сдвинув плечами, ответил Полуйко.
― Освоился в должности заместителя комэска?
― Всё пока понятно. А чтоб освоиться полностью, по-видимому, мало ещё прошло времени. Каждого дня открываешь для себя что-то новое.
― Правильно мыслишь. Жизнь постоянно вносит коррективы. Важно видеть перспективу и своевременно реагировать на изменение обстановки. Разобрался с подготовкой лётчиков?
― Так точно. Основное внимание подготовке молодых лётчиков, которые только что закончили училище. С весны им придётся летать с курсантами.
― Та-ак, ― протянул командир, подумал и, наконец, ошарашил Полуйко неожиданным вопросом. ― А если мы тебя назначим командиром эскадрильи, потянешь?
Не думал, не гадал Полуйко услышать от командира полка такого вопроса, ведь же он всего полгода в должности заместителя.
― Вопрос неожиданный, ― не зная, что ответить, проговорил Полуйко.
― Командование полка считает, что эскадрилью доверить тебе можно. Такого же мнения и начальник училища. Готовься. Представление я уже подписал.
― А какую эскадрилью? Все же комэски на месте.
― Третью. Подполковник Вдовин переводится в управление училища начальником огневой и тактической подготовки. Ты на его место. Пока этот разговор не для распространения. На этой неделе должен быть приказ, тогда и объявим.
На построении полка в очередной понедельник в день предварительной подготовки командир полка сообщил:
― Приказом командующего авиации Северно-Кавказского военного округа номер… от 17 марта 1965 года подполковник Вдовин Николай Семёнович назначен начальником огневой и тактической подготовки Качинского высшего военного авиационного училища лётчиков имени Мясникова. Этим же приказом командиром третьей эскадрильи нашего полка назначен майор Полуйко Николай Алексеевич. Приём-передачу дел и должности осуществить в соответствии с Уставом внутренней службы Вооруженных Сил СССР. Начальнику штаба подготовить проект приказа относительно создания соответствующей комиссии.
Через неделю Полуйко официально вступил в должность комэска. За эту неделю он изучил личный состав эскадрильи, прежде всего лётчиков. С каждым лётчиком, кроме ознакомления с личным делом и лётной документацией, провёл беседы. Ознакомился с состоянием авиационной техники, хозяйством эскадрильи. Встретился отдельно с инженерно-техническим составом, с курсантами.
Первое впечатление о коллективе эскадрильи и состоянии хозяйства было не плохое. Крепкое хозяйство оставлял после себя командир подполковник Вдовин, который командовал ею ещё тогда, когда Полуйко прибыл в полк. Исключительно спокойный, рассудительный, тщательный, осмотрительный офицер, комэск пользовался авторитетом у своих подчинённых. Похоже, он и мысленно не смог бы нарушить требования законов и уставов. Максимально осторожный в службе и вне службы, он требовал тщательности и аккуратности от своих подчинённых. Даже поступь его была осторожна, как будто перед тем, как поставить ногу, он обследовал, нет ли на месте, куда он ступал, какой-то опасности. Лётчики шутили между собой, что их комэск носил сапоги ещё те, которые получил, будучи лейтенантом, и не стёр подошвы.
Полуйко в первую очередь один на один поговорил с заместителем майором Гришиним, который на год раньше Полуйко закончил академию и занимал должность заместителя командира эскадрильи уже два года. Наверное, он рассчитывал на повышение, но вышло, что его обошли. Это могло повлечь напряженность во взаимоотношениях командира и заместителя, что не на пользу выполнению поставленных задач коллективом эскадрильи. Но Владимир Михайлович отнёсся к ситуации с пониманием. С ним, оказывается, на эту тему уже вёл разговор командир полка, который обещал ему содействие в дальнейшей карьере, если дела с лётной подготовкой в эскадрилье будут успешными. Договорились работать согласовано.
Штурман эскадрильи майор Герман Алёшин, грамотный офицер, года на два старший Полуйко, встретил его назначение с пониманием. Как секретарь бюро первичной партийной организации эскадрильи помог молодому комэску разобраться в людях, активно влиял на состояние воспитательной работы и воинской дисциплины в подразделении. К сожалению, он был не долго в эскадрилье. Через несколько месяцев его назначили на должность инспектора боевой подготовки авиации военного округа. Должность штурмана эскадрильи занял майор Александр Емельянов, переведённый из первой эскадрильи, где он был командиром авиационного звена.
В эскадрилье было три авиационных звена.
Командиром первого звена с 10 курсантами был майор Иван Звягинцев, выпускник Качинского училища 1951 года. Лётчик весёлого нрава, он никогда не терял бодрости, своим оптимизмом заряжал и лётчиков, и курсантов, и техников звена. Его звено состояло из трех лётных групп, инструктором одной из которых был опытный лётчик капитан Романов, который научил летать не один десяток курсантов. Две другие группы должны обучать молодые инструктора, выпускники прошлого года лейтенанты Кандауров и Карнович. Эти лётчики были подготовлены к инструкторским полётам лишь по кругу и в зону на пилотаж. По всем другим видам лётной подготовки их нужно было ещё учить, что значительным грузом ложилось на плечи как командира звена, так и командования эскадрильи.
Второе звено с 13 курсантами возглавлял майор Юрий Рязанов. Как опытному лётчику в состав его звена включили четыре лётные группы, три из которых возглавляли тоже опытные лётчики капитаны Агибалов, Безмельников и Линник, который приехал вместе с Полуйко из Сибири. Одну лётную группу должен был учить выпускник прошлого года лейтенант Ильин, которого ещё было нужно готовить к инструкторской работе.
Командиром третьего звена с 12 курсантами был хорошо известный Полуйко офицер майор Геннадий Давиденко. В состав этого звена входили группы инструкторов капитана Волошина, тоже из Сибирского училища, старшего лейтенанта Ватутина, выпускника Качинского училища 1963 года, и лейтенанта Ферафонтова, выпускника училища 1964 года.
Кроме лётного состава, командиру эскадрильи подчинялись 28 офицеров технического состава во главе с заместителем командира эскадрильи по инженерно-авиационной службе капитаном Иваном Шороховим, 27 сержантов сверхсрочной службы и 30 сержантов и солдат срочной службы.
В эскадрилье был свой штаб во главе с начальником штаба капитаном Никитиным, помощник командира эскадрильи по строевой подготовке майор Верменич и старшина эскадрильи старшина сверхсрочной службы Варченко.
Эскадрилья впервые начинала подготовку курсантов на сверхзвуковой авиационной технике. Собственного опыта не было. Имели опыт обучения курсантов на МиГ-21 только Полуйко и прибывший позже Емельянов. Поэтому комэску вместе с освоением должности пришлось всю тяжесть подготовки постоянного лётного состава к организации, руководству полётами и обучению курсантов взять на себя. Хотя в этом важном деле он начинал не с нуля, а все-таки ещё много чего нужно было сделать, чтобы быть уверенным в успешном выполнении этого задания.
Работа осложнялась ещё и тем, что звено Рязанова должно провести экспериментальное обучение курсантов непосредственно с самолёта Л-29 на МиГ-21. Курсанты первого и третьего звеньев имели после учебного самолёта Як-18 определённый налёт на самолёте МиГ-17. Почему именно ему было поставлено такое задание, Полуйко было неизвестно. Он считал, что более целесообразно было бы эксперимент провести эскадрилье, которая уже имела опыт обучения курсантов на МиГ-21, но задавать этот вопрос перед командованием он считал некорректным. Он надеялся, что Рязанов справится с этим заданием.
Методическое руководство экспериментом и оформление материала эксперимента возлагалось на лётно-методическую группу училища, которую возглавлял майор Фальковский.
Принимая эскадрилью, Полуйко понимал с какими трудностями ему придётся встретиться, но он имел надежду на слаженность в работе личного состава. Но не только, а правильнее ― не столько, сложность заданий и нехватка опыта беспокоило Полуйко. Дело в том, что многие из подчинённых теперь ему лётчиков, инженеров год-два назад были ему либо начальниками, либо товарищами, а теперь он должен ими командовать. Как найдёт он ту тонкость во взаимоотношениях с ними, которая поможет ему и всему коллективу согласованно выполнять поставленные задания?
По-разному восприняли лётчики эскадрильи назначения комэском Полуйко. Одни выражали удовлетворение, другие ― сомнения, справится ли, ведь он же недавно был рядовым лётчиком, а кое-кто ― с завистью. В одном они все соглашались в том, что выразил лётчик эскадрильи капитан Безмельников:
― Ну-у, мужики, теперь только держись! Замордует нас комэск своей аэродинамикой. Будем сдавать зачёты по несколько раз на день. А мне, по-видимому, нужно подаваться в пехоту, ибо ни за что в мире не сдать те зачёты.
В эскадрилье были и свои первичные партийная и комсомольская организации, деятельность которых соответственно инструкциям ЦК КПСС командиру надлежит направлять и на них опираться в работе. Значит, нужно будет делать доклады на партийных и комсомольских собраниях и заседаниях бюро. Инструкциями предусматривалась ситуация, когда командир не является членом партии, тогда он не имеет права направлять работу партийной организации, а лишь опираться на неё. Но такой ситуации, чтоб командир лётного подразделения был беспартийным, Полуйко за свою службу ещё не встречал. Напротив, за исключением молодых лётчиков, которые были комсомольцами, всех лётчиков принимали в члены КПСС. Принимали в партию и офицеров других авиационных специальностей и курсантов. Основным критерием приёма были преданность идее коммунизма, добросовестное выполнение своих обязанностей, высокая дисциплинированность.
В те времена ещё только входила в силу „застойная брежневская партийная олигархия” после короткой и не очень глубокой хрущёвской оттепели. В армии эти изменения чувствовались мало, потому что армия ― сама по себе жёсткая административная система с сильной централизацией власти при любых колебаниях политики. Партийность в воинских частях внедрялась больше всего с целью держать в руках военную организацию государства. Офицерский состав был связан не только Военной присягой на верность Отчизне, но и обязанностями члена партии. Партийность офицера ― это был ещё один кнут, которым секли, если офицер-коммунист отклонялся от требований воинских уставов или слабо тянул лямку воинской службы.
Полуйко не раз размышлял над партийностью в армии. Он неоднократно сам был неосвобождённым секретарем и комсомольских, и партийных организаций, то есть выполнял эти обязанности как дополнительную нагрузку к основным обязанностям по службе. Поэтому мог посмотреть на проблему из её середины. И видел, что партийная работа проводилась, как правило, формально. На проведение мероприятий и оформление разнообразной документации отвлекалось много сил и внимания, которых не хватало для выполнения заданий. Больше всего доклады на партийных и комсомольских собраниях делал командир. Он дублировал то, о чём шла речь на служебных совещаниях. А ещё же нужно документально оформить доклады и протоколы. А это ― время. Да и пользы от этих собраний не многовато. На них никто не хочет выступать. Больше всего выступают по поручению секретаря. В основном с общим стандартным набором предложений вокруг значения вопроса, который поставлен для рассмотрения. Потом принимается решение, которое написал секретарь, как правило, единогласно.
На партийных собраниях критику в адрес командиров немногие отваживались выразить, так как, хотя она и не запрещалась, нельзя было критиковать приказ командира. А что в армии делается без приказа командира? Что же тогда критиковать? Вот и переливалось из пустого в порожнее. А все: и командиры, и политработники делали вид, что без партийного влияния на выполнение заданий не могут быть достигнуты хорошие результаты. Но разве же мог тогда кто-то откровенно об этом сказать? Такая откровенность была бы воспринята, как измена интересов партии с соответствующими выводами. Вот и должен каждый внешне делать то, что в душе не воспринимал.
Партия чувствовалась какой-то неопределенной, но могучей духовной силой, в которую нужно было верить бесспорно, как в Бога, а за грехи там и там нужно было расплачиваться. В эскадрилье в те времена политико-воспитательной работой должен был проникаться командир эскадрильи, должность заместителя командира по политической части была ликвидирована. Позже её ввели снова.
Уже то, что майор Полуйко искал пути установления оптимальных отношений со своими подчинёнными, особенно со своими заместителями и командирами звеньев, а не начал всех поучать, как надо работать, привело к созданию в эскадрилье нормальной деловой обстановки. Он понимал, что управление ради управления, высокомерие и командирская недоступность не предоставят ему авторитета, он не сможет вывести коллектив на уровень заинтересованности в успешном выполнении планов.
Работать, работать и работать. Не перекладывать свои обязанности на плечи подчинённых. Полуйко, сменив над собой много начальников, заметил, что тот командир, который всё возлагает на своих заместителей и нижестоящих командиров, а сам лишь посматривает, как они работают, никогда не пользуется авторитетом, дела идут неважно, подчинённые выполняют свои обязанности пассивно, без заинтересованности. А когда подчинённые видят, что командир тянет лямку наравне с ними, то они удваивают усилие, дела в конечном итоге улучшаются. Нет, он не за то, чтобы брать на себя чьи-то труды. Каждый должен заниматься своими делами.
Но бывает и так, что заместители переводят часть своей работы на плечи командира или не выявляют инициативы, по каждому, даже незначительному вопросу обращаются к командиру, побаиваясь или не желая брать на себя ответственность за принятое решение, результаты роботы. Тогда командир будет работать за них, и тоже дела не будет.
Год промелькнул слишком быстро, как будто один день. План лётной подготовки выполнили полностью без лётных происшествий и грубых предпосылок к ним, все курсанты вылетели самостоятельно и закончили училище. Наиболее способные из них были оставлены инструкторами, среди которых лейтенанты Дузь, Котельников, Самец (сменил фамилию на Петров), Товстохатько и другие.
Лишь один серьёзный инцидент произошел во время полётов с курсантами у молодого лётчика-инструктора лейтенанта Кандаурова. Во время выруливания с централизованной заправочной курсанта с инструктором Кандауровым, который находился в задней кабине, с началом разворота на самолёте МиГ-21у сложились все три стойки шасси. Самолёт лёг на фюзеляж. Своевременная остановка двигателя предотвратила возникновение пожара.
Полуйко руководил в это время полётами. Он был вынужден их закрыть, ибо самолёт лежал в таком месте, что мешал как выруливать, так и заруливать самолётам. Да и разобраться нужно было в причине случившегося, чтобы предотвратить повторение подобного.
Доложив командиру полка о том, что случилось, и, посадив все самолёты, Полуйко пошёл к месту инцидента. Самолёт необычно и неприятно лежал на земле. Вокруг собрались все, кто был на полётах и находился вблизи.
Подошедши к группе, Полуйко громко подал команду:
― Всем разойтись по местам работы! Остаться лётчикам, которые выруливали, инженеру, технику и механику самолёта!
Когда разошлись все, кого не касался случай, Полуйко спросил курсанта:
― Что случилось? Расскажите, какие были ваши действия.
Курсант посмотрел на инструктора и несмело начал докладывать.
― Я ничего такого не делал. Запустил двигатель, закрыл фонарь, герметизировался. Запросил по радио вырулить, показал убрать колодки. Когда колодки были убраны, я дал газ и порулил. Прорулив метров двадцать, я убрал газ и начал разворачиваться влево. Только самолёт начал разворачиваться, как здесь же убрались шасси, и самолёт лёг на фюзеляж. Я поставил РУД на „Стоп”.
― В каком положении стоял кран уборки и выпуска шасси? ― спросил Полуйко.
― В нейтральном. Я проверял после посадки в кабину перед запуском двигателя и больше его не касался.
― Почему, по вашему мнению, убрались шасси?
― Не знаю.
Полуйко задал вопрос инструктору, который стоял нахмуренный, посматривая то на комэска, то на курсанта.
― Что вы можете сказать о причине уборки шасси?
― Я ничего не понял. Кран у меня стоял нейтрально.
― Вы выполняли сегодня две заправки. Когда вы ставили кран нейтрально в задней кабине?
― Он у меня всегда нейтрально.
― Так чего же тогда они убрались?
― Не знаю.
Комэск дал команду инженеру подготовить подъемники для постановки самолёта на шасси. Привезли надувные прорезиненные мешки, подсунули их под крыло и фюзеляж.
Подъехал командир полка. Полуйко доложил, что случилось.
― Причина известна, ― сказал ему командир полка, ― инструктор ставил кран нейтрально и промахнулся.
― Я тоже такого же мнения. Если бы была техническая неисправность, то шасси сложились бы во время запуска или начала выруливания. Сейчас поднимут на козелки и всё выяснится.
― Нужно дать лётному составу указания: если лётчик на выруливании перед полётом заметил, что кран стоит на выпуск, то ставить его нейтрально только после взлёта, а на заруливании ― после остановки двигателя. А Кандаурову скажите: если он будет оправдываться, то не видеть ему испытателей, как своих ушей. Испытатель не может быть нечестным.
Подняли самолёт на козелки, подогнали гидропомповую станцию, соединили с гидросистемой самолёта. Испытание в уборке и выпуске шасси показали полную исправность систем. Остаётся одно: лётчик сам ненароком их убрал. Но Кандауров стоял на своём, сколько комэск ему ни доказывал, что сами они убраться не могут. Полуйко придирчиво добивался признания лётчиком ошибки не потому, что нанесён большой вред его действиями, а потому, что он считал, что лётчик должен быть честным перед своими сослуживцами. Солгав в малом, он может солгать и в большом.
Кандауров был способным лётчиком. Это отмечали все, кто с ним летал. Сам начальник училища генерал Новиков пообещал ему посодействовать переводу в испытательный центр. Возможно, это и заронило в его поведение вирус высокомерия.
Не стал Полуйко портить ему карьеру испытателя, когда через год встал вопрос о переводе его в испытательный центр, поклался на его молодость.
Не просто сложилась дальнейшая судьба этого лётчика. Попав в Государственный научно-испытательный институт ВПС, он своим настойчивым отношением к карьере достиг значительного успеха в испытательной работе, за что ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Развал Союза застал его в воинском звании полковника в Крыму в одном из филиалов научно-исследовательского института. В период кризиса военной авиации в Украине он подвизался на заработки показным пилотажем в Канаде и США. Нелёгкие мытарства на поприще гастролей в западном полушарии ярко описаны в его книге „Взлётная полоса”. Независимость Украины воспринял негативно, переехал в Подмосковье, откуда выражал враждебное отношение к Украинскому государству, авиационную честь которого защищал некоторое время, пилотируя в группе пилотажа „Соколы Украины”.
Напряжённое курсантскими полётами лето подошло к концу и вступило в ту золотую пору осени, которую в народе называют „бабьим летом”. Эскадрилья успешно выполнила план лётной подготовки. Курсантам осталось сдать государственные экзамены по технике пилотирования и боевого применения самолёта МиГ-21, после чего они должны ехать на центральную базу училища в Волгоград для сдачи государственных экзаменов по теоретической подготовке. Там же должны состояться и выпускные мероприятия.
Полуйко тщательным образом готовился к государственным экзаменам, помня о том, что не только курсанты сдают экзамен на качество воздушной выучки, но и постоянный состав эскадрильи на возможность грамотно учить и воспитывать лётчиков, организовывать полёты, готовить авиационную технику. Сдавал экзамены и комэск на возможность командовать эскадрильей, умение руководить полётами, обеспечивать безопасность полётов.
Экзамены принимает Государственная экзаменационная комиссия. Главой экзаменационной комиссии назначается, как правило, один из заместителей командующего воздушной армии или ВВС военного округа, членами лётной подкомиссии и лётчики руководящего состава строевых частей, фактические потребители выпускников. Они уже прибыли в полк и присутствовали во время постановки задач на полёты командиром эскадрильи, принимали участие в предварительной подготовке к полётам, ознакомились с документацией, отображающей ход лётной подготовки курсантов.
Полуйко знал, что отношение членов комиссии к оценке качества техники пилотирования и боевого применения будет придирчивым, но он был уверен, что все курсанты справятся с поставленным заданием, ибо знал способности каждого из них, летая с ними в контрольных полётах и руководя курсантскими полётами, и пытался передать свою уверенность курсантам.
Каждый курсант должен был выполнить один экзаменационный полёт с членом государственной экзаменационной комиссии (ГЭК) на самолёте МиГ-21у на проверку техники пилотирования и один самостоятельный полёт на самолёте МиГ-21ф-13 на стрельбу НУРС по наземным целям на полигоне.
Задание в контрольном полёте в зоне было стандартным, определённым Курсом учебно-лётной подготовки. В нём на высоте 4500-8000 метров предусматривалось выполнить: восьмёрку с креном 60 градусов, вираж с креном 60-70 градусов на форсаже, две бочки, пикирование с углом до 45 градусов с выходом горой до 45 градусов, комплекс (левый переворот ― петля ― правая полупетля), комплекс (правый переворот ― левая косая петля ― правый боевой разворот), спираль с креном 45 градусов до высоты 3000 метров. После выполнения задания в зоне курсант визуально выходит на аэродром и выполняет посадку.
Задание в самостоятельном полёте заключалось в выполнении полёта на боевом самолёте на полигон, поражении наземной цели неуправляемыми реактивными снарядами, выходе на аэродром и выполнении посадки.
Приехав на аэродром, Полуйко проверил состояние взлётно-посадочных полос (бетонной и грунтовой), рулёжных дорожек, прошёл медицинский контроль, ознакомился с метеорологическими условиями и прогнозом погоды, воздушной обстановкой на КП и разрешением на полёты. Начальник училища генерал-майор авиации Новиков Виктор Иванович на Як-18 и командующий авиацией округа генерал-лейтенант авиации Якименко Антон Дмитриевич на МиГ-17 вылетели каждый со своего аэродрома (Бекетовка и Ростов на Дону) и должны сесть с интервалом пять минут во время разведки погоды. Командир полка полковник Лаптев Николай Дмитриевич уже прибыл на аэродром. Полуйко ему доложил о готовности эскадрильи к полётам и поспешил к самолёту МиГ-21у, ибо время вылета уже наступало.
Возле самолёта его ожидали заместитель командира эскадрильи по ИАС, который доложил о готовности авиационной техники к полётам, техник самолёта, который доложил о готовности самолёта к полёту, и командир звена майор Давиденко, который должен был лететь с ним как член экипажа на разведку погоды. Он доложил, что самолёт осмотрен и готов к полёту.
Разведка погоды всегда выполняется на спарке. В передней кабине командир экипажа ― старший по должности, в задней, как правило, командир звена, подготовленный к полётам в сложных метеоусловиях. Это вызывалось спецификой действий разведчика погоды и обеспечением безопасности полёта.
Точно в заданное время разведчик погоды поднялся в воздух. Погода была как по заказу, именно для экзаменационных полётов. О таких метеорологических условиях полётов говорят ― „кулповские”. Прозрачный осенний воздух давал неограниченную видимость, чётко просматривались наземные ориентиры, а особенно горизонт, что способствовало качественному выполнению фигур пилотажа.
Набрав десять тысяч метров на форсажном режиме работы двигателя, Полуйко на канале трассы связался с командными пунктами запасных аэродромов, спросил у них о готовности к приёму самолётов на случай невозможности посадки экипажей на своём аэродроме. Он услышал голос начальника училища, который запросил разрешение на посадку. Командующий передал о начале снижения с эшелона полёта по маршруту для выхода на аэродром.
Зайдя на полигон, разведчик погоды проверил связь с руководителем полётов на полигоне, сделал имитационный заход для стрельбы по мишени с целью проверки условий построения маневра для стрельбы и перешёл на рабочий канал.
Проруливая на заправочную после посадки мимо КДП, он видел там командующего, который стоял вместе с начальником училища и главой государственной экзаменационной комиссии в окружении других офицеров. Полуйко вспомнил, как весной этого года командующий ругал его, за то, что он взлетел ночью на неполно заправленном топливом МиГ-21ф-13. Вина вполне была техника самолёта, который, не заправив задний бак самолёта, закрыл его и доложил комэску, что самолёт к полёту готов. Полёт должен был выполняться по маршруту. Чем бы он мог закончиться, если бы Полуйко после взлёта не обратил внимание на ненормальное показание последовательности выработки топлива из баков, прекратил выполнение задания, выполнил полёт по кругу и сел на аэродром.
В то время командующий был на КДП и слышал радиообмен комэска с руководителем полётов. Он вызвал его к себе и начал ругать:
― Почему ты полетел на неготовом к полёту самолёте? ― грозно спросил он комэска.
― Потому, что техник не полностью заправил. Возможности у лётчика проверить заправку топливом перед полётом нет, а это и не предусмотрено инструкцией, ― ответил Полуйко.
― И кто же виноват?
― Конечно, техник самолёта?
― Так он же твой подчинённый! Как же ты его воспитывал? ― уже раздраженно спросил командующий.
― Так он же не из моей эскадрильи, ― оправдывался комэск. Полёты были полковыми и обеспечивались авиатехникой другой эскадрильи.
― А где твой заместитель по ИАС? Почему его нет возле самолёта, когда ты летаешь? Что ты за командир, если твой самолёт позволяют выпустить без топлива? Подобного вообще не должен быть! Я две войны пролетал, и меня никто не позволил выпустить без горючего. Что ты мне твердишь об инструкции? Это не техник виноват, а ты ― командир! Запомни: хорошему командиру такую свинью не подсунут. Подумай над этим.
Долго тогда думал Николай над словами командующего. Действительно, если командир пользуется в подчинённых авторитетом, то они не позволят себе допустить промашку в подготовке самолёта к полёту. И как это он представляется в глазах личного состава эскадрильи, если его полёт на их самолётах не является для них событием? По-видимому, ещё нужно хорошо работать, чтоб изменить отношение к себе подчинённых. Конечно, и рядового лётчика позорно выпустить в полёт на неподготовленном самолёте, но если уже командира выпустили, то глубина запущенности в работе по обеспечению безопасности полётов очень значительна. Нужно немедленно принимать соответствующие меры.
Произошёл этот случай в начале его деятельности в должности командира эскадрильи, и, действительно, это был единственный подобный случай, но он дал Полуйко урок на всю жизнь.
Сейчас он видел уверенного в себе генерала, который что-то рассказывал окружающим, жестикулируя руками. Командующий в глазах лётчиков был авторитетным начальником. Боевой лётчик, Герой Советского Союза. Это звание он получил, прославившись в боях с японцами на реке Халхин-гол. Руководитель знаменитой во время Великой Отечественной войны группы „Меч”, сбил лично 13 самолётов противника и 35 в группе. Он и сейчас прилетел сам боевым самолётом. Завидное лётное долголетие, дай ему, Бог, здоровья!
Остановив двигатель, Полуйко поспешил на КДП, ибо времени к началу полётов оставалось маловато, а они должны начаться секунда в секунду по плану, причем без спешки. В этом сказывалась организованность полётов.
Комэск чёткой поступью подошёл к командующему и доложил:
― Товарищ командующий, разведка погоды выполнена, соответствует запланированным полётам. Разрешите начать предполётные указания? Командир эскадрильи майор Полуйко.
― Здравствуй, командир! ― протянув руку, сказал командующий. ― Готов к экзаменам?
― Так точно, товарищ командующий! Готов.
― Тогда пойдём и послушаем указания, ― предложил командующий, и вся свита потянулась за ним в класс предполётной подготовки.
Класс предполётной подготовки был переполнен. Проходы между столами были заставлены дополнительными стульями. Передние стулья оставались свободными для прибывшего начальства и тех, кто их сопровождал. На передней стене были развешены схемы экзаменационных полётов, схемы аэродрома и полигона с мишенной обстановкой. Доска информации с обозначенными данными предполётных указаний, предварительно нанесённых заместителем командира эскадрильи майором Гришиным на основании докладов по радио разведчика погоды и данных с КП.
Полуйко, зайдя первым в класс, уточнил наличие присутствующего лётного состава, курсантов и группы руководства полётов. Отворилась дверь, и в класс вступил командующий со своей свитой.
― Товарищи офицеры! ― громко подал команду комэск. Все встали и приняли стойку „смирно”.
― Товарищ командующий! Лётный состав, курсанты третьей эскадрильи, участвующие в полётах, группа руководства полётами собраны для дачи предполётных указаний. Руководитель полётов майор Полуйко.
― Здравствуйте, товарищи! ― густым басом поздоровался генерал Якименко.
― Здравия желаем, товарищ командующий! ― одноголосно прокричали присутствующие.
― Товарищи офицеры! Прошу садиться. Начинайте предполётные указания ― кивнул командующий комэску. Прибывшие занимали назначенные им места.
Полуйко доложил о результатах разведки погоды, довёл другие данные, которые предусмотрены планом предполётных указаний, и ответив на вопросы присутствующих, доложил командующему о готовности эскадрильи к полётам.
Генерал Якименко поднялся, вышел вперёд и проговорил:
― Ваша эскадрилья сегодня сдаёт экзамен на зрелость. Невзирая на присутствие ваших начальников на полётах, требую, их провести с высоким уровнем организации и качества. Но не перестарайтесь. Не вздумайте показывать того, чему вас не учили. Для вас это должны быть обычные полёты. Желаю удачи. Начинайте полёты.
― Есть, товарищ командующий, ― ответил Полуйко и подал команду: ― Товарищи офицеры! По самолётам!
Точно в определенное время взлетел первый курсант на спарке с председателем экзаменационной комиссии. Завертелся конвейер полётов. Чётко, согласно плановой таблице взлетали и садились самолёты, в динамике непрерывно звучали доклады и команды участников полётов. Руководитель полётов внимательно следил за воздушной обстановкой визуально и посредством радиотехнических средств и членов группы руководства полётами, регулировал движение самолётов в воздухе и на земле, подавая соответствующие команды и контролируя их выполнение.
Командующий и начальник училища пошли на СКП посмотреть, как будут садиться курсанты.
Напряжение спало по завершении полётов. Слава Богу, они прошли без инцидентов, ни одного отказа техники, ни одного грубого отклонения в технике пилотирования и эксплуатации авиатехники.
Выпустив красную ракету после остановки двигателя курсантом, который зарулил на заправочную крайним, Полуйко пошёл доложить начальству, стоящему кружком на нарисованном на асфальте макете района полётов, предназначенном для тренировки курсантов методом „пеший по лётному”, и что-то бойко обсуждало.
Полуйко, пытаясь не наступить на изображённые на асфальте населённые пункты, чтобы не стирать их подошвами, подошёл к командующему и доложил:
― Товарищ командующий! Полёты закончены, план выполнен полностью, предпосылки к лётным событиям не выявлены, результаты и оценки выполнения полётных заданий уточняются. По предварительным данным неудовлетворительных оценок нет. Командир эскадрильи майор Полуйко.
― Молодец, командир! ― сказал Якименко, пожимая руку комэску. ― Поздравляю с окончанием программы лётной подготовки и благодарю за хорошую работу. Так держать!
― Служу Советскому Союзу! ― ответил Полуйко и прибавил: ― Я что? Нужно благодарить личный состав эскадрильи, особенно инструкторов. Я передам им ваше поздравление.
― Не скажи! Хорошие результаты работы, прежде всего, зависят от командира, кстати, как и плохие. Если командир не умеет руководить, то он мешает коллективу хорошо работать, и дела не будет. Когда у вас разбор полётов?
― В шестнадцать, товарищ командующий.
― Хорошо. Я буду.
Начальник училища, а за ним все другие, кто присутствовал, тоже пожали руку комэске, поздравляя. Генерал Новиков сказал:
― Благодарю, Николай Алексеевич, не за-зна-вай-ся.
― Мне это не угрожает, товарищ генерал. Разрешите идти?
― Идите. Обедайте и готовьтесь к разбору.
Полуйко пошёл к автобусу, ожидающему его, наполненный лётчиками, которые с воодушевлением обсуждали события, происходящие на полётах. Разговоры прекратились. В автобусе наступила тишина ― все ожидали, что скажет комэск.
― Ну, что?.. Начальство довольно нашими полётами. Командующий хочет быть на нашем разборе. Значит, будут и глава комиссии, и начальник училища, и командир полка. Едем в столовую и слушайте, ибо времени мало. Нужно качественно приготовиться к разбору, чтобы не смазать впечатления в командования о нашей эскадрилье. Командирам звеньев и майору Гришину ― сдать замечания, которые вы получили от членов ГЭК о полётах курсантов. Помощнику руководителя полётов ― сдать записи с замечаниями относительно качества посадок. Кому от других офицеров были замечания ― тоже сдать начальнику штаба. Капитану Никитину обобщить и материал подать мне до 15.30. Майору Путинцеву связаться с секретарём комиссии и сделать для разбора плакат с оценками курсантов по технике пилотирования и боевого применения по элементам и общим за лётную подготовку.
Государственная экзаменационная комиссия отметила высокий уровень подготовки выпускников. Все они выполнили нормативы на отлично и хорошо. Военно-Воздушные Силы получили очередной отряд молодых лётчиков. Как сложится их судьба? Кто-то из них станет заслуженным лётчиком, кто-то ― героем, кто-то генералом, а кого-то подстерегает злая судьба. Ибо такая уже жизнь, что не может она быть для всех одинаковая. По различным причинам, но каждый пойдёт своим путём. В одного он будет длинен и счастлив, в другого ― короткий и тернистый.
Счастья вам, орлята! Мы дали вам, что могли. Дальше будет всё зависеть от вас самих.
Осень оказалась сухой и дала возможность полностью ввести в строй молодых лётчиков-инструкторов, закончить ночную подготовку. Ожидали погоду в сложных метеоусловиях при минимуме, чтобы завершить подготовку на класс и подтверждение классной квалификации.
Под конец дня пятницы Полуйко вызвал к себе командир полка. Лаптев спросил его, когда он зашёл в кабинет и доложил о прибытии:
― Николай Алексеевич, как дела с материалом об эксперименте?
― Нормально, Николай Дмитриевич. Все материалы месяц тому назад забрал Фальковский. Ему ставилось задание обобщить, проанализировать, сделать выводы и подготовить отчёт. Что от нас требовалось приказом начальника училища о проведении эксперимента, мы выполнили. У Фальковского претензий не было.
― У Фальковского их, может, и не было, а вот у начальника училища претензий к нам много. Сегодня по телефону он дал мне нагоняя. Я его таким свирепым ещё не слышал. Он приказал тебе лично немедленно прибыть к нему для выяснения всех вопросов относительно проведенного эксперимента. Приготовься. Надеюсь, что копии материалов ты догадался оставить?
― Так точно. Вторые экземпляры есть.
― Тогда тебе будет легче с ним разговаривать. Бери с собой всё, что есть. Сказал, что он тебя не отпустит, пока не подготовите с Фальковским отчёт такой, который ему понравится. Предписание я тебе уже подписал, возьми в строевом. Сегодня вечером идёт поезд на Волгоград. Завтра утром Новиков ожидает тебя в штабе училища.
― Я понял. Но не могу понять, почему тогда они нам не поставили конкретное задание на анализ результатов эксперимента и подготовку отчёта. В приказе начальника училища это задание полностью возложено на Фальковского, а теперь мы, выходит, виноваты.
― Не советую тебе об этом говорить Новикову. Только возмутишь его ещё больше. Молча выслушай, что он тебе скажет, и выполни его требования. Результат эксперимента хороший. Мы сделали всё должным образом, но нужно показать это в отчёте.
― Только я не смогу проголосовать на выборах народных судей, которые должны состояться в это воскресенье, ― сказал Полуйко.
― Не переживай. Проголосуем за тебя.
― Есть, ― Полуйко встал. ― Разрешите идти?
― Бывай, ― Лаптев пожал ему руку. ― Счастливого пути. Я позвоню, чтобы тебе прислали машину на вокзал. Выйдешь с поезда ― поищи на стоянке.
― Спасибо, Николай Дмитриевич. Всего доброго.
Пройдя через вестибюль вокзала, Полуйко вышел на привокзальную площадь. Оглянувшись вокруг, он увидел одинокий „газик” и направился к нему. Здесь неожиданно перед ним выросла крепкая фигура мужчины преклонных лет с пышными белыми усами и широкой бородой.
― Позвольте обратиться, товарищ майор?
― Пожалуйста, ― удивленно посмотрев на старика, остановился Полуйко.
― Не могли бы вы подсказать, как мне найти штаб Качинского училища?
― Гм. А зачем он вам?
― Я ветеран училища с 1910 года, когда оно было в самой Каче под Севастополем, а теперь меня пригласили в училище, чтоб я поделился своими воспоминаниями. Я и приехал. Вот у меня и письмо есть с приглашением.
Ветеран вытянул из кармана смятую бумажку и протянул майору. Тот взял, глянул лишь на подпись полковника Прохоренко Ивана Фёдоровича, руководителя ветеранской организации училища, начальника кафедры аэродинамики, и повернул бумажку бородачу.
― Поехали со мной. Я именно туда и направляюсь, ― взволнован реликтовым ветераном, Полуйко повёл его к машине.
Ехать было не долго, минут пятнадцать. Но и за это время ветеран успел рассказать много чего любопытного. Он был механиком самолёта, на котором летал сам Крутень. Знал лично много лётчиков и механиков, которые работали в училище с первого дня создания „Качи”. Помнит добрые и печальные события зарождения авиации.
„Это же нужно так случиться, чтобы встретить живого свидетеля тех далёких дней, дней зарождения авиации, зарождения первой в Российской империи лётной школы. Да ещё и какого богатыря! Очень интересная находка для училища. Представляю, как будут его слушать курсанты”, ― думал Полуйко, слушая рассказ ветерана.
К штабу приехали рано. Кроме дежурной службы в штабе ещё никого не было. Доложив дежурному о прибытии и отдав на его заботу прибывшего ветерана, Полуйко пошёл в небольшую гостиницу для прибывших в командировку, находившуюся в одном из домов военного городка.
Около девяти часов Полуйко ходил пустынным коридором мимо приёмной генерала с майором Фальковским, который рассказывал ему, почему именно был неудовлетворён начальник училища. Новиков был уже в кабинете. Ровно в девять Фальковский постучал в дверь, из-за которой послышалось:
― Заходите!
Оба майора вошли в кабинет, стали, вытянувшись, колеблясь, кому первому докладывать о прибытии.
Новиков, сидя за широким столом, уставился на прибывших голубыми глазами, гневно блестевшими на его лице. Крупная красивая голова, увенчанная зализанными назад кудрявыми седыми волосами, гордо заброшена во властной осанке.
― Чего остановились? Подходите ближе! ― голосом, который ничего доброго не предвещал, пробасил генерал.
Майоры подошли ближе к столу и остановились.
― Когда вы научитесь работать? Вам ничего невозможно поручить! Вы похерили важное государственное задание! ― разжигая себя, переходил на крик генерал. Лицо наливалось багровым цветом.
Майоры стояли, вытянувшись, и неотрывно смотрели на освирепевшего начальника. Новиков выдернул из стола папку с несколькими бумагами и швырнул её на стол.
― Вот ваша писанина! Даже для „Крокодила” не годится! Даже школьник лучше написал бы! Что я пошлю главкому? Из нас все ВВС смеяться будут. Полуйко, кто писал отчёт? Вы его читали?
― Товарищ генерал, этот вопрос не ко мне, ― глухо ответил Полуйко. ― Соответственно вашему приказу о проведении эксперимента обобщение и анализ результатов эксперимента, выработка предложений и подготовка отчёта возлагалась на лётно-методическую группу. Все необходимые материалы мы подали своевременно.
― Неужели вам безразлично, как оформлены результаты вашего труда? Выходит, как в той поговорке: умела готовить и не умела подавать!.. А чего вам, Фальковский, не хватало для оформления отчёта?
― Товарищ генерал, материала было достаточно. Я считал, что мы подготовили нормальный отчёт, ― уверенно ответил Фальковский.
― Что?! ― вскипел Новиков. ― Я придираюсь? Ты бездарный офицер! Я тебе поручил методику лётного обучения в училище, а ты не в состоянии отличить зерно от половы! Зря я назначил тебя на эту должность! Ты что, думаешь, я перевёл тебя в Волгоград, чтобы ты здесь баклуши бил? Быстро отправлю назад!
Переведя дух, Новиков помолчал и уже тише, примирительно проговорил:
― Ну, ладно. Полуйко, бери эту папку, садись в кабинете Фальковского, внимательно прочитай и хоть заново переделывай, хоть исправляй, а мне чтоб отчёт был квалифицирован, научно обоснованный, с правильными выводами о возможности обучения курсантов без переходного самолёта. Не выходить из кабинета, пока не сделаете такой отчёт, чтоб… годился для диссертации.
Новиков протянул Полуйко папку.
― А ты, Фальковский, не мешай, а обеспечь ему нормальную работу: организуй удобство, обеспечь материалами, машинисткой, привлеки чертёжников и тому подобное. Возникнут проблемы ― обращайтесь ко мне в любое время.
Подумав, начальник училища прибавил:
― В понедельник утром, чтоб отчёт лежал у меня на столе. Вопросы?
― Нет, ― ответил Полуйко. ― Разрешите идти?
― Идите.
Молча вышли и пошли пустынным коридором в кабинет начальника лётно-методической группы. Настроение очень плохое. Полуйко размышлял, как он будет выполнять задание начальника училища. Может ли он успеть своевременно его выполнить? Придётся в значительной мере посидеть.
В кабинете Полуйко перечёл отчёт, подготовленный Фальковским. Не отчёт, а слабенький доклад о выполненной работе. Ни обобщения, ни анализа, ни обоснования выводов и предложений. Даже не использованы конкретные данные о налёте по видам лётной подготовки, которые могли бы быть использованы во время разработки соответствующего КУЛПа.
― Ну, что, Стасик? ― вздохнувши, сказал Полуйко. ― Извини, но начальник был прав, ругая нас с тобой. Не годится, и существенно нужно переделывать. К сожалению, времени очень мало, поэтому нужно спешить. Неси весь материал, что я тебе давал, и у меня кое-что есть. Через час сажай чертёжников здесь в кабинете, чтоб я мог им помогать. Думаю, два справятся. Я сейчас подготовлю данные для таблиц и графиков. Машинистке робота будет после обеда. Договорись с начальником штаба или его заместителем, чтоб она работала сегодня и завтра в выходной день. Я буду тебе отдавать черновики, а ты будешь помогать ей печатать. Если можешь, организуй крепкого чая для поддержки работоспособности. Пока всё.
Он вытянул из портфеля свои бумаги и погрузился в работу. Составил сравнительные таблицы общего и за видами лётной подготовки налёта курсантов экспериментального и контрольного звеньев, количества часов наземной подготовки, результатов освоения видов лётной подготовки и тому подобное. На основании таблиц разработал графики.
С прибытием двух курсантов, которые должны были чертить таблицы и графики, Полуйко дал им задание, растолковал, какие они должны иметь вид и начал обосновывать полученные данные. По мере написания текста материал отдавал печатать. Перерыв делал на обед и ужин. В восемнадцать часов отпустил всех отдыхать, а сам работал до полуночи.
Николаю приятно и легко было работать над материалом, который был пропитан его потом, связанный его нервами, наполненный заботой о безопасности каждого полёта. Не раз сжималось его сердце от воспоминания об отдельных опасных ошибках каждого полёта, когда казалось несчастье неминуемым, но наступала радость оттого, что всё обошлось благополучно. Вся напряженная работа учебного года прошла перед его мысленным взором .
В пять утра воскресенья Полуйко уже был в штабе и продолжал работать над отчётом. Около полудня работа была закончена. Оставалось напечатать. Машинистка, старательно выстукивала на машинке материал, который диктовал ей Фальковский. Полуйко читал напечатанное и здесь же исправлял допущенные ошибки.
Вечером отчёт был полностью готов. Оставалось лишь сброшюровать и оформить титульный лист. Это уже будет сделано в понедельник в типографии.
В понедельник утром Полуйко с Фальковским ожидали начальника училища в штабе. Новиков приехал в шесть часов, зашёл на КП ознакомиться с обстановкой в частях училища, где Полуйко ему доложил:
― Товарищ генерал, ваш приказ выполнен.
Новиков недоверчиво посмотрел то на Полуйко, то на Фальковского.
― Хорошо, ― ответил он. ― Пойдёмте в кабинет, посмотрим.
Поднялись на второй этаж, зашли в кабинет.
Полуйко положил папку с отчётом на стол перед начальником. Тот кивнул им на стулья за приставным столиком, открыл папку и начал внимательно читать, рассматривая таблицы и графики.
Майоры сидели молча, волнуясь, понравится ли начальнику отчёт. Хотя Полуйко и был уверен, что работа выполнена удачно, но всё может быть. Ему очень не хотелось оставаться в Волгограде ещё на время. Дома у него было много первоочередных дел. Да и семья скучает за ним. Позвонить по телефону он не мог, ибо телефона дома нет.
Дочитав до конца, Новиков несколько секунд сидел молча и смотрел на Полуйко своим пронзительным взглядом. Полуйко тоже смотрел в глаза начальнику, пытаясь угадать, что тот думает.
― Учись, Фальковский, как надо готовить документы, ― наконец вымолвил Новиков. ― Думаешь в академии даром дают дипломы с отличием? Молодец. Это ― что нужно! Благодарю, Николай Алексеевич.
Он встал, пожал Полуйко руку. У того отлегло от сердца, и он шумно вздохнул.
― Служу Советскому Союзу!
― Служи, служи. Родина тебя не забудет! Можешь ехать. Когда у тебя поезд?
― Через полтора часа. Если успею.
― Успеешь. Я сейчас вызову машину, она отвезёт тебя на вокзал.
― Спасибо, товарищ генерал!
Домой приехал поздно вечером. Дети уже спали. Нина обрадовалась приезду мужа, быстренько накрыла на стол. Рассказывала о домашних делах, какие проблемы у ребят, кто из них был в ссоре, какие они получили оценки в школе.
Николай Алексеевич понимал, что он мало уделяет внимания детям. Служба забирает всё время, для детей остаётся только выходной день, и то не всегда. Он видел, что дети взрослеют и уже не так часто обращаются к нему со своими проблемами. Зато в воскресенье он отдавал себя в их распоряжение. Ходил с ними рыбачить на Иловлю, иногда ходили семьёй на реку отдыхать вместе с семьями своих друзей.
Утром после завтрака и полкового построения Полуйко зашёл в кабинет командира полка, чтобы доложить о результатах поездки в штаб училища. Там присутствовал заместитель командира полка по лётной подготовке подполковник Аникеев Лев Петрович.
― Ну, как впечатление от поездки? ― спросил Лаптев после доклада Полуйко о возвращении из командировки.
― Не плохое. Начальник училища сначала выдрал, а затем похвалил. Пришлось посидеть над материалом.
― Он мне звонил. Очень доволен твоей работой. А больше ничего он тебе не говорил?
― Нет.
― Не предлагал другую должность?
― Об этом ни слова.
― А мне говорил, что пора тебя выдвигать на повышение, а то ты засиделся в комэсках.
Полуйко засмеялся:
― Это за год-то?
― Ну что, пойдешь на высшую должность?
― А какую именно? ― удивленно спросил Полуйко.
― Старшим штурманом полка, ― встрял в разговор Аникеев, зная, что должность вакантна.
― Да нет, ― перебил его Николай Дмитриевич. ― Заместителем командира полка по лётной подготовке.
― А куда же я тогда? ― спросил Аникеев.
― Ты пойдёшь заместителем командира полка.
― А куда же Зяблов?
Подполковник Зяблов Юрий Владимирович год назад был назначен заместителем командира полка. Энергичный жизнелюб, с веселым холерическим характером, коммуникабелен, он быстро завладел авторитетом среди офицерского состава полка.
Полуйко хорошо знал его ещё по Бердску, где они служили в одном полку переходных самолётов лётчиками-инструкторами, но в разных эскадрильях. Он был единственным лётчиком, кто из полка поехал учиться в академию. После академии Зяблов прошёл в другом училище должность командира эскадрильи и заместителя командира полка в Лебяжьему. При этом он выявил неплохие организаторские способности, что и стало основанием для назначения его командиром полка. Полуйко считал его высоко порядочным человеком, поэтому был рад тому, что ему придётся служить под непосредственным началом такого командира.
― А Зяблов идёт командиром полка, ― вымолвил Лаптев.
― А вы куда? ― спросил Аникеев.
― Меня выдвигают на должность заместителя начальника Качинского училища по лётной подготовке. Вот такая лестница. Так что готовься, Николай Алексеевич, руководить лётной подготовкой всего полка. Изучай задание полка, программы, уровень подготовки лётного состава, состояние методической работы, вопрос руководства полётами, безопасности полётов и тому подобное. А приказ скоро придёт. Пока об этом распространяться не нужно, дождёмся приказа.
.
Перейти на следующую страницу
|
