― Достаточно, Анатолий Васильевич, ― сказал Полуйко, чувствуя, как волна неприязни к заместителю охватывает его, ― не нужно мне докладывать. Я не терплю шептунов. Если у вас имеется что-то сказать, то говорите откровенно, прямо и открыто или лично в глаза, или на партийных собраниях, или на совещании. Не нужно так. Считайте, что вы мне ничего не говорили. Так-то лучше будет. Будьте бдительными в работе с комиссией. Если выявят что-то серьезное, немедленно мне докладывайте.
     ― Пока что молчат, копа-ают, ― недовольно ответил Антонкин.
     Неприятно для себя Николай Алексеевич подумал, что он встретил „недремный глаз”, который следит за каждым. Следить будет и за ним. И не преминёт, при случае, воспользоваться своими чёрными наблюдениями. Опыт работы с людьми подсказывает, что стукачами становится тот, кто не обременён тяжёлым трудом, бездельники и непризнанные подхалимы, которые пытались попасть в фавориты к начальству, а то их не приняло. „Ничего не сделаешь, если бы набирал себе команду, то не взял бы с собой такого сотрудника. А так ― придётся мириться и бдеть”, ― думал Полуйко, листая личное дело заместителя.
     Полковник Антонкин в училище прибыл три года тому назад из Центра подготовки ВВС, расположенном в городе Фрунзе Киргизской ССР, которое выполняло задания, аналогичные Краснодарскому училищу, и где он был командиром учебного авиационного полка на самолётах Л-29. По прибытии в Краснодар списался с лётной работы, но продолжал состоять в должности заместителя начальника училища. В этом училище должность заместителя начальника училища ― лётная. Очевидно, имел поддержку московского начальства, иначе ― не перевели бы и не держали в лётной должности списанного лётчика.
     ― Анатолий Васильевич, вы как заместитель начальника училища отвечаете за организацию теоретической подготовки курсантов. Подготовьте мне справку о состоянии учебно-лётного отдела, ходу и результатах теоретического обучения курсантов и слушателей, о наличии и квалификации преподавательского состава.
     ― Вы вызовите начальника учебно-лётного отдела полковника Черепа, у него все данные есть.
     ― ..?
     ― Он у нас отвечает за теоретическую подготовку курсантов.
     ― А вы персонально за что отвечаете?
     Антонкин замялся, очевидно, не ожидая такого вопроса.
     ― Я замещаю начальника училища, когда он отсутствует.
     ― Я так понимаю, что полковник Гандер отвечает за лётную подготовку, а вы за теоретическую. Вы же не летаете?
     ― Я списался с лётной работы.
     ― Днями я выдам приказ о распределении обязанностей и полномочий заместителей начальника училища, а пока что будете ответственным за теоретическую подготовку курсантов и слушателей, организовывать приём курсантов и слушателей, иностранных делегаций и атташе. Кстати, как опытного офицера, я прошу вас подготовить проект приказа о распределении полномочий, а затем обсудим их со всеми заместителями.
     ― Есть. Разрешите идти?
     ― Идите. Пришлите мне полковника Черепа.
     Антонкин встал, бросил на Полуйка недовольный взгляд и вышел.
     Начальник учебно-лётного отдела полковник Череп Анатолий Иванович, чернявый, среднего роста, полного телосложения, возрастом за пятьдесят лет появился через пять минут после ухода Антонкина.
     „Быстро”, ― подумал Полуйко, хоть и знал, что УЛО находится на втором этаже того же здания, в котором на первом этаже был кабинет начальника училища.
     ― Пожалуйста, заходите, садитесь, ― пригласил его Полуйко, когда тот зашёл в кабинет. ― Я знакомлюсь с руководящим составом училища. Расскажите коротко о себе, а затем о состоянии УЛО и переменном составе училища.
     ― Родился я в 1922 году. Закончил Ворошиловградскую военную авиационную школу в 1941 году, работал лётчиком-инструктором, перевели в Чугуевское военное авиационное училище лётчиков в 1946 году, работал командиром звена, комэском, заместителем командира полка, командиром полка. В 1960 году был переведён командиром полка на Центральные курсы города Фрунзе. Там в 1961 году списался с лётной работы и был назначен заместителем начальника УЛО, а затем начальником УЛО. В 1970 году переведён в Краснодарское училище. Женат, имею дочь. Квартиру получил, готовый на „дембель”.
     ― Не спешите. Ещё поработаете. Имеете такой опыт командования, да ещё и работы с иностранцами. Как здоровье?
     ― Я пока что не жалуюсь. Если можно будет, то ещё поработаю.
     ― Расскажите о переменном составе училища.
     ― Вам не приходилось раньше иметь дела с иностранными курсантами? ― спросил Анатолий Иванович.
     ― Нет. Не приходилось. Я имею опыт обучения советских лётчиков некоторых национальностей Советского Союза, но то совсем другое дело. Чёткий курс лётной подготовки, одинаковый для всех курсантов. Обычно, имеются некоторые национальные особенности, но они сказываются не так выпукло, как в иностранцев.
     ― Простите. Я спросил потому, чтоб оптимальнее рассказать вам об особенностях организации подготовки иностранных военнослужащих, а не потому, чтобы подчеркнуть отсутствие у вас опыта работы с иностранцами.
Череп обстоятельно рассказал о курсантах и слушателях, которые учатся в училище. На данный момент на обучении находятся национальные группы Алжира, Афганистана, Болгарии, Венгрии, Вьетнама, Эфиопии, Ирака, Кубы, Лаоса, Мозамбика, Монголии, Польши, Сирии, Сомали, Танзании, Уганды. Кроме того, решением командующего ВВС округа в Приморско-Ахтарске обучались на Л-29 54 курсанта Качинского ВВАУЛ.
     ― Какой порядок подчинённости переменного состава и ответственности за обучение и воспитание слушателей и курсантов? ― спросил Полуйко.
     ― Курсанты и слушатели подготовительного и теоретического курсов и всех курсов инженерно-технических специальностей, которые находятся на центральной базе в Краснодаре, подчиняются начальнику УЛО. Курсанты и слушатели лётных специальностей размещаются и учатся в авиационных полках на аэродромах в Приморско-Ахтарском ― на самолётах Л-29, в Кущёвке ― на МиГ-17 и МиГ-21 и в Краснодаре ― на МиГ-21, Су-7б, Су-20 и МиГ-25. Они подчиняются командирам полков.
     ― Пожалуйста, расскажите детальнее об организации обучения слушателей и курсантов, которые учатся на центральной базе в учебно-лётном отделе.

     Крайним, с кем он хотел поговорить в первый день пребывания в Краснодаре, был начальник политотдела училища полковник Петров Михаил Иванович. Зная об особом статусе начальника политотдела в армейских структурах, он понимал, что от того, как у него с ним сложатся взаимные отношения, будет зависеть успешность его работы. Хотя начальник политотдела имел приставку в должности ― заместитель начальника училища по политической части и он считался подчинённым начальника училища, но политорганы жёстко держали вертикаль подчиненности политработников, и вышестоящие начальники политотделов или политуправлений не давали их в обиду, пристально защищали их авторитет. Он знал и то, что начальник политотдела должен был  бдеть за начальником училища и докладывать об его отклонениях по службе и о его моральном облике, политической зрелости и всё такое. Поэтому перед первой беседой с Петровым Полуйко не то, чтобы волновался или побаивался, а чувствовал себя как-то неудобно, когда набирал номер его телефона.
     ― Михаил Иванович, Полуйко. У вас есть время для разговора со мной?
     ― Да. Готов, ― был ответ.
     ― Тогда ожидаю вас. Я ― в кабинете начальника училища.
     ― Есть. Сейчас буду.
     Сев напротив на предложенный стул, Петров уставил свои синие глаза на Полуйко, ожидая начала разговора и отдавая инициативу собеседнику. Круглое сероватое одутловатое лицо выражало усталость. Выразительные мешки под глазами выдавали почечную недостаточность хозяина.
     ― Как себя чувствуете, Михаил Иванович?
     ― Нормально, ― бодро ответил Петров. ― Готов служить и дальше, если партии я буду нужный на этом посту. А пока что генерал Черепахин определил ― до следующей осени. Как раз в следующем году исполняется пятьдесят лет ― и на отдых. Если вы не будете настаивать, чтоб я пошёл раньше.
     ― А зачем мне подталкивать вас к преждевременному увольнению? ― спросил Полуйко, рассматривая мешковатую фигуру полковника, на груди которого поблескивал значок военного лётчика первого класса. ― Наоборот, я надеюсь, что вы мне поможете стать на ноги. Вижу, что мне не будет легко сначала. Людей не знаю. А вы уже, наверное, изучили каждого. Вот и подскажете, на кого можно положиться.
     ― Я рад буду с вами сотрудничать, ― с заинтересованностью заблестели глаза начпо. ― Считаю, что полагаться нужно на партийные организации, а не на отдельные личности. Партийные организации у нас здоровы. Коммунисты и комсомольцы правильно понимают задачи, стоящие перед училищем. Есть на кого опереться командиру.
     ― Не скажите. Я понимаю, что вообще коллектив здоров, но в любом коллективе должно быть два полюса ― положительный и отрицательный. Это закон природы. Никуда мы не денемся от него. Обычно, мы на стороне положительного полюса, но должны знать и отрицательную сторону, чтобы не допустить его разрушительного влияния на всю систему. Нужно быть бдительными и использовать все рычаги влияния на ситуацию. Вот для этого нам и нужная согласованная работа офицеров управления.
     ― Согласен я с вами, хоть и не совсем разделяю ваш тезис о полюсах. В здоровом коллективе не может быть негативных людей, как и негативных явлений.
     ― Откуда же тогда в таком здоровом коллективе, как училище, негативные происшествия? Сколько за этот год их зафиксировано?
     ― Шесть.
     ― По каким причинам?
     ― Два утопленника, два автодорожных происшествия с гибелью военнослужащих, одно самоубийство офицера и одна драка солдат срочной службы, 159 грубых нарушений воинской дисциплины.
     ― И это мало для здорового коллектива?
     ― Не мало. Лучше бы ничего не было. Но у нас меньше, чем в других училищах. Даже из расчёта количества личного состава на одно происшествие у нас лучшие результаты. Кроме того, у нас лучшее состояние лётной подготовки ― нет лётных происшествий.
     ― Я уже об этом слышал от Гандера, ― скривившись, отреагировал Полуйко. ― У меня нет суеверных комплексов, но меня коробит, когда я слышу восхваление безаварийностью. Я понимаю, что безаварийность достигается большим трудом всего коллектива училища, но если сознание людей охватывает самодовольство ― ожидай неприятностей. Лётный труд нуждается в состоянии постоянной бдительности к соблюдению законов лётной службы.
     ― Да. Политработники и партийные организации по-другому и не мыслят.
     ― Нам нужно добиться, чтобы так мыслил каждый член нашего коллектива, а не только организации. Я приглашаю вас поехать со мной в другие гарнизоны училища, если у вас не будет других планов. Завтра я хочу познакомиться с местным полком, послезавтра собираюсь в Приморско-Ахтарск и Кущёвку.
     ― Готов. Когда вылет?
     ― Вылет послезавтра в восемь утра.

     На следующий день Николай Алексеевич поднялся, как всегда, рано. Едва лишь начинало светать, когда он вышел из общежития на центральную дорогу военного городка, которая вела от штаба училища к аэродрому. Высокие пирамидальные тополя, мрачно стоящие в широких кюветах заасфальтированной дороги, ещё не сбросили подкрашенные желтизной листья. Некоторые из них освещались фонарями, и тогда чётко проступали длинные, сухие, прижатые к толстому основному стволу ветки, выдававшие их старость.
     „Устарели, ― подумал Полуйко, ― и физически, и морально. От них один только мусор. Не мешало бы обновить”. В его голове возник даже план, как это сделать. Но это не сразу. Не поймут его новаторство. Да и не c этого нужно начинать. Основное ― разобраться с боевой и мобилизационной готовностью, планами лётной подготовки, организацией полётов, безопасностью полётов, воинской дисциплиной и порядком.
     Николай Алексеевич не вызывал машину, решил пройтись пешком на аэродром. Дорогу он знал хорошо ещё с того времени, когда полмесяца сидел здесь, ожидая погоду, во время перегонки самолётов с Тбилиси. Не один раз он с тяжёлым парашютом шёл этой дорогой, чтоб узнать об отсутствии разрешения на перелёт. „Интересно, служит ли ещё тот комэск, который тогда не дал им автобуса, чтобы доехать до аэродрома, когда они спешили?”.
     Светало быстро. Военный городок и аэродром уже гудели как тронутый улей. Николай Алексеевич уже подходил к стоянкам самолётов, как его догнал автобус с лётчиками, ехавшими на полёты. Сравнявшись с ним, автобус остановился. В дверях показался полковник Гандер. Он позвал:
     ― Товарищ командир, садитесь!
     ― Езжайте, я пешком дойду, ― махнул рукой Полуйко.
     ― Разрешите и я с вами? ― Гандер выпрыгнул из автобуса и присоединился к Полуйко.
     Прошли мимо стоянки самолётов Су-7. Полуйко обратил внимание на густое ярко-зелёное покрытие лётного поля. Невысокие кустистые растения сплошным ярко-зелёным ковром покрывали землю.
     ― Что это за трава? ― спросил он.
     ― Это не трава, а карантинный сорняк ― амброзия . Очень стойкое растение, завезённое из Америки, говорят, с зерном. Очень многие люди болеют аллергией, когда она цветёт. А цветёт она с весны до глубокой осени, пока не побьёт мороз.
     ― Впервые вижу. Почему же вы не уничтожаете её?
     ― Вам тоже придётся проникаться этим вопросом. В крае создана карантинная комиссия, которая уже не один штраф наложила на училище за распространение амброзии. Но ничего имеющимися средствами сделать невозможно. Корневая система очень крепкая ― вырвать с корнем невозможно, разве на пашне. Не будешь же перепахивать лётное поле.
     ― А косить?
     ― А какой смысл? Через пару дней ствол распускает побеги и опять цветёт, рассеивая пыльцу. Пробовали даже разливать керосин на поле и поджигать ― ничего не выходит. На чёрной выжженной земле ничто больше не растет, кроме амброзии. Она забивает всё.
     ― Неужели нет никаких химических веществ, которые бы уничтожали её?
     ― Что-то есть. Но настолько дорогостоящее дело, что никаких средств в училище не хватит. В Америке имеются какие-то или насекомые, или гусеницы, которые поедают амброзию. Говорят, если завезти их к нам, то они уничтожат и всю другую растительность. Достаточно нам их колорадских жуков.
     За разговорами дошли до стартового комплекса, стандартного для всех аэродромов Военно-Воздушных Сил ― КДП, высотный домик , централизованная заправочная.
     На входе в КП их встретил высокий ростом, в летах, с узкой полоской тёмных волос над верхней губой подполковник:
     ― Товарищ полковник, полк готов к полётам. Начальник штаба полка подполковник Карпинский. Командир полка готовится на разведку погоды.
     ― Доброе утро, товарищ подполковник, ― поздоровался Полуйко, пожимая протянутую ему руку. ― Какие виды на полёты?
     ― Прогноз погоды отвечает варианту полётов в сложных метеоусловиях.
     ― Вы работайте по утвержденному командиром полка плану, а мы с полковником Гандером познакомимся с оборудованием аэродрома. Он здесь не гость. Хочу посмотреть, что у вас изменилось с тех пор, как мне пришлось во время перелёта здесь быть. Много чего забылось, но кое-что забыть невозможно, ― сказал Полуйко. Как не подмывало, но он не стал напоминать подполковнику о том случае с автобусом и его отношении к перелётным лётчикам. „Пусть думает, что я его не узнал”.
     Опознал-таки Карпинский в начальнике училища того подполковника, который стоял в дверях и умолял его дать автобус. Если бы знал, что так случится, то на своём горбу оттащил бы его парашют на аэродром. Как переплетаются судьбы людей! Кто же знал, что невзрачный подполковник, проникавшийся перегонкой самолёта, когда-то вернётся сюда начальником училища?
     На первом этаже КДП размещалась метеогруппа полка. Дежурный синоптик разложил на столе синоптические карты и доложил метеорологическую обстановку в районе полётов и на запасных аэродромах, а также прогноз погоды на время полётов. Погода способствовала выполнению полётов. Полуйко отметил наличие в метеогруппе современных электронных приборов наблюдения за погодой, в частности работал определитель грозовой деятельности в районе аэродрома, чего недоставало на аэродромах Борисоглебского училища. Для анализа синоптической обстановки по телетайпу принимались карты барической топографии, которые позволяли над любой точкой района полётов определять физическое состояние атмосферы и процессы, в ней происходящие, и прогнозировать изменения погоды.
     На втором этаже располагался командный пункт полка, на третьем ― пункт руководства полётами со средствами наблюдения за воздушной обстановкой. Возглавлял группу руководства полётами подполковник Самбуров, прежний заместитель командира полка. Полуйко знал этого опытного лётчика и тепло поздоровался с ним. Он корнями прикипел к авиации ― не смог оторваться от неё после списания с лётной работы по состоянию здоровья, и остался в полку штатным руководителем полётов. Самбуров сидел за пультом управления, держа в руках микрофон и наблюдая за рулением разведчика погоды на ВПП.
     ― Не тянет в воздух? ― спросил Полуйко руководителя полётов.
     ― Тя-анет. Почти каждую ночь летаю во сне, ― ответил Самбуров. ― Нужно идти куда подальше, чтоб и не видеть самолётов. Может, тогда забудутся полёты.
     ― Не выдержите, заскучаете без авиации. Да и полку без вас будет тяжеловато. Вон сколько молодых лётчиков у вас. Их нужно учить. Ваш опыт им нужен.
     ― А вы считаете, что они хотят его перенимать? Они сейчас грамотные. Им всё как на тарелочке дают. Это мы доходили до ума-разума через мозоли.
     Может, ещё о чем-то сказал бы собеседник, но он сосредоточился, когда разведчик вырулил на ВПП, и поднёс ко рту микрофон, приготовившись дать разрешение на взлёт.
     Полуйко с Гандером вышли на балкон, откуда был виден весь аэродром с его оборудованием, самолётами на стоянках, наземной техникой и людьми, которые копошились вокруг них. Тёплый климат Кубани в октябре ещё сберёг летние краски окружающей среды. Зелёный ковёр аэродрома, роскошные каштаны отдавали свежестью. Лёгкий тёплый ветер приносил из предгорья Кавказских гор свежий, опьяняющий воздух, вызывая желание дышать полной грудью, чувствуя, как заходит в тебя бодрость, радость жизни, чувства уверенности и надёжности. Живут же люди! Настоящий рай на земле.
     Резкий взрыв форсажа и раздирающий рёв взлетающей спарки известили жителей города о начале работы отважных лётчиков. Только им известны все тонкости этого строго упорядоченного труда, замешанного на сплетении мужества, гордости, умении управлять своими чувствами, профессионализме, удаче. Полосатый сноп пламени, вырывающегося из сопла, слизывал с бетонки утреннюю росу, пока самолёт не покинул её, стремительно вздымаясь в облачное небо. Ещё мгновение ― и он исчез в сером тумане, словно, какое-то чудовище проглотило ревущего зверя.
     ― Нижний край на входе триста метров, под облаками видимость три километра, я ― 721-й! ― прозвучало в динамике везде: у руководителя полётов, на заправочной, в комнате метеогруппы, на командном пункте и в классе предполётной подготовки, где собрались лётчики, ожидая результатов разведки погоды.
     Вернувшись из полёта, командир полка подполковник Ермаков доложил Полуйко о метеообстановке в районе полётов и о намерении проводить полёты в сложных метеоусловиях при минимуме погоды.
     ― Николай Николаевич, ― сказал Полуйко командиру полка, ― проводите полёты по плану. Не обращайте на меня внимания. Я познакомлюсь с вашим хозяйством, а после полётов мы с вами поговорим.
     ― Позвольте и мне остаться? ― обратился Гандер. ― Я летаю с лётчиками при минимуме.
     ― Летайте по плану. Меня не нужно сопровождать ― офицеры на местах познакомят с объектами, если будет нужно.
     Послушав предполётные указания руководителя полётов, Полуйко обошёл все помещения КДП: метеогруппу, столовую, комнату отдыха, комнату высотного снаряжения, парашютный класс и тому подобное, прошёлся по заправочной стоянке, зашёл на КП инженера, пункт объективного контроля. Всюду просматривался порядок, согласованная работа личного состава. Если что-то и было, на взгляд Полуйко, не так, то он относил это на особенности, а не на отсутствие порядка. К ним нужно присмотреться. Он не был настроен на то, чтобы всё изменять по-своему. Но, если что-то не будет отвечать документам и здравому рассудку, то он без колебания будет вмешиваться.
     Зашёл в штаб полка, который размещался в основном корпусе училища, где ознакомился со штатом полка, графиками лётной подготовки. Полк имел три эскадрильи, каждая составом из трех звеньев. Две эскадрильи вооружённые самолётами МиГ-21 разных модификаций (м, мф, пфм, пфмл, р) одна эскадрилья смешанная: два звена вооружённые самолётами Су-7бмк, одно звено ― Су-20. Отдельное звено, имеющее на вооружении самолёты МиГ-25, входило в состав полка.
     В полку обучались национальные группы Болгарии, Вьетнама, Венгрии на самолёте МиГ-21мф, Алжира, Афганистана ― на самолёте Су-7бмк, Польши ― на самолёте Су-20.
     Изучая состояние дел в полку Ермакова, Полуйко обратил внимание на изменение постоянного лётного состава, которое произошло недавно. До сих пор в отличие от традиционной в лётных училищах структуры эскадрилий из трех-четырех звеньев, в которых было по три-четыре лётчика-инструктора, в этом полку эскадрилья состояла только из десяти инструкторов, которые имели статус командиров звеньев. Это способствовало созданию в эскадрильях опытных лётчиков, ибо штатная категория командиров звеньев позволяла присваивать им воинское звание „майор”, а значит, служить на этом посту значительно дольше. На должности командиров звеньев назначали лётчиков, которые уже имели значительный опыт обучения курсантов и слушателей. Поэтому в полку образовался мощный состав опытных лётчиков, к которым командование обычно относилось с большим доверием к качеству подготовки курсантов и слушателей. В то же время с доверием вызревало и послабление к контролю за уровнем знаний, методики лётного обучения. И это при определённых обстоятельствах не могло не сказаться на результатах работы.
     Переход эскадрилий на структуру трёх звеньев с должностями лётчиков-инструкторов повлёк приход в полк значительного числа молодых лётчиков, которых спешно готовили к инструкторской работе. Реорганизация полка вызывала снижение профессионализма, но не амбициозности и высокомерия командиров, проглядывавшихся повсюду. Это не могло не сказаться на качестве подготовки слушателей, снижении методической готовности инструкторов к обучению и состоянии безопасности полётов.
     По завершении полётов первой смены Полуйко имел долгий разговор с командиром полка по поводу обстановки в полку. Он выразил ему свою обеспокоенность, но тот заверял, что командование полка и эскадрилий понимают сложность обстановки и сделают всё возможное, чтобы не допустить сбоев.
     Командир полка подполковник Ермаков Николай Николаевич родился в 1935 году. Закончил Армавирское военное авиационное училище лётчиков в 1955 году, штурманский факультет Военно-воздушной академии в 1964 году. Служил в должностях лётчика-инструктора, командира звена, заместителя командира эскадрильи, старшего штурмана полка, заместителя командира полка, начальника воздушно-огневой подготовки авиации военного округа. Командиром полка назначен в апреле 1973 года.
     Семейная жизнь командира не сложилась. Вдов, имеет двух детей ― дочь 17 лет от первой жены, которая умерла, и сына 14 лет от второй жены, которая тоже умерла.
     Полуйко посочувствовал его горю и спросил, какая нужна помощь.
     ― Благодарю, товарищ полковник. У меня всё в порядке. Дети пристроены у моих родителей. Они в Ростове. Если возникнет возможность перевода в Ростов, то прошу не препятствовать. Мне командующий обещал.
     ― Возражать не буду, ― ответил Полуйко.

     На следующий день самолётом Ил-14 с экипажем майора Рафикова Полуйко вылетел на Приморско-Ахтарск. С ним полетели полковники Петров и Черепаха. Летели по МВЛ на высоте 400 метров. Полуйко с заинтересованностью наблюдал за местностью, над которой они пролетали. Ровные ленты лесополос вычерчивали квадраты убранных полей на Кубанской равнине. Аккуратные станицы гордо проплывали под крылом самолёта.
Неожиданно самолёт пересёк границу, отделявшую плодородные кубанские земли от большого массива приазовских плавней. Сплошные заросли камыша чередовались с неприкосновенными озёрами. Грохот моторов самолёта поднимал в воздух тучи птиц ― уток, гусей, лебедей и тому подобное.
     ― Вот где рыбы ― тьма! ― прокричал над ухом Полуйко Черепаха, ― Только на эти озёра не доберёшься! Разве что на вертолёте!
     ― Да. Здесь и для охоты раздолье, ― заметил Полуйко.
     ― Вы не охотник, случайно? ― спросил Черепаха.
     ― Нет, а рыболовством я баловался.
     ― Здесь и для рыбалки простор, туда ближе к Ахтарям. Этих плавней до десятка тысяч квадратных километров.
     ― Ты скажи командиру, ― отозвался Петров, который до этого сидел молча, ― сколько здесь комаров!
     ― Этого добра здесь вдоволь!
     Подлетая ближе к Приморско-Ахтарску, Полуйко увидел множество каналов, которые выходили из Азовского моря и терялись в многочисленных озёрах плавней.
     „Есть где нереститься рыбе”, ― подумал Николай Алексеевич и увидел на берегу моря город, почти одноэтажный, за исключением центральной части и военного городка, который особняком прислонился на окраине города. Своими ровными улицами город напомнил ему Борисоглебск.
Самолёт зашёл на посадку, приземлился на искусственную ВПП и зарулил на стоянку. Ещё во время руления Полуйко увидел в иллюминатор, что в полку идут полёты. Самолёты друг за другом взлетали, садились, рулили по рулёжным дорожкам; на стоянках возле самолётов сновали заправщики, АПА; вокруг них копошились техники, механики и курсанты.
Рафиков выключил моторы, подошёл к Полуйко и доложил:
     ― Товарищ полковник, разрешите получить замечание и задание?
     ― Замечаний нет, здесь пообедайте и запрашивайте вылет на Кущёвку на 14 часов.
     Между тем бортмеханик выставил лестницу и поставил подпорную штангу.
     Полуйко спустился по стремянке на землю, где его встретил и представился командир полка подполковник Лобанов Борис Михайлович. С ним были заместитель по политической части, начальник штаба и командир батальона аэродромно-технического обеспечения. После обмена приветствиями Полуйко сказал:
     ― Я прилетел предварительно ознакомиться с полком и батальоном. Зайдёмте на КП. Вы расскажете мне о состоянии ваших частей и основных проблемах. Я посмотрю, как вы живёте. Загляну в казармы, общежитие для иностранцев, столовую. Если пригласите, то пообедаем и полетим на Кущёвку. Вылет в 14 часов.
     Борис Михайлович, высокий ростом офицер с крупным лицом, на котором сидели глубоко посаженные голубые, как осеннее небо, глаза, со слегка неловкой фигурой, размашистыми движениями рук, не походил на военного. Что-то в его поведении было мирным, глубоко гражданским, и, как казалось Полуйко, наивным. Он имел привычку заглядывать в глаза собеседнику, близко приближая своё лицо к лицу собеседника.
     Они шли к командному пункту, который совмещался с КДП. Лобанов рассказывал, куда летает эскадрилья, какая национальная группа на полётах, кто руководит полётами. Пожаловался, что не хватает техников и механиков самолётов. По штату их в эскадрильях по 36, а нужно по 50. Писал рапорты, но ничто не изменяется.
     На командном пункте были развешены схемы, на которых изображены: район аэродрома, кроки аэродрома, зоны пилотажа, схемы захода на посадку на своём и на запасных аэродромах, планы-графики лётной подготовки постоянного и переменного состава и тому подобное. Здесь были почти все сведения, которые интересовали Полуйко.
     Лобанов рассказал о состоянии полка и выполнения заданий в 1973 году. В полку училось 113 иностранных курсантов (вьетнамцы, лаосцы, монголы и венгры) и 54 советских. План по налёту выполнен. Советские курсанты закончили программу и отправлены в своё училище. Венгерская национальная группа закончила обучение, полностью выполнив план. Другие национальные группы продолжают обучение. Задержка произошла из-за сложности усвоения вывозной программы, особенно в группах Вьетнама и Лаоса. За 15 дней будет законченно.
     Полуйко осмотрел основные служебные и бытовые объекты и вылетел на Кущёвку. Там его встретил командир полка подполковник Дузь Александр Фёдорович, сокурсник Полуйко по академии. Было приятно встретить старого знакомого, с кем вместе свыше четырёх лет грызли гранит науки, учились уму-разуму, параллельными курсами шли тяжелыми дорогами к высшим степеням управления войсками. Так вышло, что Полуйко обошёл его на одну-две ступени и оказался в роли его начальника. Внешне не показывая своего отношения к этому факту, Дузь не мог сдержать зависти, которая сказывалась в холодности душевных проявлений во время встречи и разговоров. Он пытался подчеркнуть свой более низкий ранг, чего Николай Алексеевич не выдержал и спросил его, когда они остались один на один:
     ― Саша, ты чего так напрягаешься? Я что, виноватый перед тобой, что меня назначили начальником училища? Перебил ли я тебе занять место на этом посту? Имей в виду, что я не напрашивался сюда, меня вызвали и настойчиво предложили, деваться было никуда.
     ― Да нет. Я ничего. Ты же теперь нача-альник.
     ― Ну и что? В вопросах службы я ― начальник, а вне службы мы друзья. Ты забыл, как мы с тобой в Котельниково искали что-то выпить и не могли найти? Я готов и сейчас пойти с тобой в Кущёвку поискать бутылку. Взаимоотношения между людьми определяются не должностями, а душами. Я считаю, что мы должны с тобой помогать друг другу, а не конфликтовать. Мне очень нужна твоя помощь. Здесь я новый, много чего не знаю, а ты имеешь уже солидный опыт работы с иностранными курсантами и можешь мне в некоторых вопросах подсказать.
     ― Я всегда готов.
     ― Ну, ладно. Как жена, сын?
     ― Жена нормально, сын учится в университете в Краснодаре.
     ― Не захотел стопами отца?
     ― Достаточно одного меня, пусть хоть сын поживёт нормальной жизнью.
     ― Ну-ну. Я сегодня здесь ненадолго. Посмотрю на ваш аэродром, аэродромные объекты, расскажешь мне коротко, как идут дела, и полечу. В следующий раз прилечу на дольше, тогда поговорим более обстоятельно.
     ― Можно один личный вопрос, пока мы одни?
     ― Давай.
     ― Я уже здесь четыре года командую. Нужно думать, где оседать на последующую жизнь, на старость. Пока имеется здоровье, я хотел бы ещё поработать в Краснодаре, а там и остановиться.
     ― А в какой должности ты хотел бы работать?
     ― Мне особенно выбирать нечего, я бы согласился на ту же должность ― командиром полка. Я слышал, что Ермаков в силу семейных обстоятельств просится в другое место ― я бы его заменил.
     ― А замена тебе есть?
     ― Єсть. Мой заместитель подполковник Бурков. Давно созрел.
     ― Хорошо, Саша, я поговорю с командующим, поддержу. А теперь расскажи, что представляет твой полк.
     ― Полк состоит из двух эскадрилий ― одна эскадрилья МиГ-21, одна ― МиГ-17. Учатся на МиГ-21 вьетнамцы и кубинцы, на МиГ-17 ― кубинцы, монголы и венгры. План выполняется, осталось восемь лётных смен. С нового учебного года вводится в штат ещё одна эскадрилья МиГ-21. Сейчас особых проблем нет, но вскоре возникнет вопрос размещения новой эскадрильи, нужно общежитие для иностранцев и жилой дом для постоянного состава. Все расчёты относительно строительства мы представили по команде.
     Полуйко осмотрел КП, КДП, СКП, стоянки самолётов, автопарк и другие объекты, сделал себе необходимые пометки и вылетел на Краснодар.
Прилетев в Краснодар, Полуйко позвонил по телефону командующему:
     ― Товарищ командующий, полковник Полуйко, здравия желаю, разрешите доложить?
     ― Добрый день, Николай Алексеевич, ― отозвался Павлов. ― Слушаю вас.
     ― Я в первом приближении познакомился с состоянием дел в училище, побывал на всех точках. Заместители начальника училища, начальники отделов и служб, командиры полков рапортами доложили о наличии материальных средств, комиссия по приёму и передаче дел и должности составила соответствующий акт. Готов к выполнению обязанностей начальника училища.
     ― Николай Алексеевич, я прилететь не смогу, на завтра пришлю генерала Романенко , он глава комиссии по передаче дел и должности. В его присутствии подпишете с Кондратенко акт приёма и передачи и приступайте к управлению училищем. Как там Московская комиссия?
     ― Заканчивает проверку. Глава комиссии назначил разбор на понедельник 22 октября.
     ― Хорошо. Романенко тоже послушает разбор.
     ― Товарищ командующий, в составе комиссии имеется старший инспектор ВУЗ ВВС полковник Молчанов. Разрешите, я ему сдам зачёты по лётным вопросам, а по авиатехнике инженерам училища и подам данные в штаб ВВС округа для отдачи вашего приказа о допуске меня к полётам?
     ― Добро. На каких типах будешь летать?
     ― На Л-29, Ан-14 и УТИ МиГ-15. На них у меня нет перерыва в полётах во всех условиях. На МиГ-21 у меня перерыв до трех лет. На нём буду летать немного позже, когда полностью войду в должность.
     ― Правильно. Внимательнее там с полётами. Следите за погодой. До свидания.
     ― Есть. До свидания, товарищ командующий.

     На следующий день прилетел генерал-майор авиации Романенко Иван Иванович. Полуйко пригласил генерала Кондратенко, членов комиссии по приёму и передаче дел и должности начальника училища. Все подписали акт и официальная часть передачи произошла. Неофициальная была затем.
     Генерал Романенко зачитал приказ командующего ВВС округа о поощрении генерала Кондратенко за образцовую службу, вручил ему часы в память о совместимой службе и Почётную грамоту. Неофициальную часть события отнесли на субботний вечер, после рабочего дня.
     Штаб оформил все документы относительно допуска Полуйко к полётам и он субботнего утра запустил моторы Ан-14 и с группой лётчиков вылетел на Приморско-Ахтарск.
     На аэродроме его ожидал старший инспектор-лётчик ВВС округа подполковник Бойченко Юрий Пантелеевич, присланный командующим специально для проверки его техники пилотирования в зоне и самолётовождения по маршруту. Встретились, как старые друзья. Все-таки Юра был у Полуйко заместителем, десять лет служили в одном полку.
     Была спланирована проверка в одном полёте ― полёт по маршруту с заходом в зону пилотажа и выполнение там сложного пилотажа. Полёт выполнен нормально, одновременно Полуйко ознакомился с районом аэродрома.
     Аэродром „Приморско-Ахтарск” расположен в четырёх километрах от береговой линии Азовского моря. Дальний привод находится как раз на берегу. Взлётно-посадочная полоса из бетонных плит шириной 40 метров и длиной 2000 метров. Для Л-29 в самый раз. Посадочный курс 90 ― 270 градусов. Заход на посадку с посадочным курсом 90 градусов с прямой осуществляется над морем до выхода на дальний повод, а это значит, что самолёт удаляется в сторону моря на 30-40 километров. Над морем выполняется и третий и четвёртый развороты в случае полёта по кругу. Полуйко удивился, что лётчики летают без средств спасания на воде ― без жилетов и лодок. Спросил в Лобанова:
     ― Почему?
     ― По штату не положено.
     ― А если кто-то прыгнет километров за двадцать-тридцать, от берега, что будете делать? 
     ― У нас дежурит спасательный катер. Вертолёт вызовем из Краснодара.
     ― Пока вертолёт долетит или доплывёт твой катер, лётчик утонет. Нужно добиваться, ― сокрушённо сказал Полуйко и заметил себе в блокноте: „Выяснить!”
     Он ещё слетал инструкторские полёты с четырьмя лётчиками полка с целью ознакомления со стилем выполнения полётов в полку в зону на простой и сложный пилотаж, на групповую слетанность в составе пары. Во второй половине дня вернулся „Пчёлкой” в Краснодар. А вечером состоялись проводы генерала Кондратенко и вход нового начальника училища в должность. Всё по традиции.

     В понедельник 22 октября глава комиссии генерал-лейтенант Проворов сделал разбор работы комиссии. На разбор были приглашены офицеры управления училища, преподаватели УЛО, начальники курсов, члены комиссии.
     Генерал в своем докладе отметил, что командование, офицерский состав училища в основном выполняет требования партии и Министра обороны относительно подготовки кадров для дружеских нам государств. Задания по подготовке лётчиков и техников выполняются в объёме, предусмотренном заключёнными договорами. Но учебный процесс сопровождается многими недоработками и нарушениями, которые негативно влияют на качество подготовки кадров.
     Докладчик отметил, что многие преподаватели выслужили установленные сроки службы. Учебно-тематические планы не обеспечивают равномерного изучения учебных дисциплин, допускаются разрывы в изучении дисциплин до 5 месяцев, а то и перенесение на следующий год. Встречаются случаи, когда по одной и той же дисциплине проводятся занятия до шести часов на день. Наименования специальностей и квалификаций не отвечают действующему приказу Министра обороны и т.д.
     В расписаниях занятий не указываются их виды. Много замен преподавателей и нет соответствующего учёта. На экзамены расписание занятий не составляется, на подготовку к экзаменам мало планируется времени. По завершении изучения учебной дисциплины до экзамена большой перерыв ― до трёх месяцев.
     Комиссия проверила 11 занятий. В лучшую сторону отметила трёх преподавателей: подполковников Краснова, Максименко, Овсянникова. Как недостаток назвала: отрыв преподавателей от основной деятельности на участие в учениях войск и недостаточный контроль за качеством проведения занятий со стороны командования училища.
     Докладчик сказал и о том, что лётно-методический отдел ещё не стал органом анализа состояния лётной подготовки и выдачи рекомендаций относительно её улучшения и обеспечения безопасности полётов.
     Было сказано и о других отклонениях от требований ведущих документов, которые регламентируют деятельность лётно-технического военного учебного заведения.
     После доклада главы комиссии взял слово Полуйко. Он поблагодарил голову и членов комиссии за высокую оценку труда коллектива училища по выполнению заданий партии и правительства страны, а также плодотворную работу по выявлению недостатков в деятельности должностных лиц. Он выразил уверенность в том, что командование училища, партийные и комсомольские организации приложат необходимые усилия для ликвидации недоработок и ошибок в работе и обеспечат выполнение заданий по подготовке иностранных специалистов с высоким качеством.
     ― Константин Владимирович, по результатам вашей проверки мы составим план устранения недостатков, организуем его выполнение и доложим вам о результатах, ― завершил своё выступление начальник училища.

     Полуйко понимал, какое важное значение для училища имеют деловые связи командования училища и его лично как начальника с местной властью города и Краснодарского края. Поэтому он, не откладывая в долгий ящик, после проводов комиссии ГУ ВУЗ Министерства обороны СССР поехал в крайком КПСС представиться первому секретарю Медунову Сергею Фёдоровичу. Позвонив по телефону в приёмную помощнику секретаря, он попросил его доложить Медунову, что у него имеется желание представиться первому по случаю вступления в должность начальника Краснодарского объединенного лётно-технического училища. Помощник секретаря попросил Полуйко подождать на линии, и через минуту сообщил, что его ожидают.
     Через полчаса Полуйко переступил порог кабинета первого секретаря. Войдя в кабинет, он увидел в его глубине за широким столом мужчину в сером костюме, на котором поблескивала Золотая Звезда Героя Социалистического Труда, с красным галстуком, с коротко стрижеными седыми волосами, красным полным лицом, как будто только что вышел из сауны. Медленно поднял свое грузное тело и вышел из-за стола, сияя широкой улыбкой. Полуйко представился
     ― Добрый день, Николай Алексеевич, добро пожаловать на нашу Кубанскую землю. Присаживайтесь, пожалуйста, ― пожимая руку, сказал Медунов и показал на чёрное кожаное кресло, стоящее возле приставного столика. Сам сел в такое же кресло с другой стороны столика против Полуйко.
     ― Откуда приехали? ― сев, спросил Медунов.
     ― Из Борисоглебска. Я там был заместителем начальника высшего военного авиационного училища лётчиков.
     ― Раньше были на Кубани?
     ― Нет. Почти весь Союз объездил, а на Кубани не пришлось быть. Разве только в Сочи да пролетая над Кубанью.
     ― Вам понравится. Прекрасный край. Самые наилучшие чернозёмы. Богатые урожаи зерновых, мощные виноградники, бахчи, фрукты, овощи. Сейчас мы взялись за рис. Огромные площади мы отвели для рисовых чек, и сейчас мы даём ежегодно до 80 процентов риса Союза. Шестьсот тысяч тон. К 25-му съезду КПСС кубанцы взяли обязательство дать Родине миллион тон риса. Энтузиазм людей высокий, и мы добьёмся выполнения своих высоких обязательств. Край награждён двумя орденами Ленина. Вы сможете познакомиться и с краем, и с его тружениками. Ведь же большое хозяйство вашего училища расположено на землях Кубани.
     ― Так точно. Три действующих аэродрома, на которых базируются авиационные полки, авиационно-технические и радиотехнические части, три запасных аэродрома, полигон на пять тысяч гектар и тому подобное.
     ― У нас традиционно установлены тесные связи с военными, базирующимися на территории края, в том числе и с вашим училищем. Надеюсь, что эти связи будут продолжены и с вашим приходом. Мы для вас держим место депутата Краснодарского краевого совета трудящихся, которое освободил ваш предшественник генерал Кондратенко. В ближайшее время проведём в одном из округов дополнительные выборы. На этот счёт вам сообщит крайисполком. Кроме того, вы будете избраны членом Краснодарского городского комитета КПСС. Так что, никуда вы не денетесь ― хочешь-не-хочешь, а вы обречены с нами дружить.
     ― Возражений нет, Сергей Фёдорович. Это ответственная и приятная нагрузка. Искренне благодарю за доверие.
     ― Николай Алексеевич, приближается большой праздник ― 56-ая годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции. В честь этого праздника в Краснодаре 7-го ноября состоится демонстрация трудящихся города. Всегда демонстрацию открывала колонна офицеров вашего училища. Стоит продолжить эту традицию и в этом году.
     ― Я не думаю менять формы сотрудничества с местными органами. С удовольствием приму участие в демонстрации.
     ― Вас лично я приглашаю на трибуну, пропуск получите позже. Вам привезут. Посмотрите, как маршируют ваши офицеры. Краснодарцы всегда тепло приветствуют военных на демонстрации.
     ― Спасибо.
     ― Ну, рад с вами познакомиться, Николай Алексеевич. Если возникнут проблемы, заходите в любое время. До свидания, ― Медунов встал и протянул руку Полуйко.
     ― До свидания, Сергей Фёдорович, ― сказал, пожав руку, Николай Алексеевич и покинул кабинет высокого партийного начальника.

     Перед праздником Октябрьской революции, как правило, проводятся мероприятия по подведению итогов работы и постановке задач на конец учебного года командованием войск округа, командованием ВВС военного округа, командованиями училищ, частей и подразделений.
     30 октября самолётом Ил-14 вылетели в город Ростов на Дону полковники Полуйко, Петров, Лопатин, Взоров и Черепаха. В девять часов в штабе ВВС СКВО состоялось совещание, в котором принял участие командующий войсками СКВО генерал-лейтенант Литовцев Дмитрий Иванович.
     На совещании выступил заместитель командующего ВВС округа по боевой подготовки и ВУЗ Герой Советского Союза генерал-майор авиации Ривкин Борис Миронович.. Он проанализировал состояние выполнения планов лётной подготовки в училищах, привёл характерные примеры нарушений и недоработок в работе руководящего состава училищ и полков. Краснодарское училище покритиковал за значительное количество отчисленных курсантов лётных специальностей. Всего отчислено 41-го курсанта, что составляет 14 процентов от общего их количества. Особенно значительное отчисление в полку Лобанова. Отчислено 33 курсанта, из них по лётной неуспеваемости ― 16, теоретической неуспеваемости ― 5, медицинскому несоответствию ― 10, недисциплинированности ― 2, что составляет 25 процентов от общей численности курсантов, обучающихся в полку.
     Следующим выступил начальник политотдела ВВС СКВО генерал-майор авиации Черепахин Василий Павлович, который охарактеризовал состояние политико-воспитательной работы в частях ВВС округа как не полностью отвечающее требованиям. Недостаточно изучается, обобщается и воплощается в практику опыт безаварийной работы передовых частей. Солдаты, прапорщики и офицеры не подтверждают звания отличника, учёные советы училищ не решают вопрос повышения идейного уровня курсантов. Наглядная агитация находится в запущенном состоянии. Штабы училищ и частей слабо осуществляют контроль выполнения требований приказов старших начальников. Покритиковал Краснодарское училище за увеличение происшествий в семь раз: в прошлом году было одно происшествие, а в этом году стало семь. Только полк Дузя принёс три происшествия.
     У выступлении начальника штаба ВВС СКВО Героя Советского Союза генерал-майора авиации Балабина Юрия Михайловича прозвучала обеспокоенность состоянием боеготовности авиационных частей, возможности их выйти из-под удара агрессора, оперативно-тактической и мобилизационной подготовки руководящего состава училищ и полков.
     С анализом работы в подчинённых службах выступили Герой Советского Союза генерал-майор авиации Романенко Иван Иванович, заместитель командующего ВВС округа, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Макаров, заместитель командующего ВВС округа по тылу, полковник Ростовцев, заместитель командующего ВВС округа по инженерно-авиационной службе, полковник Ривенков, начальник службы безопасности полётов
     Завершающий доклад сделал командующий ВВС округа генерал-лейтенант авиации Павлов Григорий Родионович. Он обобщил результаты работы ВВС округа, похвалил Краснодарское училище, отдав ему первое место в, так называемом, социалистическом соревновании. Основным достижением училища, обычно, считается отсутствие лётных происшествий. Названные полки Лобанова и Дузя в числе передовых. Повторил наиболее характерные недостатки, которые назывались его заместителями, и поставил задачи на новый учебный год.
     На совещании выступил и командующий войсками. Он подчеркнул важность работы по повышению боеготовности авиационных частей, способность их не только выйти из-под удара, но и прикрыть войска округа от удара с воздуха и выполнить другие боевые задачи.
     Полуйко понял, что военный округ, кроме военных учебных заведений не имеет в подчинении другой авиации, поэтому полагаться на прикрытие с воздуха можно только на училища. Отсюда и такая жёсткая постановка вопроса. А в напряжённой лётной подготовке курсантов найти время на боевую подготовку не легко. Вот командиру и приходится выкручиваться, чтобы подготовить лётчиков к боевым действиям во всех условиях днём и ночью. Каждый раз на подведении итогов ставится вопрос боевой готовности, проведения систематических тренировок, а, практически, все закрывают глаза на то, что они игнорируются.
     С таким отношением к боевой готовности не мог смириться командующий войсками округа, поддав резкой критике деятельность командования ВВС округа и лётных училищ
     Говоря о бдительности, командующий обратил внимание на наличие тяги к оружию со стороны экстремистских сил „особенно в Чечено-Ингушетии”. Выходит, ещё тогда там существовала тенденция к завоеванию независимости с оружием в руках.
     Во второй половине дня состоялось заседание военного совета СКВО, на которое были приглашены, кроме командования ВВС округа, начальники и начальники политотделов училищ. Командующий войсками округа сделал доклад, в котором охарактеризовал состояние боеготовности войск округа и поставил задачи относительно её повышения. Начальник политуправления выступил с анализом состояния воинской дисциплины в частях и соединениях округа, разобрал самые громкие происшествия, дал указания по устранению причин происшествий.
     На следующий день состоялось собрание партийного актива ВВС округа, в котором приняли участие офицеры, присутствующие на подведении итогов, а также секретари партийных комитетов и бюро с мест.
Полуйко внимательно слушал выступающих на совещании, военном совете и собрании, замечая в рабочей тетради самые важные моменты. Он был доволен тем, что смог за короткий срок составить представление относительно той обстановки, в котором находились его и другие училища. Кроме того, он встретил много знакомых по предыдущей службе офицеров, которые рассказали ему о делах в других училищах. Он имел разговор с генералом Малеевим, полковниками Зябловым, Лудановым, подполковниками Аникеевым, Бойченко и другими. Все поздравляли его с назначением, а кое-кто удивлялся, что он получил такую должность.
     Вернувшись в Краснодар, Полуйко провёл совещание с офицерами управления училища, на которое пригласил и руководство полков и батальонов аэродромно-технического обеспечения, поставил задачи на планирование учебно-боевой подготовки на новый учебный год и на проведение празднования годовщины революции, обратив особое внимание на обеспечение бдительности и предотвращение нарушений воинской дисциплины.

     Полуйко знал, что училище, куда он прибыл, должно по своему предназначению готовить лётный и инженерно-технический состав для авиации иностранных государств, но он не мог и подумать, насколько более сложной выдастся эта подготовка в сравнении с подготовкой лётчиков в других училищах ВВС. Напротив, большинство лётчиков-инструкторов, да и авиационных командиров других училищ, в том числе и он, считали, что в Краснодарском училище проще выполнять поставленные задачи. Здесь более новая авиационная техника, меньший налёт эскадрильи, полка и в целом училища за год, полк летал на одном аэродроме ― отсутствие работы в лагерях, лучшее материальное обеспечение, исходя из открытости училища всему миру, комфортные природные условия Краснодарского края и тому подобное.
     Всё это имело место. Но это только внешняя составляющая подготовки иностранных авиационных специалистов. О ней забываешь, когда глубже вникаешь в саму суть проблемы подготовки авиационных специалистов, особенно лётчиков.
     Она, во-первых, состоит из языковой проблемы. Обучение происходит русским языком. В течение десяти месяцев иностранцы изучают язык на центральной базе училища в учебно-лётном отделе, занятие ведут преподаватели русского языка, как правило, женщины, далёкие от авиационной тематики. Результаты языковой подготовки не у всех курсантов одинаковы, но минимум позволяет общаться на бытовом уровне, воспринимать преподавание специальных дисциплин и объяснения инструктора и его команды, а также команды руководителя полётов во время лётного обучения. Конечно, в случае напряженности, вызванной эмоциональным состоянием и необычностью обстановки, качество понимания русского языка снижается, что приводит к не восприятию указаний инструктора по СПУ, руководителя полётов и, как следствие, нежелательных действий в полёте.
     Вторая составляющая проблемы подготовки иностранных военнослужащих заключается в том, что одновременно в училище, полку, а иногда и в подразделении происходит обучение по многим программам. Национальные группы немногочисленные, курсанты и слушатели летают на разных типах или модификациях самолётов в одной и то же лётной смене, что затрудняет организационно-методическую работу, контроль над качеством обучения и руководства полётами.
     Училище, к сожалению, не принимает участия в отборе кандидатов на обучение, а удовлетворяется тем, кого отберут национальные командования, изредка с помощью военных советников, которые не всегда знают этот вопрос. Поэтому качество отбора на лётные специальности низкое. Оно приводит к большому проценту отчисления курсантов из-за неспособности усвоения лётной программы. Для курсантов некоторых национальных групп характерны недостаточно развитые психологические качества. Попытки инструкторов и их командиров научить летать часто становятся неосуществимыми. Неодиночные случаи и лётных происшествий из-за недостаточной психологической подготовки курсантов к действиям в особых случаях полёта, связанных с их растерянностью и паническими действиями. Часто в стрессовых ситуациях, курсант, который находится в кабине самолёта, не понимает, что говорит ему инструктор по СПУ или руководитель полётов по радио.
     Программы теоретического и лётного обучения для каждой национальной группы, как правило, разрабатываются отдельно. Они учитывают заданный уровень подготовки, тип самолёта, на котором должен выпускаться лётчик из училища, национальные особенности курсантов. Разрабатываются они в училище, согласовываются с командующим, заместителем главнокомандующего ВВС по военно-учебным заведениям, утверждаются Главным управлением Генерального штаба, предварительно согласовываются либо с представителем национального командования вооруженных сил иностранных государств, либо с военным (военно-воздушным) атташе во время заключения договора на обучение. В зависимости от того, за чьи средства предусматривается обучение, как представители национальных командований, так и представители Генерального штаба ЗС СССР заинтересованы в наименьших расходах за обучение. Поэтому пытаются спланировать меньше всего вывозных и контрольно-показных полётов курсантам и слушателям, что провоцирует недостаточную отработку навыков в полётах на спарке перед выпуском их самостоятельно в первый полёт на новом типе самолёта и в полётах на новые виды лётной подготовки.
     Над этим задумался Полуйко, знакомясь с состоянием дел в училище, изучая программные и отчетные документы, проводя беседы с личным составом училища.

     В канун праздника в клубе училища состоялось торжественное собрание личного состава управления училища и учебно-лётного отдела, на которое были приглашены офицеры и прапорщики, курсанты и слушатели, солдаты и сержанты, рабочие и служащие Советской Армии. Часа за два до его начала к начальнику училища зашёл начальник политотдела полковник Петров с планом проведения торжественного собрания и напечатанным докладом на собрании.
     ― Николай Алексеевич, обычно, у нас на торжественных собраниях доклад делал начальник училища. Может, я сделаю в этот раз, а вы ознакомитесь пока?
     ― Михаил Иванович, я действующий начальник училища, и не будем нарушать традиции с первого дня моего командования. Не беспокойтесь, доклад я сделаю, кстати, я его подготовил. Так что благодарю за заботу. А вот в порядке проведения за вашим планом, по-видимому, имеются особенности. Давайте посмотрим.
     ― Торжественные собрания мы, как правило, проводим таким образом. Предложенный политотделом президиум собрания собирается в комнате за кулисами сцены. В него, как правило, входят командование училища, старшие всех национальных групп, представители партийной, комсомольской и профсоюзной организаций, передовые преподаватели. Мы с вами перед началом собрания входим в эту комнату. Вы за руку приветствуете каждого члена президиума и приглашаете всех за стол президиума.
     ― Понятно, ― перебил его Полуйко, ― дальше я открываю собрание. Оркестр играет Гимн Советского Союза. А вы предоставляете мне слово для доклада. И потом я предоставляю слово старшим национальных групп в порядке очереди за алфавитом их стран для приветствия. Начальник штаба читает праздничный приказ. Я закрываю собрание. Играется Гимн. Да?
     ― Так точно. Вы ещё вручаете подарки и грамоты, когда приказ читает начальник штаба.
     Полуйко позвонил по телефону начальнику штаба:
     ― Юрий Иванович, праздничный приказ готов?
     ― Так точно. Сейчас иду.
     Полуйко просмотрел приказ и спросил у начальника политотдела:
     ― Михаил Иванович, вы смотрели проект приказа?
     ― Так точно, ― ответил, насторожившись, Петров. ― Что, имеется замечание?
     ― Замечаний нет. Я ещё не знаю заслуги людей, которые поощряются этим приказом. Юрий Иванович, в дальнейшем, прошу, на обороте в приказах, в которых поощряются или налагаются взыскания, и которые подаются мне на подпись, иметь росписи заместителей начальника училища.
     ― Есть, ― ответил Лопатин.
     ― На завтра всё готово? 
     ― Так точно, всё по плану. Построение в 8.30 в парадной форме перед штабом. Ваше поздравление. Отъезд офицеров, которые принимают участие в демонстрации, и оркестра в девять. Начало демонстрации о 10.00.
     ― Не рано отъезд?
     ― Никак нет. Позже будут улицы забиты народом, автобусы не проедут.

     Проведя построение, на котором начальник училища поздравил личный состав с годовщиной Революции, коротко напомнил старшим национальных групп о необходимости организовать порядок в группах, недопущения пьянства и других грубых нарушений воинской дисциплины, старшему парадного расчёта ― на чёткость прохождения торжественным маршем на демонстрации. Полковника Гандера оставил ответственным на хозяйстве. Полковнику Лопатину поручил организацию отправления парадного расчёта на демонстрацию и возвращение его домой после демонстрации. Сам с полковником Петровым и фотографом прапорщиком Липчанским „Волгой” выехал до крайкома партии, напротив которого была построена временная трибуна, где должно было находиться руководство края и города во время демонстрации.
     Здание крайкома партии находилось в конце главной улицы города ― Красной, по которой должна была проходить демонстрация. Там уже стояли военные гарнизона, приглашённые на трибуну. Полуйко представился начальнику гарнизона ― командиру кадрированного армейского корпуса, штаб которого базировался в городе Краснодаре. Здесь были краевой военный комиссар, начальник Краснодарского высшего военного училища связи, курсанты которого тоже принимали участие в демонстрации, много незнакомых лиц в гражданской одежде.
Везде реяли красные флаги, транспаранты с торжественными лозунгами, которые прославляли партию, социализм, непоколебимое единство советского народа, призывали кубанцев к самоотверженному труду на благо родины.
     Улица Красная была заполнена демонстрантами, которые формировались в районные колонны по предприятиям города. Районные колонны расположены по рейтингу, определённым итогами социалистического соревнования. Первой должна была идти колонна района, который занял первое место в соревновании. Перед гражданскими должны были пройти торжественным маршем военные.
     За пять минут до десяти часов из парадного подъезда крайкома партии вышел Медунов, за ним члены бюро крайкома партии: председатель Краснодарского краевого Совета депутатов трудящихся, секретари крайкома партии, председатель краевого комитета государственной безопасности, председатель краевого управления внутренних дел, первый секретарь Краснодарского городского комитета КПСС и другие. Подойдя к группе военных, Медунов, а за ним все другие поздоровались за руку с каждым из присутствующих.
     ― Прошу на трибуну, ― пригласил Медунов.
     Друг за другом все поднялись ступенями на центральную трибуну, выдерживая субординацию. Каждый знал своё место.
     С высоты трибуны хорошо виден весь строй военных и первая колонна демонстрантов.
     Ровно в десять сведённый из двух училищ военный оркестр сыграл мелодию сигнала „Слушайте все!” и зазвучал Гимн Советского Союза. Всё вокруг замерло, военные на трибуне приложили руку к головному убору.
     Медные трубы оркестра рванули тишину торжественным гимном, слова к которому каждый мысленно повторял про себя.
     По завершении Гимна начальник штаба корпуса, генерал-майор, который был на центральной трибуне, подошёл к микрофону и громко подал команду:
     ― Гарнизо-о-он, равня-айсь!.. Гарнизо-о-он, смирно-о!.. К торжественному ма-аршу-у-у!.. Поротно-о-о!.. Одного линейного диста-анции-и!.. Равнение направо!.. Первая рота пря-амо-о, остальные ― на месте-е!.. Ша-агом МАРШ!!!
     Оркестр заиграл марш. Под первые звуки авиационного марша первая колонна офицеров лётно-технического училища строевым шагом начала движение, чётко и громко припечатывая подошвы ботинок на асфальт.
     Колонну офицеров возглавлял начальник УЛО полковник Череп. Не потерял полковник своей строевой выправки, шагал чётко, достойно представляя авиаторов.
     За колонной офицеров шло училище связи. Впереди начальник училища генерал-майор Козлов Николай Михайлович, Герой Советского Союза. За ним офицерская рота училища, следом несколько рот курсантов.
     Всё-таки организованное участие военнослужащих в праздничных демонстрациях придаёт мероприятию особую торжественность, вызывает у народа казацкого края патриотические чувства.
     За военными с небольшим интервалом пошли колонны демонстрантов. Открывает демонстрацию колонна района города, занявшая по итогам социалистического соревнования первое место. Назначенные глашатаи из числа руководящего состава края и города в микрофон выкрикивают лозунги, которые подхватываются демонстрантами многоголосыми „Ура”. Поддерживается всеобщее веселье и праздничное настроение.
     Несколько часов мимо трибуны проходят колонны демонстрантов с цветами, флагами, портретами руководителей партии и правительства.
     Часа через два от начала демонстрации к Полуйко подошёл молодой человек и предложил:
     ― Товарищ полковник, не желаете взбодриться кофейком?
     ― А где?
     ― Здесь под трибунами.
     Полуйко спустился по ступенькам и зашёл в импровизированный зал, где хозяйничали два молодых человека. Один из них спросил:
     ― Товарищ полковник, может, вам коньячку?
     ― Не возражаю, ― ответил Полуйко и подумал: „А я всё гадаю: куда это отдельные руководители, стоящие на трибуне, уже по несколько раз на несколько минут исчезают. Здорово придумали”.

     Много дел у начальника училища, но основное, чему он отдавал львиную долю своего времени ― это полёты, организация лётной подготовки, управление полётами, безопасность полётов. Прежде всего, надо было озадачить личный состав училища. Начал с лётчиков управления училища. Пытался вызвать у них озабоченность усложнением задач лётной подготовки. Провёл совещание с руководящим составом полков, выступил на собраниях партийных организаций управления училища, полков и батальонов аэродромно-технического обеспечения, на заседании методического совета. Но он видел, что не ко всем доходят его требования относительно улучшения организации полётов, контроля качества подготовки к полётам. Он чувствовал, что кое-кто считает его озабоченность вызванной недостаточным опытом в должности начальника училища. Мол, боится командир, как бы чего не случилось. Вот и суетится.

     Первым за командование училищем полковника Полуйко лётным происшествием стала катастрофа, случившаяся в марте 1974 года на самолёте Су-20, пилотируемом польским лётчиком капитаном Колодзиек.
     Группа лётчиков из Польских ВВС, которые раньше летали на бомбардировщиках Ил-28, переучивалась на новый для них тип самолёта ― истребитель-бомбардировщик Су-20 с изменяемой в полёте геометрией крыла. Лётчик выполнял полёт в зону на простой пилотаж с заданием выполнить виражи с кренами 30 и 45 градусов, пикирования и горки с углами снижения и набора высоты до 30 градусов. Задание не представляло собой каких-либо сложностей для лётчика его подготовки на предыдущих освоенных типах самолётов и на новом типе после выполнения контрольно-показных полётов на спарке и тренировочных полётов по кругу на боевом самолёте, в которых практически выполнялись развороты с креном 30 градусов и более сложные маневры.
     Заняв зону пилотажа на высоте 4000 метров, лётчик начал выполнять полётное задание. Выполнил левый вираж с креном 30 градусов. Во время его выполнения руководитель полётов заметил, что лётчик выходит за пределы зоны, и дал ему команду взять названный курс для входа в свою зону. Лётчик выполнил команду, и руководитель полётов разрешил ему продолжить выполнение задания. Через минуту после этого планшетист доложил об исчезновении самолёта с экрана РЛС. Руководитель полётов несколько раз запросил лётчика, но тот не отвечал. Он немедленно доложил по команде о потере связи с лётчиком исчезнувшего с экрана РЛС самолёта, посадил экипажи, находящиеся в воздухе, и закрыл полёты.
     Присутствующие на полётах заместитель командующего ВВС округа по боевой подготовке и ВУЗ генерал-майор авиации Малеев и начальник училища полковник Полуйко вылетели вертолётом вместе с врачом и группой специалистов инженерно-авиационной службы в район исчезновения самолёта. Летели на высоте 50 метров над ровными полями Кубани. Экипаж вертолёта заметил самолёт, лежащий на пашне, и сделал над ним несколько кругов. Малеев приказал садиться в пятидесяти метрах от самолёта, внимательно осмотрев место приземления.
     Дождавшись оседания пыли, поднятой винтом вертолёта с пашни чёрнозёмного поля, прилетевшие направились к самолёту. С первого взгляда складывалось впечатление, что самолёт садился с убранными шасси. Но, подойдя ближе, они заметили значительную деформацию фюзеляжа и крыльев, отсутствие следа на земле, характерного для посадки на фюзеляж. Очевидно, что самолёт упал на землю плашмя с незначительным поступательным движением. Пожара не было. Кабина закрыта, в ней находился лётчик с наклонённой вперёд головой.
     Специалисты технического состава открыли фонарь и установили предохранительные чеки в механизм катапультного сидения. Врач определил факт смерти лётчика. Сняли кассету с САРПП . Она не была повреждена, значит, имеется надежда на объективное определение работы авиационной техники и действий лётчика. Полуйко забрал её с собой, зная, что желающих уничтожить записи параметров полёта в таких случаях много. Фотограф сделал несколько снимков самолёта с разных ракурсов.
     Что привело к падению самолёта, установит комиссия. Но погиб человек! За какую и чью вину он отдал свою жизнь? Обычно, авиация не прощает ошибок кого-либо и при любых действиях. Бывает, виноват один, а бывает, что к трагедии приводит целый ряд ошибок или отклонений от норм, установленных или для техники, или для условий, или для здоровья и морали не одного, а, иногда, целого ряда людей.
У Полуйко сложилась своя версия того, что произошло, но он её никому пока что не говорил. Оправдывать ни себя, ни своих подчинённых он не намеревался. Только правдиво определённая причина может предотвратить подобное. Если даже техника подвела, то лётчик не должен был погибнуть. У него были все возможности сберечь свою жизнь. Лётчик ничего не передал по радио, а это свидетельствует о том, что он этого не хотел или не смог. Если лётчик допускает ошибку в технике пилотирования, то он, как правило, молча пытается её исправить, чтобы не узнали о его ошибках. Он борется до последнего, когда уже докладывать напрасно.
     На месте происшествия оставили охрану, врача и инженера, которые должны были ожидать наземную поисково-спасательную команду, выехавшую машиной, а Малеев, Полуйко и фотограф полетели вертолётом на аэродром встречать командующего ВВС, который вылетел с комиссией для расследования лётного происшествия.
     Прилетели генералы Павлов, Черепахин и с ними до двух десятков офицеров управления ВВС округа. Командующий при присутствии членов комиссии заслушал должностных лиц, причастных к обучению слушателя, к подготовке авиатехники и группу руководства полётами. Прослушали радиообмен между лётчиком и группой руководства полётами.
     За это время была проявлена плёнка САРПП. Дешифрирование плёнки показало, что авиационная техника работала исправно. Лётчик во время выполнения правого виража увеличил крен и перегрузку, вошёл в, так называемый, второй режим полёта, характерный скоростью, меньше эволютивной, вышел на критические углы атаки, что привело к падению самолёта листом. Выход из аварийного режима полёта лётчик выполнял неправильно, отклоняя несколько раз ручку управления от себя настолько, что самолёт не мог набрать скорость, необходимую для перехода в первый режим полёта, характерный скоростью, больше эволютивной. Лётчик до удара о землю не имел попытки покинуть самолёт, как это предусмотрено инструкцией. Записи параметров полёта свидетельствуют, что до самого столкновения с землёй он пытался управлять самолётом.
     Странно, что лётчик, имеющий большой опыт полётов на самолётах других типов, не мог справиться с таким отклонением, с которым должен был справиться каждый курсант, выпускаемый в полёт самостоятельно. И пока он не отработает умения выхода из подобных режимов, его никто не выпустит самостоятельно. Проверка полётной документации лётчика показала, что подобный режим в контрольных полётах отрабатывался, по крайней мере, так было записано. Да и анализ средств объективного контроля контрольных полётов свидетельствовал, что в таких режимах в контрольных полётах лётчик находился.
     Казалось, никакие объективные условия не способствовали появлению и развитию аварийной ситуации, кроме тех, что лётчик создал сам, и с которыми не справился и погиб. Похоже, он не был психологически готов к выполнению полётного задания, а инструктор и старшие начальники, которые давали допуск к самостоятельному полёту в зону, не смогли определить его психологическое состояние.
     Бессмысленная смерть. У лётчика были все возможности своевременно покинуть самолёт. Или притворная стыдливость не давала лётчику катапультироваться, или растерянность парализовала его волю, но, похоже, он неадекватно оценивал складывающуюся обстановку.
     Известно, что легче подготовить молодого лётчика, у которого ещё не сформировались навыки в технике пилотирования самолёта, чем переучить лётчика, в которого эти навыки уже сформированы, но на другом типе самолёта, а тем более на бомбардировщике, который имеет совсем иную схему управления самолётом. Кроме того, психология лётчика-бомбардировщика или транспортника очень отличается от психологии лётчика-истребителя. Встречались случаи, когда такая попытка переучивания лётчиков и не удавалась, заканчивалась отказом от дальнейшего освоения самолёта. Невзирая на то, что не так легко определить такую способность к освоению истребителя, но начальник училища констатировал, что не всё было сделано командованием полка и эскадрильи, чтоб учесть национальные, психологические, профессиональные особенности группы, которая переучивалась на самолёты Су-20 с самолёта Ил-28. А значит, это ― и его недоработка. Он должен был предусмотреть такую ситуацию и что-то сделать, чтобы предотвратить такие происшествия.
     Через день всем полком и управлением училища провожали тело погибшего лётчика на родину. Из Москвы утром прислали транспортный самолёт, каким неофициальным порядком прилетел первый заместитель Главнокомандующего ВВС дважды Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Ефимов Александр Николаевич. Он собирался встретиться со своим однополчанином периода Великой Отечественной войны, который жил в одной из станиц Краснодарского края. Полуйко получил об этом предупреждение по телефону с приказом встретить и обеспечить его поездку.
     Он встретил Ефимова и доложил ему о происшествии.
     ― Грустно, что лётчики погибают. Но что сделаешь? ― сказал Ефимов. ― Сочувствую. Крепитесь. На какое время назначили отправку?
     ― На 14 часов сегодня. Всё готово. Самолёт заправим, экипаж пройдёт контроль, в том числе и таможенный. Прощание в 13 час на аэродроме. Для вас машина с офицером, который сопроводит вас до станицы, готова.
     ― Я постою с вами возле гроба. Хоть и неофициальный мой визит, но я не могу не отдать честь погибшему лётчику. В станицу поеду после отправления самолёта. Машину отпущу, а через два дня пусть приедет за мной. В Москву полечу самолётом Аэрофлота. Забронируйте мне билет.
     ― Есть, товарищ генерал-полковник.
     Прощание с погибшим проводилось по установленному ритуалу. В траурной церемонии приняли участие все военнослужащие авиационного гарнизона, в том числе и иностранные, которые там учились, а также рабочие и служащие и члены семей офицеров. Присутствующий на проводах военно-воздушный атташе посольства поблагодарил начальника училища за организацию проводов их офицера, но эта благодарность отозвалась в душе полковника горьким упрёком и легла ещё одним рубцом на его выстраданном сердце.

     Вскоре командованию училища неожиданно было поставлено несвойственное для училища задание ― подготовить группу болгарских лётчиков для ведения свободного маневренного воздушного боя на предельных режимах по перегрузке и времени. С развитием сверхзвуковой истребительной авиации, оснащением её ракетным вооружением большой дальности стали больше уделять внимания отработке лётчиками дальнего воздушного боя, которое, как правило, исключало необходимость энергичных маневров истребителя. Постепенно маневренные воздушные бои потеряли актуальность и были почти забыты. Спохватившись, командование ВВС стало инициировать в боевой подготовке лётчиков-истребителей отработки пилотажа на предельных по перегрузке режимах и маневренных воздушных боёв. Для этого были внесены определенные изменения в курсы боевой подготовки. В специально созданных центрах боевой подготовки и переучивания лётного состава отрабатывалась соответствующая методика, готовились инструкторы для распространения её во всех строевых частях. Учитывая сложность маневренных воздушных боёв, это задание для подготовки лётчиков в училищах не ставилось, а просьба национальных командований ВВС стран, имеющих военное сотрудничество с Советским Союзом, относительно подготовки лётчиков по этим видам подготовки решили выполнить в Краснодарском училище. Поэтому и появилось распоряжение послать в один из названных центров лётчиков руководящего состава училища для подготовки их как инструкторов маневренного воздушного боя.
     Учитывая важность поставленного задания, решено было послать на переучивание заместителя начальника училища по лётной подготовке полковника Гандера и старшего лётчика-методиста лётно-методического отдела училища подполковника Игнатова, которые успешно выполнили соответствующую программу и вернулись с допуском к инструкторским полётам с лётчиками на эти виды подготовки.
     Началась интенсивная подготовка полка и выделенной эскадрильи к подготовке постоянного лётного состава, групп руководства полётами к обучению иностранных лётчиков. Выделили группу лётчиков, которые первыми должны были овладеть маневренным воздушным боем и методикой обучения лётчиков. В состав этой группы вошли заместитель командира полка, командир эскадрильи командир звена и два его лётчика-инструктора. До управления воздушным боем готовилась специально выделенная группа руководства полётами. По плану проводилась организационная работа, теоретическая и практическая подготовка. В завершение подготовки специально созданной комиссией училища при участии отдела боевой подготовки ВВС округа проводилась проверка готовности к обучению иностранных лётчиков данному виду подготовки.
     Группа болгарских лётчиков в составе семи человек прибыла в Краснодар и проходила теоретическую подготовку. Проверялась их техника пилотирования, после чего уточнялась программа лётной подготовки. Наконец, после выполнения целого комплекса мероприятий, в том числе и проверки полноты и качества его выполнения, приказом начальника училища разрешено проведение обучения. Все эти меры проводились параллельно с другой плановой работой полка.
     Первые полёты с болгарскими лётчиками показали достаточную их предварительную подготовку, и решение задачи по обучению их маневренному воздушному бою не вызывало сомнения. Сначала осваивали пилотаж в зоне на предельных режимах по перегрузке. При этом оценка качества пилотажа делалась по времени выполнения определенного комплекса фигур. Чем меньше время выполнения комплекса, тем выше оценка, конечно, если не превышалась максимальная перегрузка и не нарушались меры безопасности полёта. Контрольно-вывозных полётов инструктором давалось столько, сколько было нужно для полной отработки элементов пилотажа. Потом лётчик летел с командиром звена на контроль готовности к самостоятельному выполнению пилотажа на боевом самолёте, после чего окончательный допуск давал командир эскадрильи, заместитель командира полка, заместитель начальника училища или лётчик-методист училища, которые имели соответствующий допуск.
     Казалось, предусмотрели всё. Но опять психологическая неготовность болгарских лётчиков оказалась незамеченной. Один из них во время самостоятельного полёта в зону и выполнение восходящего маневра допустил отклонение, превысив перегрузку для данной скорости, в результате чего самолёт вышел на закритические углы атаки со сваливанием на крыло. Оказавшись в необычном положении и не выполнив соответствующих действий, предусмотренных Инструкцией лётчику по эксплуатации и технике пилотирования самолёта МиГ-21, не доложив руководителю полётов, лётчик катапультировался и благополучно спустился на землю, воспользовавшись парашютом. Фактически, не стал разбираться и бросил исправный самолёт, который упал и разрушился.
     Комиссия по расследованию лётного происшествия пришла к выводу, что командованием училища и полка были приняты соответствующие меры для организации и методики обучения лётчика маневренному воздушному бою, но из-за низких его морально-психологические качеств, допустив ошибки в технике пилотирования самолёта, не сделав ни одной попытки вывести самолёт из сложного положения, при наличии соответствующей высоты полёта, лётчик покинул самолёт.
     Командование ВВС сняло с училища задачу переучивания лётчиков маневренному воздушному бою и перенесло её на специальные центры боевой подготовки и переучивания лётного состава.
     Начальник училища, невзирая на снисходительный вывод комиссии относительно аварии самолёта, понимал, что психологическая подготовка лётчиков к выполнению сложных полётных заданий очень важна, но все-таки основой обеспечения безопасности полёта является глубокое знание лётчиками практической аэродинамики, чёткое понимание физического смысла того, что происходит с самолётом в полёте, понимание последствий действий по управлению самолётом и на базе этого отработки навыков действий до автоматизма. Полуйко размышлял над тем, почему значительная часть лётчиков недооценивает необходимость знания теоретических основ пилотирования самолётов. Ведь ошибки в технике пилотирования, которые заканчиваются лётными происшествиями, именно и возникают из-за невежества лётчиков. Лётчик, который знает, что те или иные действия могут привести к отклонению самолёта, из которого нет выхода или оно опасное, никогда его не сделает. Даже тогда, когда нарушаются требования Инструкции по эксплуатации и технике пилотирования самолёта сознательно, он не может не знать последствий своих действий.

     В авиации командир лётного подразделения, части, соединения и даже командующий объединения выполняет не простые задания по управлению соответствующей структурой в сложных условиях, которые связаны с его профессией лётчика. Так, обязанности по должности предусматривают его полную ответственность за боевую и мобилизационную готовность подчинённой структуры, боевую и политическую подготовку, воинскую и трудовую дисциплину личного состава, организацию повседневной хозяйственной деятельности, быта и всестороннего обеспечения безопасности жизнедеятельности, безаварийность лётной работы, охрану объектов и ряд других дел, возлагаемых на коллектив. Весь этот комплекс забот, которыми проникается командир, требует большого напряжения физических, психических и духовных сил, поглощение всего времени на решение проблем управления структурой. Где бы он ни находился ― на службе или дома, в командировке или в отпуске, в гостях или на охоте ― его голова загружена мыслями о своём участке работы.
     В то же время авиационный командир должен быть лётчиком со всеми последствиями, присущими этой не простой профессии. Он обязан летать на самолётах, которыми вооружена авиационная часть или части, которые ему подчинены. Он должен быть инструктором во всех метеорологических условиях при минимуме погоды для данного типа самолёта, контролировать личную технику пилотирования, боевое применение и методические навыки командиров подразделений или частей, рядовых лётчиков и курсантов. В то же время, он должен быть одним из лучших лётчиков, выполнять определенную программу лётной подготовки, не меньше за налётом, чем у рядового лётчика. А это забирает столько сил и энергии! Летая, он не имеет права на ошибку. Иначе ― он потеряет авторитет и не сможет эффективно руководить людьми.
     При таких условиях ему приходится научиться готовиться к полёту в полном объеме, расходуя для этого минимум времени, и никогда не садиться в самолёт не подготовленным.
     Бесспорно, напряженная обстановка истощает нервную систему, и стоит владеть действенным самоконтролем, чтобы предотвратить срыв, не допустить трагедии. Стоит своевременно остановиться для восстановления сил и здоровья. Или отказаться от дальнейшего совмещения командной и лётной работы.

     Напряжение, возникшее в училище в связи с аварийностью, сдерживало Полуйко от возобновления личных полётов на МиГ-21. Ему было не до того, хоть он понимал, что длительное невыполнение полётов на личную тренировку на сверхзвуковом самолёте не в интересах его авторитета.
     На центральной базе он держал для себя Л-29, которым летал на аэродромы „Приморско-Ахтарск” и „Кущёвка”, где контролировал организацию и руководство полётов, методику обучения курсантов и решал другие вопросы управления. Почти всё время уделял полётам с курсантами в Приморско-Ахтарске на Л-29, в Кущёвке ― на УТИ МиГ-15, выпуская их в первый самостоятельный полёт, определяя способность к освоению лётной специальности в случае представления к отчислению и проверяя качество готовности к выполнению самостоятельных полётов на все виды лётной подготовки.
     В таких полётах нужна максимальная сосредоточенность внимания на пилотировании курсантом самолёта и его действиях с системами самолёта, быть в готовности своевременно вмешаться в управление, чтобы не допустить развития аварийной ситуации.
     Исправление отклонения самолёта в случае ошибки осложняется ещё и тем, что курсант иностранных вооруженных сил из-за напряжения перестаёт понимать команды по радио и СПУ, так называемый „языковой барьер” становится непреодолимым. На первых порах, когда Полуйко ещё не получил достаточного опыта общения с иностранными курсантами, он чувствовал себя в некоторых ситуациях, мягко говоря, не совсем комфортно.
     Так произошло и в тот раз, когда он на аэродроме „Кущёвка” полетел с кубинским курсантом на самолёте УТИ МиГ-15 в зону на проверку техники выполнения сложного пилотажа.
     Нижняя граница десятибалльной облачности была высокой ― возле шести тысяч метров, что позволяло выполнять пилотаж соответственно заданию в полном объеме. Под облаками сохранялась дымка, которая размывала горизонт и ограничивала горизонтальную и наклонную видимость. Центр зоны не имел характерных ориентиров, лишь квадраты полей просматривались сквозь сизую дымку.
     Курсант уверенно набрал высоту, доложил о занятии зоны и начал выполнять задание. Сначала он выполнил глубокие виражи, потом бочки и приступил к комплексу вертикальных фигур.
     Полуйко внимательно следил за действиями курсанта, про себя отмечая отдельные несущественные отклонения. Первый комплекс ― переворот, петля Несторова, полупетля ― курсант выполнил с левым креном, что привело к изменению направления пилотажа. Полуйко сказал ему по СПУ:
     ― Вертикальные фигуры вы выполняете с левым креном. Обратите внимание на авиагоризонт во время ввода и в верхней точке петли.
     ― Ва-вас понял, ― глухо ответил курсант, что указывало на его напряженность и волнение.
     ― Спокойно. Выполняйте правый комплекс, ― как можно спокойнее подсказал Полуйко.
     Курсант начал выполнять полубочку на переворот, промахнул перевернутое положение, потом исправил крен и с опозданием перевёл на пикирование, из-за чего они кратковременно зависли на ремнях от отрицательной перегрузки. Дальше курсант выводил самолёт из пикирования замедленным темпом, через что потерял много высоты и превысил скорость.
     ― Выводи! ― подсказал Полуйко и поддержал ручку на себя.
     Курсант потянул на петлю с превышением перегрузки до потемнения в глазах. Полуйко краем глаза отметил на приборе показания перегрузки за 6 и полегоньку оттолкнул ручку от себя.
     ― Не тяни! Уменьши угловое вращение!
     Но курсант продолжал тянуть ручку, невзирая на сопротивление контролирующего. Самолёт в верхней точке вывернулся из перевернутого в нормальное положение. Полуйко усилиями обеих рук оттолкнул ручку от себя, набрал скорость и перевёл самолёт в набор высоты. На высоте 5 000 метров он сказал:
     ― Плавно держись за ручку. Показываю комплекс.
     Полуйко выполнил переворот, плавно подвел самолёт к горизонту и заданным темпом ввёл самолёт в петлю, подсказывая по СПУ, на что нужно обращать внимание в контрольных точках. Пройдя в перевернутом положении горизонт, перевел самолёт в пикирование и, не изменяя темпа движения, перешёл на полупетлю. Выведя к горизонту, спросил:
     ― Понял?
     ― Так точно!
     ― Повтори.
     Курсант выполнил комплекс, допуская некоторые отклонения, но в целом не нарушая безопасности полёта. Топлива оставалось маловато, и Полуйко дал команду:
     ― Заканчивай задание. На точку.
     Курсант доложил руководителю полётов:
     ― Я ― 723-й, задание в третьей закончил!
     Руководитель ответил:
     ― 723-й, вам выход на привод, высота тысяча пятьсот!
     ― Я ― 723-й, вас понял, тысяча пятьсот! ― ответил курсант и полетел, не разворачиваясь, как и летел. Стрелка АРК стояла на нуле.
     ― Проверь включение АРК, ― сказал Полуйко.
     ― Не понял, ― ответил курсант.
     Полуйко взял управление и отвернул самолёт вправо ― стрелка из отметки „0” не сдвинулась, стояла, как будто приклеена.
     ― Запроси прибой, ― приказал Полуйко.
     Курсант перешёл на четвёртый канал и запросил курс на точку. Оператор радиостанции наземного пеленгатора не отвечал. Полуйко сам запросил несколько раз ― ответа не было. Переключил тумблер АРК на себя ― АРК не работал. Холодок пробежал по спине. Он сам не совсем представлял, куда нужно лететь. А прибор количества керосина показывал 350 литров.
     ― Знаешь, куда лететь на аэродром? ― спросил курсанта.
     Тот молчал. Только медленно повел головой влево затем вправо.
     „Не хватало ещё сесть в поле. Позор на все ВВС. Начальник училища заблудился с курсантом в своём районе аэродрома и сел на фюзеляж! А если неудачная будет посадка?” ― пронеслись в голове тревожные мысли. О смертельном выходе не хотелось думать.
     ― „Дубовик”, я ― 401-й, ― запросил он руководителя полётов, ― вы наблюдаете за 723-м?
     Короткая заминка руководителя полётов, и безутешный ответ:
     ― Нет. Не видим. Потеряли.
     ― „Дубовик”, я ― 401-й, АРК отказал, пеленгатор „Студьонный-4” не отвечает, остаток 300 литров, экипаж местность под собой не узнаёт. Высота 4000 метров. Сигнал бедствия включён. Дайте курс на точку.
     ― 723-й, я ― „Дубовик”, как меня слышите? ― запрашивает руководитель полётов.
     Курсант никакой реакции. Полуйко спросил у него:
     ― Вас запрашивает руководитель полётов. Вы его слышите?
     ― Нет… Слышу, ― сквозь зубы процедил курсант. Полуйко понял, что курсант напряжён, что его охватил страх. Ожидать, пока он будет исправлять положение, значит, тратить попусту время и обрекаться на риск остаться в полёте без топлива.
     ― Спокойно. Управляю самолётом я. За моими командами будешь выполнять действия с оборудованием кабины. Понял?.. Не слышу ответа! Понял?!
     ― По-онял.
     ― „Дубовик”, я ― 401-й, это не вводная, а реальная потеря ориентировки, горит сигнальная лампочка „Остаток 300 литров”. Выводите на аэродром.
     ― 401-й, запросите пеленг в „Студённого-4”.
     Как ни сдерживал себя Полуйко, но его сорвало:
     ― „Дубовик”, вы управляете полётами или сидите там для формы?! Ваш планшетист ведёт проводку нашего полёта? А где ваш дежурный штурман?! Немедленно задействуйте все средства и дайте курс на точку.
     ― 401-й, ваша высота?
     ― Я же вам сказал. Четыре тысячи!
     ― 401-й, станьте в круг!
      ― Выполняю левый круг. Остаток двести литров! Беру расчетный курс на точку. Обеспечьте посадку с хода.
     ― 401-й, вас понял!
     Полуйко взял курс на аэродром, что был отмечен на схеме зон, которую он всегда возил с собой, предварительно в горизонтальном полёте согласовав компас. Через минуту полёта с этим курсом он увидел сквозь дымку ВПП. Он убрал обороты турбины и со снижением направил самолёт в район третьего разворота, рассчитывая выйти на его место на высоте 1500 метров. Превышение высоты необходимо было на случай преждевременной остановки двигателя. Разом спало напряжение. Полуйко отстегнул кислородную маску и вытер вспотевшее лицо.
     ― Я-401-й, подхожу в район третьего, захожу на посадку, ― доложил он руководителю полётов. И курсанту:
     ― Выпускай шасси!
     Курсант поставил кран шасси на выпуск, стойки вышли из ниш и с характерным стуком стали на замки, зелёные лампочки радостно загорелись на табло. Полуйко продублировал выпуск шасси из своей кабины.
     ― Закрылки! ― отрывисто скомандовал Полуйко, проконтролировал результат выпуска закрылок и запросил посадку.
     ― 401-у посадку разрешаю, я ― „Дубовик”.
     Полуйко отворотами погасил лишнюю высоту и установил нормальный угол предпосадочного планирования. Расчёт на посадку выполнил точно и, плавно коснувшись колёсами шасси бетонки, закончил пробег. На рулении он передал по радио руководителю полётов:
     ― Полёты закрыть. Группу руководства полётами с документами объективного контроля на КП.
     ― Я ― „Дубовик”, вас понял.
     Не нравилось Николаю Алексеевичу, когда спонтанно закрываются полёты. Раскрученный механизм, в работе которого задействована масса согласованно работающих исполнителей, внезапно прекращается, разрушаются планы, зря расходуются средства, нервируют люди. Но бывают такие моменты, что нужно останавливаться и проводить профилактическую работу, чтобы не допустить беды. Способность командира своевременно заметить, когда это нужно сделать, является одной из важных черт его командирского характера. Именно был тот случай, когда нужно было прервать ритм полётов через наличие в них опасных сбоев. То, что руководитель полётов не заметил или проигнорировал отказ в работе радиотехнических средств, а участники полётов тоже не отреагировали на это, насторожило начальника училища, что побуждало его закрыть полёты.
     Но закрыть полёты мало. Нужно разобраться, почему так произошло и выполнить необходимые мероприятия по предотвращению подобных случаев.
     На центральной заправочной Полуйко встречали командир полка подполковник Бурков, заместитель командира полка по политической части подполковник Свинаренко. Они молча стояли, пока курсант и начальник училища, отвязавшись от привязных ремней выходили из кабины и спускались по приставной лестнице.
     ― Товарищ полковник, разрешите получить замечание ― подошёл командир полка к Полуйко.
     ― Разрешаю, ― снимая защитный шлем с мокрой от пота головы, сказал Полуйко. ― Сейчас послушаем курсанта.
     Кроме полкового начальства, к самолёту, на котором летали курсант и начальник училища, неуверенно, с настороженностью подходили командиры эскадрильи и звена, инструктор курсанта, инженер эскадрильи, техник звена.
     Курсант, не совсем понимая, почему к ним сошлось столько офицеров, калеченной российской доложил начальнику училища о выполнении полётного задания. Он ещё не отошёл от шока после полёта, и Полуйко приказал ему идти отдохнуть, успокоиться, продумать весь выполненный полёт, а затем они поговорят.
     ― Николай Павлович, ― обратился Полуйко к командиру полка, ― что за безалаберщина у тебя на полётах? Это только в честь того, что я прилетел к вам на полёты, вы показываете такое отвратительное руководство полётами или вы всё время так летаете?
     ― Руководитель полётов, товарищ полковник, подготовлен, имеет трёхлетний опыт руководства полётами.
     ― Может, у него и имеется опыт, но в целом группа руководства полётами не подготовлена. Она не могла оказать экипажу помощь в выведении его на аэродром. Вы знаете, что нам едва хватило топлива для посадки. Мы уже не могли пойти на второй круг. Зарулили с пустыми баками. Заметьте, сколько заправите топлива в самолёт, ― приказал начальник училища инженеру эскадрильи. ― И выявите причину отказа АРК.
     ― Мы были на грани лётного происшествия, ― опять Полуйко обратился к Буркову. ― Нужно разобраться: почему не отвечал оператор пеленгатора, почему и дежурный штурман, и руководитель полётов не следили за полётом самолёта в зоне, почему они не могли дать экипажу курс на аэродром, почему не был задействован руководитель ближней зоны на РСП. Полная бездеятельность группы руководства полётами. Проверьте, как осуществляется объективный контроль за полётами на средствах РТО.
     ― Есть, ― хмуро ответил командир полка.

     После второго происшествия в училище остановили полёты, провели комплекс предупредительных мер и продолжили летать в соответствии с планом лётной подготовки. При этом стали более осторожно подходить к организации полётов, их обеспечения, жёстче предъявили требования к качеству подготовки к полётам лётчиков и курсантов, к руководству полётами, к выполнению правил полётов и обеспечения их безопасности.
     Полуйко восстановил технику пилотирования на самолёте МиГ-21, стал больше летать с лётчиками и курсантами с целью контроля качества обучения, теперь уже на всех основных типах, на которых происходило обучение в училище, кроме истребителей-бомбардировщиков, не отбрасывая для себя задания освоить и эти типы в будущем. Сейчас же нагрузка не позволяла засесть за изучение нового самолёта.
     В июне командующий приказал Полуйко отправиться в краткосрочный отпуск на полмесяца, отдохнуть в профилактории „Адлер”. Хоть и не хотел он оставлять училище в разгар лётной работы, но приказ есть приказ.
     Передав командование училищем полковнику Гандеру, Полуйко с женой и сыном, вместе с другими лётчиками, убыли на берег Чёрного моря. Быстро пролетело время, и самолётом Ил-14 с экипажем Рафикова он приземлился в Краснодаре.
     Встречали его начальник политотдела училища полковник Петров и начальник штаба полковник Степанов Игорь Иванович, который был назначен вместо уволившегося полковника Лопатина.
     Спустившись по стремянке, Полуйко поздоровался с офицерами и по обыкновению спросил:
     ― Ну, как дела?
     Начальник штаба открыл рот, чтобы вымолвить слово, как начальник политотдела его опередил и выпалил, как показалось Полуйко, с какой-то злобой, словно обвиняя его:
     ― Плохо. За время вашего отсутствия произошла катастрофа в Приморско-Ахтарске.
     Как громом накрыла Полуйко эта весть. Он не успел переварить сказанное, а Петров продолжил:
     ― Разбился вьетнамский курсант на Л-29.
     ― Когда это произошло? ― глухим голосом спросил Полуйко.
     ― На прошлой неделе. Комиссия закончила работу и уже поехала.
     ― И какая же причина?
     ― Недоученность курсанта, плохая психологическая подготовка.
     ― А где Гандер?
     ― Гандер в Кущёвке на полётах, ― встрял в разговор Степанов. ― Разрешите, я доложу детально. Я в курсе работы комиссии.
     ― Заедем в штаб, там и продолжим разговор, ― сказал Полуйко. Он отправил на машине жену и сына домой, а сам в машине Степанова поехал к штабу.
     Полковник Степанов до назначения на должность начальником штаба училища командовал авиационным полком в Приморско-Ахтарске. Поэтому он хорошо знал вопросы обучения иностранных курсантов и мог профессионально доложить о том, что произошло.
     Курсант Вьетнамских ВВС учился в училище третий год. Год он изучал русский язык, более года проходил теоретическую подготовку в учебно-лётном отделе, а с весны этого года начал осваивать учебный самолёт Л-29. Вывозную программу усваивал туговато, взял больше максимального количества полётов. Прошёл контроль в полётах по кругу с командиром звена, командиром эскадрильи. Выпускал в самостоятельный полёт командир полка подполковник Лобанов. Первые два самостоятельных полёта по кругу выполнил без существенных отклонений. На следующий день его провёз инструктор по кругу и выпустил самостоятельно.
     В первом полёте курсант выполнил заход на посадку поздно. Руководитель полётов дал ему команду:
     ― 526-й, проверь заход!
     Курсант на команды не реагировал, продолжал снижаться правее посадочного курса. Руководитель полётов:
     ― 526-й, не снижайся, подверни влево!
     Курсант молча снижался, плавно отклоняясь вправо в направлении города. Руководитель командует:
     ― 526-й, обороты полные, на второй круг!
     Реакции никакой.
     ― Обороты сто процентов! На второй круг! Не снижайся! На второй круг!
     Самолёт исчез с поля зрения в отдельном жилищном городке. Через мгновение оттуда поднялся чёрный дым, означающий трагическое последствие.
     Уазик с командиром полка, бортовая машина поисково-спасательной команды, пожарная и санитарная машины ринулись к месту происшествия. К сожалению, помочь курсанту уже было невозможно. Самолёт зацепился колёсами шасси за крышу пятиэтажного дома, свалился во двор и разрушился. Курсант погиб. Хвала Богу, что никого из жителей городка не зацепил.
     Причиной происшествия стал выпуск в самостоятельный полёт неподготовленного вьетнамского курсанта. Курсант после захода на посадку после четвертого разворота был так напряжён, что, невзирая на преждевременное снижение со значительным недолётом и команды руководителя полётов, потерял реальность оценки обстановки, самолётом не управлял и безвольно летел к своей смерти.

     Правильно говорят, что лётные документы, в частности Наставление по производству полётов, Инструкция по эксплуатации и технике пилотирования самолёта, написаны кровью лётчиков. Поэтому их надлежит выполнять пунктуально, иначе ― беда не обойдёт. Примером тому может быть лётное происшествие, которое произошло в том же полку училища и того же года, в котором произошли и два других происшествия.
Время приближалось к осени. Заживлялись душевные раны, нанесённые прошлыми лётными происшествиями. Выполнение плана лётной подготовки курсантов и слушателей завершалось, когда неожиданно поступила из Москвы телеграмма подготовиться и провести наземный и воздушный показ самолёта Су-20 военной делегации одной из арабских стран с целью заинтересовать её в покупке этого самолёта. Телефонный звонок, который сопровождал эту телеграмму, напоминал, что показ должен быть на высоком уровне, особенно, пилотаж, который свидетельствовал бы о высоких его маневренных качествах.
     Полуйко собрал совещание, на которое пригласил руководящий состав училища, полка, руководство и начальников циклов учебно-лётного отдела. Он довёл распоряжение относительно подготовки к показу авиатехники и приказал: заместителю по ИАС ― спланировать мероприятия по наземному показу; заместителю по тылу ― мероприятия по материальному обеспечению; начальнику штаба ― подготовить проект приказа начальника училища об организации подготовки и проведения показа; заместителю по лётной подготовке и командиру полка вместе с начальником цикла аэродинамики ― разработать полётное задание для показа в воздухе с расчётом параметров маневра и программу подготовки лётчика.
     Училище, и в частности полк, который базировался в Краснодаре, и раньше выполняли подобные задания как на самолёте МиГ-21 разных модификаций, так и на самолёте Су-20. Имеются и подготовленные лётчики, которые неоднократно демонстрировали пилотаж на малой высоте на предельных режимах. Нужно было определить схему полёта, сделать расчёты параметров полёта в контрольных точках, которые ещё называли опорные точки, разработать меры безопасности и потренировать лётчика, который будет делать показ.
     Заканчивая совещание, Полуйко дал два дня на разработку плана. Оставив для продолжения разговора полковника Гандера, полковника Дузя, командира эскадрильи и начальника цикла аэродинамики, он в первом приближении обсудил с ними комплекс фигур показательного полёта и приказал разработать схему полётного задания с тщательными расчётами. Однозначно для показа была определена кандидатура лётчика ― заместителя командира эскадрильи майора Соловьёва, который неоднократно выполнял на Су-20 подобные полёты. Полётное задание должно было содержать: взлёт на форсажном режиме работы двигателя; набор высоты 200 метров с разгоном скорости до 800 км/час; неполная петля с полубочкой на нисходящей части в угле пикирования 60 градусов; горка с углом 60 градусов с полуторной восходящей бочкой и переходом в пикирование в направлении, обратном вводу; вертикальная восьмёрка с нисходящими полубочками; косая петля с правым креном, косая петля с левым креном; вираж с максимальным креном на высоте 200 метров; горизонтальная бочка; боевой разворот; проход над стартом с изменением стреловидности крыла, заход на посадку, посадка с минимальным пробегом. Среди мер безопасности устанавливались: минимальная высота снижения во время пилотирования 200 метров, начало вертикального маневрирования на скорости не менее 800 км/час, допустимая заправка топлива перед запуском ― 70 процентов от полной, выполнение пилотажа без внешних подвесок.
     Аэродинамические расчёты показали, что такие параметры позволяют безопасно выполнить поставленное задание. Кроме того, в контрольных точках на углах тангажа, кратных 45 и 60 градусам были рассчитаны оптимальные параметры по скорости, высоте, перегрузке, крене и возможных их предельных отклонениях, а также разработаны рекомендации относительно действий в случае несоответствия фактических параметров расчётным.
     Схему полётного задания со всеми параметрами полёта, последовательностью выполнения фигур пилотажа, мерами безопасности подписал командир полка, согласовал заместитель начальника училища по лётной подготовке и утвердил начальник училища.
     С лётчиком и группой руководства полётами проведены заблаговременная и предварительная подготовка к полёту. На предварительной подготовке присутствовали начальник училища, заместитель начальника училища по лётной подготовке, командир полка. Предварительную подготовку проводил командир эскадрильи, он же и руководитель полёта.
     На следующий день проводились тренировочные полёты. Полуйко приехал на аэродром, чтобы непосредственно принять участие в руководстве тренировками лётчика. Он разместился на месте, где предусматривалось пребывание делегации во время показа. Туда была вынесена радиостанция со связью в сети руководства полётами и селекторная связь с руководителем полётов, который находился на КДП. Вместе с начальником училища присутствовали Гандер и Дузь.
     ― Я ― 522-й, запуск!
     ― 522-й, запускайте!
     ― Александр Фёдорович, по твоему мнению, достаточно пяти полётов Соловьёву для тренировки?
     ― Думаю ― да. Хотя я его пилотаж не видел, ― с ноткой раздражённости ответил Дузь.
     „Не может перебороть себя Саша, чтобы смириться со своим статусом подчинённого прежнего сокурсника по академии”, ― подумал Полуйко.
     ― Я тоже не видел, но это не снимает с нас ответственности за его готовность к полёту, ― скорее для себя, чем для Дузя, ответил Полуйко
     ― Лётчик подготовлен, все фигуры он выполнял раньше, ― вставил Гандер. ― Ликвидирует перерыв и будет хорошо пилотировать.
     ― Смотрите внимательно, замечайте отклонения, чтоб обстоятельно подсказать лётчику после полёта, ― заметил Полуйко, наблюдая за самолётом, что выруливал на ВПП.
     Разорвав форсажом утреннюю тишину, самолёт стремительно сорвался с места и побежал, ускоряясь, по ВПП. Ещё мгновение ― и он в воздухе. Шасси подломились и спрятались в нишу фюзеляжа. Набирая скорость с пологим углом набора высоты, лётчик перевёл крыло на максимальную стреловидность и с достижением необходимой скорости плавно перевёл самолёт на траекторию петли. Было видно, как стрела взмыла в небо, закручиваясь вокруг поперечной оси. Вот она достигла наивысшей точки в положении вниз фонарем кабины и, приближаясь к аэродрому понеслась к земле. По достижении угла пикирования 60 градусов лётчик полубочкой вывел самолёт из перевёрнутого положения, плавно выводя из пикирования, снизился до высоты 200 метров, на уровне середины ВПП перевёл его на гору с углом 60 градусов, сделал полуторную бочку и перешёл на пикирование в обратном направлении. На уровне середины ВПП сделал вертикальную восьмёрку с нисходящими полубочками, две косые петли с правым и левым кренами до 45 градусов, вираж с максимальным креном на высоте 200 метров, боевой разворот, проход над стартом на высоте 200 метров, переводя крыло с максимальной стреловидности в посадочное положение, заход на посадку и посадку, демонстрируя короткий пробег.
     ― Какое впечатление от пилотажа? ― спросил Полуйко.
     ― Задание выполнено, ― отозвался Гандер. ― В целом не плохо, но имеются шероховатости: незначительные крены во время выхода в верхнюю точку, упустил направление на горке. Кажется, нужно уменьшить угол пикирования во время выполнения полубочки, ибо чувствуется нервозность лётчика ― по завершении полубочки резковато выводит из пикирования, рано переводит стреловидность крыла ― плохо видно делегации с земли.
     ― Твоё мнение? ― обратился Полуйко к Дузю.
     ― Я согласен с полковником Гандером. Нужно шлифовать. Сейчас принесут плёнку и расшифровку полёта, посмотрим, какие были допущены отклонения.
     Пришёл Соловьёв, а впоследствии принесли плёнку и расшифровку. Послушали лётчика, как он себя чувствует, какие он почувствовал сложности, какие его предложения относительно уточнения задания. Проглядели плёнку, Полуйко разобрал отклонения, приказал лётчику отдохнуть и готовиться к повторному вылету.
     Соловьёв выполнил ещё один полёт значительно увереннее, чем первый. После заруливания лётчика Полуйко сказал своим подчинённым, сопровождающим его на полётах:
     ― Соловьёву планировать каждого лётного дня, выделенного для эскадрильи, по одному тренировочному полёту в начале лётной смены. Основные полёты начинать после посадки и заруливания Соловьёва. Дать ещё не менее трёх полётов. Если лётчик будет считать, что этого мало, добавить ещё до полной отработки всех элементов и приобретения уверенности лётчиком. Строгий контроль за подготовкой и руководством полётами. Полковнику Гандеру лично быть присутствующим во время тренировки, не снимая ответственности с других должностных лиц. В случае нарушения лётчиком полётного задания или значительной ошибки в технике пилотирования полёт прекращать и разбираться. Я доложу командующему и с его разрешения завтра утром убуду в Ростовский военный госпиталь на комиссию. Выполнение обязанностей начальника училища возлагается на полковника Гандера.
     Павлов разрешил Полуйко убыть на медицинскую комиссию. Вылетел рано, почти одновременно с разведчиком погоды, на самолёте Ил-14. По необходимости забрать лётчиков, которые тоже должны были проходить медкомиссию, залетел в Приморско-Ахтарск, где на аэродроме его встретил подполковник Лобанов. Командир полка докладывал о состоянии выполнения плана лётной подготовки с курсантами, проблемные вопросы, пока командир экипажа Ил-14 на КП ожидал „добро” на вылет в Ростов. Неожиданно Полуйко пригласили к телефону. В трубке он услышал взволнованный голос руководителя полётов на аэродроме Краснодар командира эскадрильи подполковника Дейны:
     ― Товарищ полковник!.. Соловьёв упал… самолёт взорвался.
     ― Что именно случилось?
     ― После взлёта… выполнял петлю… в верхней точке… потерял скорость… не успел вывести и упал на грунт.
     ― Сейчас вылетаю.
     „Что за напасть? ― горько думал Полуйко, глядя в иллюминатор самолёта, и ничего там не видел. ― Четвёртое лётное происшествие за год. Те три по вине личного состава училища. Это тоже, наверное, по вине лётчика”.
     „Что же я не доделал? ― неоднократно задавал себе этот вопрос Полуйко. ― Почему так случилось, что с приходом меня на должность, посыпались. День и ночь крутился по аэродромам училища, а толку никакого. Неужели у меня не хватает командирской мудрости, чтобы навести порядок? Где тот рычаг, который стоит применить для поднятия того веса, который лёг на мои плечи?..”
     Он знал, что основной рычаг ― это люди, и пытался всеми доступными методами повлиять на них. Но, по-видимому, недостаточно. Похоже, не срабатывает звено его заместителей и командований полков. И не потому, что это звено не подготовлено. Там опытные люди. Нет настороженности, нет обеспокоенности.
     Мысли крутятся вокруг последнего происшествия.
     „Что может случиться? Какие могут быть версии происшествия? Ошибка лётчика? Не может быть. Сам видел, как уверенно лётчик выполнял фигуры пилотажа. Отказ авиатехники? Может из-за любых причин упасть тяга двигателя, например, через выключения форсажа в большом угле или может… Нет, думать без данных объективного контроля работы двигателя, других систем самолёта и действий лётчика невозможно. Нужно на месте разбираться. По-видимому, целесообразно отказаться от дальнейшего пребывания в должности. Да и без отказа снимут. Кто будет держать командира, в которого за год четыре лётных происшествия по вине личного состава?”
     В иллюминатор Полуйко увидел место падения самолёта. „Бог мой, как он не попал на склад боеприпасов?! Обломки самолёта лежат всего в 100 ― 150 метрах от его обвалования!”
     Начальника училища встретили Гандер, Дерев’янко (вновь назначенный начальник политотдела училища), Степанов и Дузь. Гандер доложил:
     ― Товарищ полковник в полку произошла катастрофа самолёта Су-20, пилотируемого майором Соловьёвым. Место падения самолёта взято под охрану. Командующий вылетел с комиссией, будет через 30 минут. Вы поедете на место?
     ― Нет, я дождусь командующего. Обстоятельно скажите, что же случилось.
     ― Как и на предыдущей тренировке, которую вы наблюдали, летчик взлетел на форсаже, начал выполнять первую половину петли, но в верхней точке потерял скорость, стал выводить из перевернутого положения, но высоты не хватило и он упал на землю.
     ― Что-либо напоминает на причину? Имеются какие-то предположения?
     Гандер сдвинул плечами.
     ― Вы сами наблюдали за полётом?
    ― Да. Явно было видно, что ему не хватило тяги. Только прошёл вертикальное положение, как стал тормозиться, скорость падала, и он едва вытянул в перевернутое положение, а затем начал, покачиваясь с крыла на крыло, падать на спине. Лётчик вывернул в горизонтальное положение, но высоты не хватило.
     ― САРПП нашли?
     ― Да. Но он разбит, обгорел и, вероятно, ничего не даст. Его взяли, ничего с ним не делали, ожидаем комиссию.
     ― Езжайте на КДП. Игорь Иванович, документацию опечатали? ― обратился Полуйко к начальнику штаба.
     ― Так точно, товарищ командир, всё в сейфе.
     Полёты, конечно, не начинались. Личный состав находился на аэродроме.
     ― Александр Фёдорович, оставьте причастных к полёту людей, других отправьте на работы и занятия по распорядку нелётного дня. Принесите мне схему полётного задания, которую я утвердил.
     ― Есть!
     Полуйко хотел ещё раз просмотреть схему полётного задания к прилету командующего, чтобы быть готовым к докладу.
     Рассматривая схему полёта он обратил внимание на исправление отметки скорости в месте начала пилотажа. Внимательно рассматривая, можно заметить, что цифра „800” была исправлена на „600”, а затем опять жирно зарисована на „800”. Но верхняя часть шестерки слишком выступала и скрыть уже было невозможно.
     ― Почему это исправлялась скорость? ― удивленно спросил Полуйко.
     Присутствующие и Гандер, и Дузь молчали.
     ― Я спрашиваю, кто и зачем исправлял скорость? ― уже раздраженно спросил Полуйко.
     ― Мы считали, что на скорости 800 самолёт далеко отходит от аэродрома и решили приблизить начало маневра к старту, начиная пилотаж на скорости 600 километров за час, ― ответил Дузь.
     ― Кто это ― мы? Кто принял решение? Вы же фактически изменили полётное задание, утвержденное мной, в сторону усложнения.
     ― Александр Федорович предложил, а я согласился, ― сказал Гандер.
     ― На каком основании? Вы провели новые расчёты?
     ― Нет, мы считали, что самолёт имеет тяговооружённость больше единицы и он вытянет, ― сказал Дузь.
     ― Правильно, больше единицы при определенных условиях, которые мы с вами должны знать. Если вы были уверены, что поступаете правильно, уменьшая скорость ввода в фигуру до 600 километров на час, то почему тогда вы исправили на схеме опять до 800, когда не вытянуло? Это имеет название „подделка документа”. На схеме можно исправить что угодно. Но происшествие не исправишь. Произошло то, что произошло. Отправили парня на тот свет, теперь ищете себе оправдания.
     Полуйко начал читать на схеме меры безопасности. Дошёл до пункта, в котором записано ограничение наличия топлива на самолёте перед пилотажем и спросил: 
     ― Сколько заправили топлива перед вылетом?
     ― …
     ― Не поняли вопроса?
     ― Заправка была полная, ― тихо проговорил заместитель начальника училища по инженерно-авиационной службе полковник Взоров.
     ― Что-о!!! Вы с ума сошли! У-бий-цы! ― сорвался Полуйко. Он побелел от волнения, но впоследствии взял себя в руки, немного успокоился.
     ― Почему полная заправка? Технический состав не знал, какая должна быть заправка? ― вопрос к Взорову.
     ― Знал, но на ночь мы не можем оставлять самолёт без полной заправки, а вызывали топливозаправщик, чтобы слить лишнее топливо, а у него отказал насос, и он не смог слить. Доложили командиру полка ― тот дал команду выполнять полёт с полной заправкой.
     ― Да-а-а… ― только и вымолвил Николай Алексеевич, позвал Деревянко и пошёл встречать командующего, самолёт которого заходил на посадку.
     Он шёл на стоянку перелетающих самолётов и говорил начальнику политотдела:
     ― То, что руководители потеряли ум через напыщенность, это ― факт. Они и не знали, а если и знали, то забыли, что тяговооружённость самолёта больше единицы при весе, который соответствует 70 процентам имеющегося на нём топлива. Они же не летают на этом типе самолёта. Но почему же такой опытный лётчик, как Соловьёв, согласился выполнять задание на перегруженном самолёте, да ещё и на скорости, меньше расчётной? Да и комэск не мог не знать. Он обязан был, как руководитель полётов, запретить выполнять задание с нарушением мер безопасности полёта.
     Самолёт Ан-26, на котором зарулил командующий, имел на борту отличие ― Звезду Героя Советского Союза и знак Заслуженного военного лётчика СССР. Этими отличиями награждён генерал-лейтенант авиации Павлов. Он уже не летал на боевых самолётах, а летал на правом сидении транспортного самолёта. И сейчас он сидел на правом сидении с наушниками.
     Полуйко чувствовал себя чрезвычайно дрянно. Нет худшего мероприятия как встреча с начальством по случаю неприятных происшествий.
     Опустился задний люк самолёта, но никто не выходил ― ожидали командующего. Наконец он появился, за ним сбежал начальник политического отдела ВВС округа генерал-майор авиации Черепахин Василий Павлович. Полуйко доложил командующему о происшествии.
     ― Что же вы, Полуйко, бьёте самолёты и людей? ― сказал он, идя к „Волге”. ― Мне уже надоело летать к вам по таким случаям. Поедем к месту падения самолёта. Лётчик ещё там?
     ― Ничего не трогали до вашего прилёта, ― садясь в машину, сказал Полуйко. ― Я только прилетел с Приморско-Ахтарска и на месте события ещё тоже не был.
     ― Чего же он упал? Как ты думаешь? Отказ техники не просматривается?
     ― Нужно изучать, но просматривается совсем другое, очень неприятное.
     ― Что именно?
     Командующий сел рядом с водителем, Черепахин, Полуйко и Деревянко ― на заднем сидении. Черепахин с Деревянко сидели молча. Разговаривали командующий с начальником училища.
     ― Я вам докладывал вчера, что подготовка лётчика к выполнению полётного задания проведена достаточная. Докладывал не с чужих слов, а сам принимал участие в подготовке лётчика и в руководстве его пилотажем. Всё было сделано в соответствии с документами. Два полёта Соловьёв выполнил нормально под моим непосредственным контролем с выносной радиостанции. После каждого полёта разбирали отклонения и ошибки, которые были в пределах нормы. Накануне проинструктировал Гандера и Дузя. Полетел, как думалось, с чистой совестью. Но вышло так, что подвели меня мои непосредственные подчинённые Гандер и Дузь. Они не выполнили моих указаний, непосредственно перед вылетом изменили задание в сторону усложнения. Я установил на основании расчётов скорость начала пилотажа после взлёта 800 километров в час. Так он и тренировался. Но они изменили на 600. Показалось, что далеко уходит от центра полосы. И это не всё. Мерами безопасности полётов предусматривался вылет с неполной заправкой, а они приняли решение вылетать с полной, потому что нечем было слить топливо из самолёта. Вот и не хватило энергии самолёта для выполнения вертикального маневра. Это моё личное мнение, хотя оно меня не оправдывает и не спасает, во всех случаях ответственность я несу полную. Конечно, нужно смотреть роботу двигателя и всё другое, что надлежит в таких случаях, но то, о чём я сказал, лежит на поверхности.
     ― Они что… белены переели? Я смотрю, что Гандер как стал диссертацию писать, так перестал работать. Это же нужно такое совершить! Да и Дузь тоже хороший. Какая безответственность! Нужно больше требовать от них.
     ― Григорий Родионович, если подтвердятся такие действия Гандера и Дузя, то нужно отдавать их под суд военного трибунала, ― вмешался в разговор генерал Черепахин. ― Погиб человек, уничтожена техника на миллионы рублей из-за их преступной безответственности, пусть отвечают по закону.
     ― Сначала проведём расследование катастрофы, выявим причину, а затем будем раздавать. Нам с вами тоже достанется. Я главнокомандующему докладывал, так он мне наговорил такого, что вовек не забуду.
     Стали подъезжать к разбросанным частям самолёта, и командующий замолчал. Обошли все значительные элементы, большинство из них обгорело. Лётчика во время удара выбросило из кабины и он лежал в стороне, накрытый белой простыней. Двигатель улетел от места падения вперёд по линии полёта метров на сто и выглядел бесформенной грудой металла.

     В комнате предполётной подготовки собрались члены комиссии, руководящий состав училища, полка и те, кто принимал участие в подготовке лётчика и авиатехники к полёту, группы руководства и обеспечения полётов. Командующий представил членов комиссии, заслушал командира полка, его заместителя по инженерно-авиационной службе, руководителя полётов, командира аэродромно-технического батальона. Все всё делали якобы правильно, но несчастье все-таки случилось.
     Прослушали магнитофонную запись радиопереговоров руководителя полётов с лётчиком. Руководитель полётов всё время наблюдал за полётом лётчика. В верхней точке петли он спросил его: „Что, скорость потерял?” и через несколько секунд подал команду: „Катапультируйтесь!” Лётчик ничего не отвечал, но самолётом управлял, по-видимому, в надежде на благополучный выход из пикирования.
     Расшифровка пленки САРПП показала, что двигатель работал исправно, системы самолёта функционировали, скорость в высшей точке петли уменьшилась до минимально допустимой, высота в верхней точке была значительно ниже расчётной, угол атаки всё время был критическим, что создавало избыточное сопротивление, затруднило выполнение полубочки и не давало возможности разогнать скорость и перевести самолёт в набор.
     После заслушивания должностных лиц и ознакомления с имеющимся материалом командующий оставил в классе руководство училища и командира полка.
     ― Полковник Гандер, вы вносили изменения в полётное задание, утверждённое начальником училища? ― задал вопрос командующий.
     ― Так точно. Только относительно скорости начала пилотажа.
     ― На сколько и на каком основании?
     ― Ко мне обратился командир полка с таким предложением, я согласился с ним и дал разрешение внести изменения. Нам казалось, что скорость ввода 800 километров в час слишком большая, ибо пилотаж растягивается в направлении взлёта, и лётчику приходится выполнять полубочку с меньшим углом, чтобы приблизиться к центру ВПП. Начало пилотажа на скорости 600 такой необходимости не вызывает.
     ― Насколько уменьшится высота и скорость выхода в верхнюю точку петли, если уменьшить скорость ввода до 600 километров в час?
     ― Это нужно подсчитать, но я думал, что хватит.
     ― Нужно было подсчитывать до полёта, а не после катастрофы, ― начал повышать голос командующий. ― А почему вы не обратились к начальнику училища по вопросу изменения скорости? Ведь он же вылетал сегодня утром, и у вас такая возможность была.
     ― Приказом начальника училища вчерашним числом я назначен временно исполняющим обязанности начальника училища, и я считал, что я имею право изменить задание.
      ― А давать разрешение на пилотаж с полной заправкой топливом вы тоже имели право? Вас командир полка тоже уговорил это сделать?
     ― Так вышло. Не могли скачать топливо, и чтобы не задерживать полёты, пришлось разрешить. 
     ― Не хотели задержаться с полётами на час-два, а теперь задержались на неделю, не меньше. Придётся отвечать за такое головотяпство.
     Комиссия сделала вывод, что причиной катастрофы стала неудовлетворительная организация выполнения задания по подготовке до показа авиатехники в полёте иностранной делегации.

     Через несколько дней заместитель главнокомандующего ВВС СССР генерал-полковник авиации Пстыго Иван Иванович вызывал на беседу в Москву заместителя командующего ВВС Северно-Кавказского военного округа по боевой подготовке и вузам генерал-майора авиации Малеева, начальника училища полковника Полуйко и командира полка полковника Дузя. Летели самолётом командующего. Сидели почти молча. Не хотелось никому разговаривать. Каждый думал о своём. Каждый знал, что вызывали не для награды, а для трёпки. Каждый понимал, что может вернуться из Москвы уже снятым с должности, а то и с ещё большим взысканием.
     В Главном штабе ВВС их провели и пригласили в кабинет Пстыго. В небольшом тесноватом кабинете за рабочим столом сидел генерал-полковник авиации и исподлобья смотрел на входящих.
     ― Садитесь, генерал. А вы, полко-о овники, постойте.
Полковники Полуйко и Дузь стояли, вытянувшись, и смотрели на Пстыго, который их в порядке очереди рассматривал с головы до ног, настраивая себя на гневный лад.
     ― Откуда вы такие взялись, по-олко-о-овники?
     Те стояли, посматривая то на Малеева, который опустил глаза на стол, иногда подводя их на Пстыго, лицо которого постепенно наливалось красной краской. Полуйко впервые видел человека, который так мог багроветь без видимой причины. Его лицо, уши, шея стали отливать яркой багряностью, словно готовы вспыхнуть.
     ― Какой хрен выдвигал вас на высокие должности?.. Вы же не способны ничего путного делать. Вам же нельзя ничего доверять. Вам Родина доверила жизни тысяч людей, а вы их уничтожаете. Зажирели за государственный счёт и ничего не хотите думать. По-олко-о-овники!.. Ко-оманди-иры!.. Какие вы в хрена командиры?! Вы ― пастухи!!!.. Но не-ет, не те пастухи, что в колхозе, а те, что в единоличном хозяйстве, которых у нас осталось нуль целых и три сотых процента! Вам и свиней пасть доверять нельзя, ибо вы их потеряете!..
     Виновники стояли и молча смотрели, как высокий начальник распалялся, произнося унизительные эпитеты. Им казалось, что генерал-полковнику нравится унижать людей, что он сияет от удовольствия.
     Передохнув, Пстыго продолжил:
     ― Вы же не можете нормально людьми руководить!.. Не можете с ними по командирски разговаривать. Перед тем, как разговаривать с подчинёнными, вы два дня Чехова читаете! Подбираете слова, чтоб их не оскорбить. А нужно им дать так, чтобы там… внизу. В чём вы стоите? ― Пстыго посмотрел на ботинки полковников. ― Чтобы в ботинках захлюпало! Тогда толк будет!.. Главнокомандующий вас с должностей поснимает. Идите, по-олко-о-овники, ― презрительно закончил Пстыго, ― мы с генералом ещё поразговариваем.
     О чем они с Малеевым разговаривали, полковники не знали, и даже, когда они его дождались, Малеев ничего им не рассказал. Можно было только догадываться.

     Вскоре поступил приказ Министра обороны СССР, в котором отстранены от должностей полковники Гандер и Дузь, начальника училища предупредили о неполном служебном соответствии. Полковник Гандер был назначен начальником психологической службы ВВС Северно-Кавказского военного округа. Он защитил диссертацию, став кандидатом психологических наук. Полковник Дузь был назначен начальником лётно-методического отдела того же училища. Он старательно выполнял свои обязанности, но Полуйко всё время чувствовал натянутые с ним отношения, похоже, не простил ему Дузь того, что он не защитил его от строгого взыскания. Если бы он не заметил нарушения в задании, то, может, всё и обошлось бы. Через полгода Александр Фёдорович поехал в заграничную командировку в одну из африканских стран советником авиационного начальника. Вернувшись в Краснодар, он уволился, так и не избавившись от обиды на начальника училища, своего академического товарища.
     Полуйко пришлось ещё выстоять на заседании партийной комиссии ВВС военного округа, где ему объявили выговор с занесением в учётную карточку. Груз вины за потерю лётчика давил его ещё долго. Он чувствовал себя отвратительно, когда встречал в штабе жену погибшего лётчика, которой он сам способствовал трудоустройству в библиотеке училища. Вдове было нелегко от потери мужа, воспитывая двух детей, и она пошла искать работу. Каждый раз, когда он её видел, у него щемило сердце от ощущения и его вины в несчастье этой женщины.
     А сколько таких бессмысленных потерь он видел в своей жизни! И не глобальная беда ― война, повлекла эти потери, и не бездушная сложная техника была причиной гибели лётчиков, а часто дремучее невежество и бесшабашность их и их командиров.

     Полуйко решил, что хватит посыпать пеплом голову, нужно принимать кардинальные меры, чтоб изменить ситуацию. Если его не сняли с должности, то командование видит в его работе рациональность, верит, что он способен овладеть ситуацией и навести порядок в лётной работе. Он и сам в этом уверен, лишь не хватает какого-то звена в цепочке мероприятий управления. Он и знает, в чём кроется это слабое звено. Оно ― в людях, в той структуре, которая составляет весь коллектив училища. А коллективом нужно управлять. Никто из вышестоящего штаба не будет принимать решение за начальника училища. И нужно отстаивать коллектив, которым управляешь. Любые задания, которые возлагались на училище, Полуйко воспринимались как должное, и он пытался их выполнить. Нужно более чётко осознавать задание, оценивать обстановку и условия для его выполнения. И если нужно, то отстаивать интересы коллектива, ибо наверху не всегда знают возможности училища.
     И следующее, из чего Полуйко сделал для себя серьёзный вывод. Нужно учитывать, что Краснодар ― это не Лебяжье и даже не Борисоглебск, где он служил раньше. В Лебяжье да и в Борисоглебск с их сложными условиями жизни не присылались на службу люди, которые имели солидную протекцию. В Краснодаре с его комфортными условиями их было слишком много. Они чувствовали себя под прикрытием своих именитых покровителей очень уверенно, что негативно отбивалось на их отношении к службе. Полуйко же не хотелось конфликтовать с вышестоящими инстанциями, и он оглядывался на многочисленные требования содействия чьих-то протеже. Он замечал, что как только на кого-то надавливал по службе, сразу же из Москвы или Ростова раздавался звонок: „Не трогай моего парня”.
     Неудачи по службе, свалившиеся на Полуйко на первых порах пребывания в должности, дали толчок недоброжелателям добить его. Он сразу же почувствовал, как они зашевелились, как они начали подтачивать его покачнувшийся авторитет. Первый удар ему нанёс не кто иной, как его заместитель полковник Антонкин.
     Однажды, уже после катастрофы самолёта Су-20, в училище прилетел заместитель главнокомандующего ВВС по военным учебным заведениям генерал-полковник авиации Горбатюк Евгений Михайлович. Встречать его прилетели командующий и начальник политотдела ВВС военного округа. Полковник Полуйко доложил о состоянии училища, о выполнении плана лётной подготовки, о проблемах, мешающих выполнять задачи, о мероприятиях, проведённых командованием училища относительно обеспечения безопасности полётов. Состоялся деловой доброжелательный разговор.
После этого Евгений Михайлович осмотрел учебную базу учебно-лётного отдела, места размещения иностранных военнослужащих, побывал на аэродроме и понаблюдал за полётами. Время подходило к обеду, и Полуйко пригласил его, командующего и генерала Черепахина отобедать. Подъехали к столовой и зашли в зал, где всегда встречали гостей ― вышестоящее начальство, военные делегации и военных атташе, которые достаточно часто посещали училище.
     За обедом продлилась беседа о неотложных делах, и каким образом их решать. Полуйко предложил за обедом выпить по сто граммов коньяка. Генералы согласились. Беседа оживилась. И в ходе разговора как-то незаметно генерал Горбатюк сказал:
     ― Николай Алексеевич, я хотел у вас спросить вот о чём. До меня дошли слухи, что вы злоупотребляете спиртным, даже летаете после выпивки. Правда это или нет?
     Павлов и Черепахин не без интереса посмотрели на Полуйко. Тот, ошарашенный неожиданным вопросом генерала, сделал паузу и ответил:
     ― Сказать, что я в рот не беру спиртного, будет неправдой. Потребляю, как все смертные, при случае. Но чтобы во время полётов… Кто вам мог сказать такой вздор? Я считаю за самоубийство летать после выпивки.
     ― Я и поверил бы этим недоброжелателям, если бы не знал их качества.
     ― Знаю и я, кто этим грешит, ― продолжил Полуйко. ― Неделю назад в Приморско-Ахтарске мне заместитель командира полка рассказал, что два полковника ― один из вашего управления, второй ― мой заместитель уговаривали его подтвердить, что начальник училища летает пьяным. Просили, чтоб он это засвидетельствовал. Когда подполковник сказал: „Я не видел, что он летал выпивши”, то Антонкин пригрозил ему: „Полуйко и так снимут, а ты ещё пожалеешь”.
     ― Московский полковник это ― Молчанов? ― спросил Горбатюк.
     ― Так точно. Они с Антонкиним друзья ещё с тех пор, когда служили на Центральных курсах во Фрунзе.
     ― А что же вы молчите? Я не поверил, а кто-то может и поверить. Хорошо, что я знаю за ним этот грешок. Григорий Родионович, вам нужно оздоровить обстановку в командовании училища.
     ― В ближайшее время, ― ответил командующий, ― мы Антонкина переведём в районный центр управления воздушным движением. Нам известно, что он в значительной степени заливает за галстук.
     ― Разве он там не будет этого делать? ― спросил Евгений Михайлович.
     ― Там он будет на виду у начальника центра. А не прекратит ― досрочно уволим. Ему ещё год нужно служить по выслуге лет.
     ― А вам, Николай Алексеевич, ― заметил генерал Горбатюк, ― стоит жёстче относиться к своим заместителям. Недобросовестные из них видят вашу слабость и пытаются брыкать, чтобы посильнее ударить. Смелее задавайте перед вышестоящим командованием кадровые вопросы, не соглашайтесь на назначение в училище офицеров без вашего на то согласия. Тогда вы сможете создать себе команду единомышленников. А так, на одиночке да ещё и в случае создания вам сопротивления, вы ничего не сделаете.
     ― Спасибо, товарищ генерал-полковник, ― ответил Полуйко. Он был приятно поражён, что заместитель главнокомандующего говорил, как будто читал его мысли на этот счёт.

     На должность заместителя начальника училища по лётной подготовкё вместо полковника Гандера прибыл полковник Волков Альберт Дмитриевич. Его назначили тоже без предварительного согласования с начальником училища. Он прибыл из строевой части, не имея никакого опыта работы с курсантами. Кто-то наверху сопровождал его по служебной лестнице, заботился о его карьере. Перед его приездом Полуйко позвонил по телефону офицер управления кадров ВВС полковник Новиков Анатолий Дмитриевич:
     ― Николай Алексеевич, приказом главнокомандующего на должность заместителя начальника училища по лётной подготовке до вас назначен полковник Волков Альберт Дмитриевич.
     ― Анатолий Дмитриевич, мне генерал Горбатюк месяц тому назад сказал, что в училище без согласования со мной никого назначать не будут. Он что, отменил свое решение?
     ― Нет, Николай Алексеевич, решения он не отменял, а о назначении Волкова решение принял сам главнокомандующий лично. Я вам скажу по секрету. Его готовят на должность начальника училища, а опыта работы в ВУЗ он не имеет. Его к вам направляют, чтобы вы помогли ему приобрести этот опыт. Год ― два поработает, и мы его заберём.
     ― Назначите на моё место, а меня вытурите? ― пошутил Полуйко.
     ― Нет, не волнуйтесь. Он зарекомендовал себя хорошим лётчиком, способным командиром полка. Думаю, что он не только у вас поучится, но и поможет вам организовать подготовку постоянного состава, особенно в сложных условиях.
     ― Я понимаю, что вопрос решён и обжалованию не подлежит. Приказ подписан. Поезд ушёл.
     ― Николай Алексеевич, я передаю просьбу главнокомандующего предоставить ему помощь и присоединяюсь к этой просьбе лично. До встречи. Я планирую по весне приехать к вам погостить. Не возражаете?
     ― Пожалуйста. Мы всегда гостям рады. 
     На следующий день Полуйко разговаривал с только что назначенным заместителем начальника училища полковником Волковым. Военный лётчик первого класса, награждённый двумя орденами Красной Звезды и орденом „За службу Родине в Вооруженных Силах СССР” 3-ой степени, подвижный, целеустремленный, рассудительный, с юмористической хитринкою в глазах, офицер создавал о себе, с первого взгляда, не плохое впечатление. Прибыл с семьёй и готов к выполнению обязанностей.
     Волков родился 6 декабря в 1932 года. В 1953 году закончил Фрунзенское военное авиационное училище лётчиков. С 1953 по 1964 год служил в 5-ой Воздушной армии (г. Львов) в должностях лётчика, командира звена, заместителя командира эскадрильи, командира эскадрильи. В 1965 году был отправлен старшим авиационной группы в Демократическую Республику Вьетнам для предоставления помощи против агрессии США, где выполнил 135 боевых вылетов. С 1966 по 1970 год учился в Военно-Воздушной академии им. Ю.А.Гагарина. С 1970 по 1975 год командовал истребительным авиационным полком 4-ой Воздушной армии.
     Полуйко ознакомил Волкова с состоянием училища, заданиями, особенностями лётной подготовки училища, поставил ему конкретные задания, что стоит выучить, с чем ознакомиться, кому и какие нужно сдать зачёты. Вместе составили план ввода в строй и на совещании начальник училища представил Волкова офицерам управления училища.

     Вскоре поступил приказ командующего о назначении полковника Антонкина на должность дежурного офицера Краснодарского районного центра воздушного движения, которое размещалось на аэродроме ГВФ „Пашковский”. Полуйко пригласил его в кабинет, дал прочитать телеграмму о назначении.
     ― Прочитайте, поставьте дату и распишитесь, ― сказал он Антонкину.
     ― Выгоняете?
    ― Вы же сами просились на эту должность.
    ― Гм… просился. Я бы в должности заместителя начальника училища ещё работал бы, но вы же не захотели.
     ― Анатолий Васильевич, вы прекрасно знаете, что, во-первых, вы не отвечали требованиям должности заместителя начальника училища, списавшись с лётной работы, во-вторых, ваше злоупотребление алкоголем не совместимо с моральным лицом руководителя.
     ― Я столько отдал делу подготовки кадров, что можно было бы и простить мне мою слабость. Если бы вы позаботились перед командующим, он бы меня оставил на этом посту.
     ― У вас ещё хватает совести упрекать меня в том, что я не проявил к вам чуткости, после того, как вы с Молчановым подставляли меня перед московским начальством.
     Антонкин от неожиданности обвинения вытаращил глаза и проговорил:
     ― А откуда вы узнали?.. То есть. Это не я, это Борис Михайлович?
     ― Знаю, что не вы доносили начальству клевету, доносил именно Молчанов, вы только уговаривали офицеров, чтоб они подтвердили вашу ложь… всего на всего. И вы считаете, что этого маловато?
     ― Это не мы придумали. Так люди говорят.
     ― Достаточно. Я не хотел с вами это обсуждать, а тем более, сводить с вами счёты, но вы вынудили. Вы поступили, как базарная баба. Вот вы получили распоряжение. Возьмите обходной лист и рассчитайтесь с органами обеспечения. По службе передавать вам нечего и ещё пока некому. Даю вам два дня на расчёты. И мой вам совет ― заканчивайте пить, ибо доведёт она вас до беды.
     ― Есть, ― подчеркнуто чётко ответил Антонкин и покинул кабинет начальника училища.
     Полуйко проследил глазами за полковником, который выходил из кабинета и грустно подумал:
     „Сколько неприятностей, а то и горя, наносит пьянство. Вот и этот офицер. Когда-то же был порядочным человеком, способным лётчиком, командиром, иначе ― его бы не выдвигали на высшие должности, а, пристрастившись к водке, опустился физически и морально, недалеко и до полного падения”.
     Через два дня Антонкин принёс за росписями всех должностных лиц, которым надлежит подписывать документ, обходной лист и положил его перед начальником училища.
     ― Готов к выносу тела, ― бравируя, сказал он. ― Прошу официально никаких проводов мне не устраивать. Давайте мне направление, и я поеду к новому месту службы. Если что-то не так, то не поминайте лихом.
     ― Направление возьмёте в строевой части, я его подписал. А на вас зла я не держу, думаю, что сговорились вы относительно меня, будучи на подпитку. Но уже теперь, как ваш сосед по жилью, как офицер офицеру говорю: кончайте пить. На новом месте вас не знают. Можно начать новую жизнь без зелёного змея.
     ― Так же я и думаю действовать. Благодарю. До свидания.
     ― До свидания. Пусть везёт.
     Но, видно, засосала его трясина пьянства. Процесс стал необратимым. На следующий день он поехал в аэропорт, где располагался районный центр управления воздушным движением, представляться новому начальнику о прибытии к новому месту службы. По-видимому, для храбрости залил за галстук, и так, что едва стоял на ногах. Усилием воли, которая у него ещё осталась, устоял перед столом начальника центра и доложил:
     ― Т-товариш по-полковник, по-полковник Антонкин приб-был у-у в-ваше распоряжение для дальнейшего прохождения служб-бы.
     ― Садитесь, товарищ полковник, ― удивлён заиканием, показал на стул перед столом начальник центра.
     Антонкин сел на стул, поставил локоть на стол, подперши рукой подбородок, и уставился вытаращенными, с покрасневшими белками глазами на него.
     ― Расскажите о себе, коротко, ― уже с подозрением на состояние прибывшего полковника попросил начальник центра.
     ― Я… Я… ― пытаясь удержать подступающее к горлу содержимое желудка, проякал Антонкин. И здесь мощная струя рванулась изо рта несчастного и ляпнула на стол начальника, забрызгав бумаги и его самого.
     Начальник подскочил, словно ужаленный, крикнув:
     ― Вы что делаете?!
     Шокирован тем, что случилось, он вытер носовым платком свой забрызганный мундир и позвал дежурного.
     ― Выведите полковника, помогите ему привести себя в порядок. Позовите уборщицу, пусть наведёт здесь порядок. А вы, полковник, чтоб и духа вашего здесь не было. Я звоню командующему, что отказываюсь от вас.

     В тот же день командующий позвонил по телефону Полуйко и сказал:
     ― Николай Алексеевич, твой Антонкин приехал в центр, облевал начальника, и тот категорически отказывается его принять. Я отменю свой приказ о назначении в центр. Тебе придётся на него представлять материал на увольнение из рядов Советской Армии. Срочно. Я главкому уже доложил. Он согласен.
     ― Я понял, ― ответил Полуйко. ― Сожалею. Мне тоже придётся отменять свои приказы о его командированию к новому месту службы.
     На неудачном переходе к новому месту службы приключения полковника Антонкина не закончились. Под вечер в тот день, когда он так позорно докладывал начальнику районного центра воздушного движения, проспавшись, зашел в кабинет Полуйко. Нарочито бодрым голосом он доложил:
     ― Товарищ командир, полковник Антонкин не оправдал доверия, вернулся на свою базу. Вы, по-видимому, слышали о моей неудаче.
     ― Слышал, слышал. И до сих пор не перестаю удивляться, как мог ПОЛКОВНИК такое вытворить.
     ― Ну, что сделаешь? Перебрал немного. Замутило. Я хотел бы поговорить с командующим. Вы не могли бы мне помочь с ним соединиться по телефону, а то телефонистка меня с ним не соединяет?
     ― Соединять вас с ним я не буду. Да и вряд ли он будет с вами разговаривать. Он очень возмущён вашим поведением. Да и решение относительно вашей службы он уже принял ― уволить из рядов Вооруженных Сил. Поэтому возьмите себя в руки. Прекратите пить. Езжайте в госпиталь. Постарайтесь списаться по здоровью. Иначе ― будете уволены по служебному несоответствию без права ношения военной формы одежды и, соответственно, и без пенсии.
     ― Вы меня не пугайте! ― воскликнул Антонкин. ― Я всю жизнь отдал службе в армии! Я летал! Я командовал полком! У меня столько благодарностей за безупречную службу!.. Я буду жаловаться.
     ― Ну, что ж, Анатолий Васильевич? Вы имеете право обжаловать решение относительно вашего увольнения, ― как можно спокойнее отреагировал на всплеск эмоций Полуйко. ― Но вы не можете не знать, каким образом высшее командование реагирует на факты пьянства офицеров. Суд офицерской чести вас также не поддержит. Как сослуживец, как коллега по профессии, наконец, как ваш сосед по жилью, советую вам немедленно в госпиталь, и решить вопрос увольнения по состоянию здоровья. И заканчивайте пить, ибо вы потеряете не только военную службу, а всё: и здоровье, и уважение товарищей, и семью, и даже, не дай Бог, жизнь.
     Антонкин обмяк, уронил голову, сидел, скуксившись. Молчал и Полуйко, понимая, что делается в душе полковника.
     ― Я всё понял, ― выдохнул Антонкин. ― Благодарю, Николай Алексеевич. Завтра я поеду в госпиталь, Краснодарский. Я ложиться не буду, пройду амбулаторно. Простите мне за всё.
     ― Я на вас не обижаюсь. Зайдите до начмеда. Я ему ставил задачу относительно вас, он вам поможет.
     ― Благодарю. Я пошёл?
     ― На всё доброе.
     Вскоре поступил и приказ об увольнении полковника Антонина из Вооруженных Сил СССР по состоянию здоровья. Вызывал Полуйко его к себе утром для объявления приказа. Появился без задержки ― квартира была в сотне метров от штаба. Только что он вошёл в кабинет, как Полуйко понял, что тот выпивши. На ногах держится, но глаза покраснели, челюсть отвисла, руки безвольно опустились, вытянувшись книзу.
     ― Вызывали? ― вымолвил вопрос, как будто язык тяжело поддавался воле хозяина.
     ― Вызывал, ― ответил Полуйко. ― Вижу, что вы не очень придерживаетесь советов и не держите данного слова. Неужели утром уже напился? Или, может, ещё с вечера не проспался?
     ― Я-я немного по-похме-мелился, ― с натугой ответил Антонкин.
     ― Садитесь, ― Полуйко показал на стул.
     Антонкин тяжело опустился на стул и вставился осоловелыми глазами на Полуйко.
     ― Я вас пригласил, чтобы довести приказ Министра обороны об увольнении вас из Вооруженных Сил СССР по состоянию здоровья. Вот прочитайте телеграмму и распишитесь.
     Антонкин взял бумажку, уставился у неё и или читал, или просто так смотрел, ничего не видя, но взял ручку и поставил свою подпись.
     ― Напишите дату ознакомления.
     ― А какое се-сегодня чи-число?
     ― Утром было двадцатое. Месяц и год помните?
     ― Вроде, не за-забыл, ― буркнул Антонкин. ― А ко-когда будете т-тело выносить?
     ― Что вы имеете в виду?
     ― А как же? Проводы, как положено. Я не хочу, чтобы собирали офицеров и лукавили, выражая мне пожелания. Только прошу вас позволить мне организовать мои проводы в офицерской столовой. Я хочу пригласить моих друзей и знакомых выпить по рюмке на прощание.
     ― Нет, Анатолий Васильевич, этого я позволить не могу. Вы же знаете, что запрещено организовывать в воинских частях мероприятия с употреблением алкогольных напитков. Если у вас имеется такое желание попрощаться с друзьями, пригласите их к себе домой или организуйте в соответствующем заведении в городе ― в кафе или в ресторане.
     ― А чего вы боитесь? Мы же встречали военные делегации и военных атташе, угощали спиртным ― и ничего, а здесь самим нельзя.
     ― То другое дело.
     ― И что? Не позволите?
     ― Нет. Лучше поберегите ваши сбережения, они вам ещё сослужат службу.
     ― Сожалею. Если такая ваша воля, буду выпроваживаться дома. Вы то придёте на проводы?
     ― Скорее всего, не смогу. Очень много работы. Да и друзьями мы с вами, к сожалению, не стали.
     Не так уже и долго „выпроваживался” Анатолий Васильевич, в основном в одиночестве и со своим единственным двадцатилетним сыном. Семья Полуйко зачастую слышала пьяные ссоры в квартире Антонкиных. Спился сын. Через какое-то время военный городок облетела трагическая весть ― младший Антонкин ушёл из жизни, накинув на себя петлю. Жена не выдержала семейной безалаберщины и покинула квартиру, найдя пристанище на частной квартире. Старший Антонкин с горя ещё больше запил и вскоре оставил этот мир. Так бессмысленно распалась семья офицера, соблазнённого зелёным змеем, преждевременно закончилась его жизнь.

     Вскоре после увольнения из рядов Вооруженных Сил полковника Антонкина к Полуйко позвонил по телефону командующий:
     ― Николай Алексеевич, у меня к тебе есть вопрос.
     ― Слушаю вас, товарищ командующий.
     ― Полковник Зяблов, ты же его знаешь, не хочет работать с Шаговым, которого назначили начальником Качинского училища. Я ему предложил замом к тебе, но он тоже отказывается. Говорит, что ты у него был заместителем, а теперь будет наоборот. Ты бы не мог с ним поговорить, чтоб он согласился? Все-таки жалко терять неплохого профессионала. Поговори с ним. Вот мы будем проводить собрание руководящего состава и вы там встретитесь.
     ― Да, поговорю. Я не против его назначения.
     ― Вот и хорошо.
     На следующих сборах руководящего состава ВВС военного округа Полуйко, встретившись с Зябловым, спросил его:
     ― Юра, как дела?
     ― Да… так себе, ― с неохотою ответил он.
     ― Дома какие-то проблемы?
     ― Да и дома не совсем ладно, и на работе не так складывается, как хотелось бы. Думаю уже: не направиться ли на гражданку?
     ― Ну, что ты, Юра? Рано ещё. Но тебя и не отпустят по доброму, а по плохому и тебе не выгодно ― столько служил ― и без пенсии. А что же дома-то не ладно?
     ― С Виталиком неладно. Поступил в училище. Хорошо учился, а затем как шлея под хвост ― начал нарушать дисциплину. То самоволки, то драки. По-видимому, отчислят. Мне перед его командирами не удобно, ибо я их критикую за низкую воинскую дисциплину, а сам не справлюсь со своим сыном. Обещает вести себя достойно, но проходит время ― и всё повторяется.
     ― Время пройдёт, может, перебесится.
     ― Я уже отчаялся, что из него будет толк. Нина тоже переживает, плачет, а ему ― хоть бы что.
     Полуйко отметил про себя, как изменился Зяблов за годы, в которых они не встречались. Юра как-то притих, ссутулился, куда-то делась его напористость, даже дерзость в разговоре и поведении. Николай Алексеевич вспомнил, как, бывало, Зяблов захватывался поведением сына, когда тот обидчику давал сдачи: „Во, даёт!”. Теперь оно вылезло вот какой стороной. Но он не хотел об этом напоминать Юре, а только подчеркнул:
     ― Малые дети ― малое горе, большие дети ― большое горе. А как Лариса? ― спросил он о дочери.
     ― Лариса ― молодец, ― ответил Зяблов, и, словно, повеселел. ― Она закончила медицинский институт, работает врачом.
     ― Юра, а что на работе не складывается?
     ― Не то, чтобы не складывалось, ― опять погрузился в размышления Юра. ― Понимаешь: семь лет в одной должности ― заместителем?.. Надоело быть толкачом. Малеева долго не продвигали по службе… А как его назначили заместителем командующего, я думал, что меня назначат начальником училища. Что же? По-видимому, я недостойный, плохо работал заместителем. Назначили Шагова. Он вообще ничем не командовал, по-моему, был только командиром эскадрильи, а затем инспектором по технике пилотирования в управлении военных учебных заведений ВВС. Опять мне тянуть лямку?.. Вот я командующему и сказал, чтобы меня куда-либо перевели. Не хочу я с Шаговым работать.
     ― Юра, я всего не знаю, как у тебя складывалась служба после нашей совместной службы в Лебяжье, какие отношения были у тебя с Малеевым и сейчас складываются с Шаговым. По-видимому, имеется какая-то причина, что тебя не поставили начальником. А почему ты отказался идти ко мне заместителем? Тебе ж командующий предлагал.
     Зяблов не ожидал такого вопроса. Он удивлённо посмотрел на Полуйко. Подумал, а затем глуховато сказал:
     ― Алексеевич, а чем мне у тебя будет лучше? Та же должность. Ты был моим подчинённым, а теперь будет наоборот. Откуда мне знать, что ты не будешь мне мстить за какие-то старые обиды?
     ― Будет ли тебе лучше, будет зависеть от того, как ты к этому отнесёшься. Плохо же ты знал своих подчинённых, если считаешь, что я за что-то буду тебе мстить. Во-первых, мне не за что на тебя обижаться. Я даже благодарный тебе за то, что, когда ты поехал из Лебяжьего, оставил меня в должности командира полка, во-вторых, мы же были с тобой друзьями. Вместе переживали и неудачи, и успехи. Да и на должность начальника училища я пришёл, не перепрыгнув через тебя, а вовсе с другого места. Поэтому к твоим неурядицам я не причастен. Моей вины в том, что тебя не назначили начальником училища, нет. Если ты согласишься, и тебя назначат заместителем начальника Краснодарского училища, у нас с тобой будут на службе деловые отношения, а в жизни мы, по-прежнему, будем добрыми друзьями. Обещать тебе, что ты после меня станешь начальником училища, не могу. Это от меня не зависит. Сам понимаешь, что возраст у тебя не выигрышный. Может, через него и на Качу не поставили. Знаю, что недовольство твоё быстро не пройдёт, но думаю, что ты будешь относиться к службе не хуже, чем раньше. А способностей к труду у тебя, хоть отбавляй. Соглашайся. Я рад буду вместе с тобой работать.
     ― Спасибо, Коля. Меня удерживало соглашаться на перевод к тебе то, что я не знал, как ты ко мне отнесёшься, или, может, откажешь и тем нанесёшь ещё один удар. Я никуда не буду стремиться, буду работать, прикладывая все силы.
      ― Спасибо и тебе, Юра, что согласился. Мне тоже не легко работать с офицерами, которым тяжело доверять. На этом и шишек набил. Доложу командующему сегодня. Считаю, что задержки с назначением не будет. Поедешь с семьёй?
      ― Ты же мою квартиру в Волгограде знаешь? Я бросать её не собираюсь. Лариса будет в ней жить. Если временное жильё организуешь, то я возьму с собой Нину. А если нет, то приеду один, найду частное жильё и тогда привезу. Закончу службу, и увольняться буду в Волгоград.
     Полуйко знал, что Юра Зяблов получил в Волгограде приличную квартиру в центре Волгограда, благодаря добрым отношениям с местным городским начальством, которое знал ещё по Камышину.
     ― Можешь брать семью. Для зама я держу в военном городке служебную квартиру на две комнаты.
     ― Тогда я приеду сразу с Ниной, когда получу назначение.
     ― Ну, бывай. Мои приветствия семье. Будем вас ждать.
     Полуйко крепко пожал Зяблову руку.

     Приказ о назначении Зяблова на должность заместителя начальника училища поступил без задержки. С приездом Юрий      Владимирович со свойственным ему энтузиазмом взялся за освоение нового для него дела ― организации обучения иностранных курсантов и слушателей.
     ― Ну и загорелые же африканские ребята! ― не то шутя, не то с увлечением сказал Юра, когда они с Полуйко встретили группу курсантов из Уганды. ― Это же сколько нужно на солнце сидеть, чтобы до такой черноты загореть?
     ― Юра, ты будь осторожнее с ними, ― со смехом ответил Николай, ― не вздумай что-либо подобное сказать в их присутствии. Чего доброго, обвинят тебя в расовой дискриминации. Они очень чувствительные к расовому и национальному самочувствию. А относительно загара: сколько не сиди на солнце ― так не почернеешь. Нужно иметь соответствующие гены.
     ― Я и не думаю так загорать. Я никогда близко не видел таких смуглых ребят.
     ― Ничего, Юра. Привыкнешь. У нас здесь есть представители всех групп рас: европеоидной, монголоидной и негроидной. Почти весь интернационал. Тебе придётся самостоятельно пройти страноведческую подготовку ― выучить географию, разобраться с политическими, экономическими, религиозными и военными особенностями всех стран, представители которых учатся у нас в училище, обратив особое внимание на национальные и психологические особенности слушателей и курсантов и их влияние на способность к лётной подготовке.

     1975 год оказался для училища более благополучным. План лётной подготовки училище выполнило полностью с хорошим качеством. Совсем по-другому заговорило высшее начальство и в Ростове, и в Москве об училище, его руководстве. Этому способствовало то, что полностью сменился руководящий состав училища. Так, сменились все заместители начальника училища. Кроме полковников Волкова и Зяблова, заместителями начальника училища стали: начальником штаба ― полковник Степанов, бывший командир Приморско-Ахтарского полка, начальником политотдела ― полковник Деревянко, начальником тыла ― полковник Нехорошков, заместителем по ИАС ― полковник Косарев.
     Начальником УЛО был переведён из Борисоглебска Герой Советского Союза полковник Носов. Савелий Васильевич обратился к Полуйко с просьбой способствовать его переводу. С освобождением должности начальника УЛО эта просьба была реализована.
Командирами полков стали подполковники Белоцкий (Приморско-Ахтарск), Бурков (Кущёвка) и Монастырный (Краснодар). Молодые командиры старательно относились к выполнению своих обязанностей, настойчиво добивались надлежащего качества организации полётов, проявляли высокую требовательность и бдительность к безопасности полётов. Полуйко постоянно находился на одном из аэродромов училища, учил командиров организации полётов, летал с постоянным и переменным составом, восстановил технику пилотирования и боевое применение спарок МиГ-21ус (ум) и боевого самолёта МиГ-21мф.
     Не отключался он от контроля обстановки на полётах, используя радиостанцию, установленную в рабочем кабинете, включённую на прослушивание радиообмена на одном из аэродромов. Радиостанция позволяла слышать полностью радиообмен между руководителем полётов и экипажами аэродрома Краснодар и радиообмен экипажей аэродромов Приморско-Ахтарский и Кущёвская путём переключения каналов. Это помогало в некоторых случаях своевременно вмешаться в сложную обстановку и оказать помощь руководителю полётов в принятии правильного решения.
     Так, однажды Полуйко сидел в кабинете и работал с поступившими приказами Министра обороны и главнокомандующего ВВС. Рация включена на тихое прослушивание полётов на аэродроме Краснодар. Вдруг до его сознания дошёл обеспокоенный радиообмен между РП и экипажем в воздухе. Инструктор с курсантом выполняли контрольно-показной полёт на спарке Су-7у. При выпуске шасси правая стойка не вышла. Лётчики пытались выпустить аварийно, но безрезультатно. Правая стойка оставалась убранной полностью. Полуйко выскочил из кабинета, вскочил у „Волгу”, которая стояла возле штаба, и на возможной скорости понёсся на КДП. Взбежал на этаж к РП.
     ― Остаток топлива? ― спросил он у руководителя полётов, командира эскадрильи.
     ― Минимальный. Самолёт на траверсе.
     ― Что думаете делать?
     ― Думаю, что надо сажать. Лётчик опытный ― должен справиться.
     ― Сажайте на грунт. Подскажите о стопорении привязных ремней, плавности работы рулями на посадке и выключении двигателя перед приземлением.
     ― Товарищ командир, нельзя сажать! ― крикнул подполковник Монастырный, незаметно появившийся сзади начальника училища. ― По инструкции положено катапультироваться!
     ― Сажать! ― твёрдо сказал Полуйко.
     Он понимал, что этой командой берёт на себя всю ответственность за результаты посадки самолёта и безопасность лётчиков. Командир полка своим возражением с себя её снял, хитрый мужик. В голове Полуйко боролись два чувства. С одной стороны, выполнить требования инструкции лётчику, и обеспечить себе призрачную защиту от ответственности, но из-за малого остатка топлива неизвестно, чем закончится полёт в зону покидания самолёта, да и само катапультирование не всегда даёт полную гарантию безопасности. С другой стороны, безопасная посадка без одной из основных стоек шасси возможна, если лётчики не будут паниковать и не попадётся на пути неуправляемой части пробега какого-либо препятствия в виде РСП или стационарного СКП обратного старта. Риск есть. Но интуитивно он был уверен, что всё обойдётся нормально.
     Все, кто был на КДП и старте, внимательно следили за заходящим на посадку самолётом. Руководитель полётов подсказывал:
     ― Проверь заход… снижайся… так, нормально… плавно выравнивай… выключай двигатель… задержи ручку… опускай носовое колесо… выпускай парашют.
     Самолёт плавно приземлился на левую стойку шасси, затем плавно коснулся правой плоскостью земли и начал уклоняться вправо. Лётчик выпустил тормозной парашют. Самолёт, уменьшая радиус разворота вправо, перешёл через ИВПП, выкатился на грунт между ВПП и центральной РД, не доходя 150 метров до стационарного СКП обратного старта, и остановился. К нему двинулись пожарная и санитарная машины, команда технической помощи.
     Всё обошлось благополучно: лётчики живы, здоровы, самолёт получил незначительные повреждения правой законцовки крыла, был восстановлен и допущен к полётам.

     В 1975 году на вооружение училища поступил самолёт МиГ-21бис, последняя модификация этого типа самолёта. Соответственно, поступили и заказы на подготовку лётчиков и наземных специалистов иностранных государств, закупивших этот самолёт. Полуйко не удержался от освоения этой новой модификации МиГ-21. В начале сентября этого года он начал летать на этом самолёте, и летал на нём до конца своего пребывания в училище. Он даже закрепил за собой один из самолётов, летал на нём на личное совершенствование и осуществлял перелёты в Кущёвку и обратно. При этом он взлетал в Краснодаре, выполнял запланированный перехват воздушной цели, идущей по маршруту, или другое полётное задание и посадку осуществлял в Кущёвке. Выполнял там запланированное мероприятие, взлетал и садился в Краснодаре.
     На самолёте был установлен более мощный и надёжный двигатель, новое радиоэлектронное и прицельное оборудование, новая система радионавигации, позволяющая заходить на посадку в автоматическом режиме, автопилот по крену, которые облегчали выполнять полёт в сложных метеоусловиях. Самолёт был легче в управлении, что создавало удобство в пилотировании.

     В один из летних выходных дней, в воскресенье, Полуйко выехал с семьёй отдохнуть на реку Кубань. Далеко от военного городка он не хотел забираться. Только недавно была директива штаба СКВО, с указанием командирам в любое время дня и ночи в будни, выходные и праздничные дни быть готовыми не позднее 40 минут от поступления команды выйти на связь старшего начальника.
     В машине была вмонтирована рация для связи с КП училища. Только расположились на берегу реки, как поступила команда с КП: „Полковнику Полуйко срочно позвонить в Москву генералу Скорикову”. Николай Алексеевич быстро смотался и приехал в штаб училища. Телефонистка связала его с генерал-полковником Скориковым, тогда начальником 10 Главного управления Генерального штаба ВС СССР.
      ― Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, полковник Полуйко по вашему приказанию.
     ― Здравствуйте, Николай Алексеевич. Извините, что потревожил вас в выходной день, но дело срочное и неотложное. Решением Правительства нам приказано в вашем училище разместить на обучение группу афганских военнослужащих численностью 80 человек. Прибытие через 5 дней. Какие у вас возможности по размещению?
     ― Товарищ генерал-полковник, размещать негде. В Краснодаре оба общежития под завязку. Не знаю, что я с ними буду делать.
     ― Надо подумать, Николай Алексеевич, надо.
     ― Только палатки. Больше некуда, товарищ генерал-полковник.
     ― В палатки иностранцев мы не можем. Подумайте над тем, чтобы освободить одну из лучших солдатских казарм, сделать там косметический ремонт, оборудовать мебелью. А солдат разместите в палатках.
     ― Да и время мало. А что там за контингент?
     ― Солдаты. Год на изучение русского языка и год на подготовку младших авиационных специалистов. Старший национальной группы ― сержант.
     ― Подумайте над этим вариантом и завтра мне доложите. Всего доброго, Николай Алексеевич.
     ― До свидания, товарищ генерал-полковник.
     Полуйко вызвал в штаб полковников Степанова, Деревянко, Нехорошкова, Носова. Объяснил им ситуацию. Набросали план мероприятий в решение начальника училища. Предусмотрели: оборудовать на территории училища лагерный городок, куда переселить роту охраны местного обато; освободившуюся казарму срочно отремонтировать ― побелить, покрасить, заменить испорченное оборудование; завезти новую мебель (деревянные кровати, шкафы, стулья, ковровые дорожки); оборудовать комнату отдыха, бытовую комнату. Готовность в очередной четверг.
     Игорь Иванович подсказал, что надо оборудовать кухню ― они пьют много чаю, и комнату для молитв. Задачу комбату и остальным заинтересованным лицам поставить уже сегодня.

     Полуйко утром в понедельник доложил командующему о полученной задаче и о принятом решении. Генерал Павлов пообещал оказать помощь в финансировании мероприятий по подготовке к встрече афганской группы.
     Генерал Скориков, которому Полуйко доложил о плане мероприятий по подготовке к встрече группы, одобрил решение, обещал содействие в строительстве общежития гостиничного типа для иностранцев в Краснодаре.
      Были созданы ударные ремонтные бригады, которые за три дня сделали с казармы игрушку. Проверяя в четверг выполненные работы, Полуйко сказал сопровождающим его офицерам:
     ― Если бы мы сделали такие казармы для своих солдат, нам бы памятники ставить можно было. Спасибо полковнику Нехорошкову и всем, кто принимал участие в работах.
     Довольный результатами осмотра казармы, начальник училища позвонил генералу Скорикову:
     ― Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! Докладываю: казарма для размещения афганцев подготовлена.
     ― Спасибо, Николай Алексеевич. Всё учли, что положено?
     ― Вроде, всё, кроме того, что в одном спальном помещении, а удобства общие. Для старшего национальной группы оборудовали отдельную комнату.
     ― Хорошо. Завтра специальным рейсом Ил-18 встречайте группу на вашем аэродроме.
     В пятницу утром прилетел военный атташе Афганистана, подполковник. Полуйко встретился с ним и обговорил условия размещения прибывающих военнослужащих, повёл его в казарму. Атташе выразил удовлетворение и согласие на размещение. Он встретил группу вместе с командованием училища.
     После заруливания и выключения двигателей из самолёта спустились афганцы, за ними из грузовых отсеков на присланную бортовую машину сгрузили их багаж ― чёрные баулы поразили встречающих своими размерами и количеством. Будто не солдаты приехали с заплечными вещмешками, а переселенцы со своими пожитками.
      Всезнающий переводчик пояснил:
     ― Они, куда б ни ехали, везут с собой товары для продажи. Учёба у них ― второстепенное.
     Полуйко приказал построить прибывших, поздравил их с прибытием на кубанскую землю, представился сам, представил заместителей начальника училища, начальника УЛО, начальника курса и переводчика, который будет с ними работать. Объявил основные требования к курсантам. Выход в город запретил до полного освоения правил поведения иностранных военнослужащих и пожелал им успешной учёбы.
     Выслушали речь начальника училища молча, не выражая никаких эмоций. Начальник курса отвёл курсантов в казарму, определил каждому кровать, разъяснил порядок пользования общими объектами и отвёл их в столовую.
     Военный атташе, отобедавши, убыл в аэропорт и улетел в Москву.
     Следующего дня, в субботу, в кабинет начальника училища зашёл полковник Носов и сообщил:
     ― Николай Алексеевич, у нас ЧП.
     ― Что там ещё, ― насторожился Полуйко.
     ― Прибывшие вчера афганские курсанты объявили голодовку, отказались идти на завтрак. Отказываются жить в казарме, требуют размещения в гостинице.
     ― За чей счёт?
     ― Они говорят, что перед отправкой им сказали, что они будут жить по два человека в комнате.
     ― Савелий Васильевич, вы же знаете, что мест в общежитии нет. Надо разъяснять, что учёба нужна им.
     ― Разъясняли, но они категорически против. С ними провёл работу старший национальной группы. Некоторые курсанты хотели бы пойти в столовую, но старший не пускает. Он собрал вокруг себя небольшую группу, закупил в магазине продукты, и сами едят, а  другим не дают. Создаётся впечатление, что это спланированная акция.
     Полуйко пригласил Зяблова, Степанова, Деревянко и Нехорошкова.
     ― Поздравляю вас с капиталистическим явлением ― голодовкою курсантов. Всем подключиться к этой проблеме. Соберите курсантов и проводите с ними беседы, убеждайте. В то же время продумайте вопрос перевода вьетнамской группы лётчиков в Приморско-Ахтарск на месяц-полтора раньше. Занятия с ними придётся организовать там за счёт откомандирования преподавателей. Нежелательно было бы, но, видимо, придётся. Я сейчас буду докладывать генералу Скорикову, если он будет на месте, и командующему.
     Подумав, Полуйко сказал полковнику Носову:
     ― Как вы считаете, Савелий Васильевич, может, на время голодовки мы занятия с ними отменим? Пусть сидят в казарме.
     ― Товарищ командир, этих солдат набрали с глубинки. Они не знают даже кровати. Половина из них спали на полу возле кровати, ― заметил Степанов.
     ― Надо с ними работать индивидуально. Савелий Васильевич, выявите фамилии организаторов акции. Я поставлю вопрос перед военным атташе об отправке их на родину.
     Генерал Скориков оказался у телефона, когда ему позвонил Полуйко.
     ― Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, полковник Полуйко, разрешите доложить.
     ― Здравствуйте, Николай Алексеевич, Как у вас дела?
     ― Неважно, товарищ генерал-полковник. Афганцы объявили голодовку. Не хотят жить в казарме. Говорят: „Мы не свиньи, чтобы жить в одном сарае”.
     ― Что, действительно, там так плохо?
     ― Что вы? Оборудовали лучшим образом. Поставили новую мебель, постелили ковровые дорожки, повесили картины, зеркала, оборудовали комнату отдыха, молельную комнату, обновили туалет, умывальники и тому подобное. Военный атташе одобрил место проживания. Дело в том, что голодовку организовал сам старший национальной группы. Многие пошли бы в столовую, но он приказал не ходить, а они боятся его ослушаться.
     ― Я пришлю атташе в понедельник. Ну, а что можно сделать, чтобы разрядить обстановку?
     ― Я считаю, что надо отправить на родину старшего национальной группы. Это он организовал акцию. А для разрядки обстановки есть один вариант, хотя он и потребует дополнительной нагрузки на преподавателей. Вьетнамская группа лётчиков, это самая большая группа, через полтора месяца должна убывать в Приморско-Ахтарск на полёты. Я думаю переселить их сейчас, и послать с ними преподавателей, чтобы закончили там теоретическую подготовку, а на освободившееся место поселить афганцев.
     ― Правильно, Николай Алексеевич, повнимательнее с ними.
     До прибытия военного атташе утром в понедельник, группа не снимала голодовки. Начальник училища высказал ему неудовлетворение поведением группы, и пообещал отказаться от обучения и потребовать отправки группы на родину. Он негативно отозвался о деструктивных действиях старшего национальной группы и потребовал отправить его на родину. Группа будет переселена в общежитие по четыре человека в комнате через три дня, после косметического ремонта. А сейчас прекратить голодовку. Дальнейшие переговоры будут проведены после того, как группа примет пищу.
     Военный атташе пошёл заниматься с группой. Через полчаса группа приняла пищу и пошла на занятие.
В беседе военный атташе просил оставить старшего, но начальник училища категорически сказал: „Нет! Если он останется, то инцидент может повториться. Назначьте нового старшего национальной группы”. После повторной беседы военного атташе со старшим, он согласился на отправку. Обещал после прилёта в Москву дать соответствующую телеграмму.
     Курсантов переселили в общежитие, начались занятия. Пришла телеграмма 10 ГУ ГШ ЗС СССР об отправке на родину старшего национальной группы Афганистана. Полуйко пригласил полковника Носова и начальника курса и дал указание:
     ― Надо отправить старшего национальной группы на родину. Сделать это вне внимания группы. Оформите все документы, купите билеты. Вызовите с занятий, и, пока группа на занятиях, отвезите в аэропорт и отправьте.
     Начальник курса с переводчиком всё подготовили, вызвали старшего с занятий, объявили ему решение командования, дали ему возможность собрать вещи и вывели к автобусу. Выйдя на улицу, курсант бросил вещи и побежал к зданию УЛО. Забежав во двор здания, где занимались курсанты группы, он на своём языке что-то прокричал. Курсанты группы сорвались с мест и побежали в общежитие, собрали свои вещи и вынесли во двор, якобы тоже собираясь уехать. Несколько курсантов держали старшего, чтобы его не могли отправить. Офицеры, не ожидая таких активных действий курсантов, растерялись и не знали, что делать. Применить силу они не могли, так как это могло привести к непредсказуемым последствиям, и на уговоры курсанты не соглашались.
     Опять начальнику училища пришлось звонить в Москву с просьбой прислать военного атташе.
     Трое суток курсанты не заходили в общежитие, сидя на своих чёрных баулах, пока не прилетел военный атташе.
     Полуйко поставил условие атташе: прекратить забастовку, забрать с собой старшего национальной группы и с ним ещё пятерых приближённых к нему курсантов, фамилии которых он дал.
      Пол дня атташе работал в группе, забрал старшего и названных курсантов и улетел с ними в Москву. Группа пошла на занятия и всё прекратилось. Дальнейшее обучение афганских военнослужащих проходило без проблем. Курсантов словно подменили. Они стали вежливыми, исполнительными, добросовестно относились к учёбе и поведению. Но что это стоило командованию!

     В училище праздников было много. Официально отмечались государственные праздники СССР, в честь которых, как и во всех воинских частях, проводились торжественные собрания личного состава училища и полков, а также торжественные построения с проведением митинга личного состава и прохождения торжественным маршем. Отмечались также и государственные праздники каждой страны, представители которой обучались в училище (полку).
     Проводились торжественные мероприятия и в честь Первого Мая 1975 года. Николая Алексеевича, находящегося на первомайской демонстрации, проводившейся в городе, ожидали дома накрытый стол, семья и соседи Носовы. Сели за стол в ожидании праздника. Ждали тоста хозяина дома.
     Только поднялся Николай произнести тост, как неожиданно зазвонил телефон с коммутатора. Звонил начальник штаба училища полковник Степанов Игорь Иванович, ответственный в этот день по училищу.
     ― Товарищ командир, у нас ЧП. Ушёл с оружием с поста склада боепитания училища часовой рядовой роты охраны Карасёв Валерий Игнатович. Поднял по тревоге караул и дежурное подразделение. Организую поиск.
     ― Соберите данные для доклада. Сейчас буду.
     ― Что-то случилось? ― спросил Савелий Васильевич.
     ― Случилось. Часовой убежал с поста. С оружием… Вы продолжайте, а я пошёл.
     ― Ты бы хоть перекусил, ― побеспокоилась Нина.
     ― Некогда. Я буду в штабе, ― сказал Николай и, одевшись, ушёл.
      Придя в штаб, Полуйко доложил о случившемся по линии командных пунктов штабу военного округа, военному коменданту гарнизона, военной прокуратуре, краевым КГБ, УВД, дал команду сформировать штаб координации действий по поимке беглеца и позвонил командующему ВВС округа.
     Генерал Павлов автомашиной выехал в Краснодар.
     Сформировали и вооружили группы и парных патрулей для поимки преступника. Организовали дежурства на вокзалах, в аэропорту, на всех выездах из города совместно с милицией. В течение трёх суток безуспешных поисков было поймано двух дезертиров других частей, однако, своего беглеца обнаружить не удалось.
     Лишь 4 мая в день Православной Пасхи на кладбище, расположенном за дачным городком, расоложенным недалеко от склада боепитания, проходило массовое поминовение захороненных. По улицам дачного городка ходил патруль двух солдат роты охраны. Из-за угла улицы им навстречу вышел молодой человек в спортивном костюме. Присмотревшись, солдаты узнали своего товарища, и, вскинувши автоматы, старший патруля прокричал:
      ―Стой! Ни с места! Руки вверх!
      Беглец остановился, подняв руки. Он был без оружия. Деваться некуда.
     ― Пацаны, отпустите. Я буду сдаваться, есть хочу, ― чуть не плача, проговорил беглец.
     ― Что ж ты, падлюка, наделал? Всё училище на ушах стоит. Где автомат? ― спросил старший солдат.
      ― Там, ― показал рукой. ― Закопал. Я хотел на кладбище поесть.
     ― Руки на затылок! Веди!
     Беглец повернулся и медленно пошёл в направлении, откуда появился.
     Зашли в калитку к даче. Беглец повёл за дачный домик и показал на место в огороде:
     ― Здесь.
     ― Копай!
     Под наставленные на него автоматы беглец быстро разрыл схрон, где лежали автомат и рожки к нему, замотанные в обмундирование.
     ― Отойди на два метра! ― скомандовал старший. ― Олег, возьми всё. Где взял спортивный?
     ― На даче.
      ― Олег, брось ему обмундирование. Переодевайся. Быстро!
     Под конвоем привели беглеца к штабу, где их встретил полковник Степанов и привёл в кабинет начальника училища, в котором находились командующий и начальник училища. Командующий, послушав доклад и сказал:
     ― Степанов, преступника посадить под усиленной охраной на гауптвахту, провести дознание, отдать под суд военного трибунала. Сообщить все органы, задействованные к поиску. Происшествие разобрать со всем личным составом училища. А вы молодцы, товарищи солдаты. Начальник училища вас каждого награждает часами „командирские”, а я предоставляю вам отпуск с выездом на родину на десять суток. Спасибо вам за вашу службу.
     Командующий тотчас уехал в Ростов. Перед отъездом он сказал:
     ― А с евнухом, Николай Алексеевич, разберись. Как бы он не довёл нас до беды.
     А дело было так. Уже третьего мая сидели в кабинете командующий и начальник училища и решали, что ж ещё предпринять, чтобы поймать беглеца. Сигналов поступало много: то видели его, как он садился на автобус и держал в руках завёрнутый в мешок автомат, то останавливал машину и просил подвезти его до Ростова, то ходил по рынку, высматривая, что бы стянуть. Но это был не он. Он убежал в дачный посёлок, облюбовал одну дачу, залез в неё и сидел, выжидая, пока спадёт напряжение и затем пробраться к себе на Урал. Голод выгнал его в поисках съестного на кладбище. Тут то он и попался.
     Утром зазвонил городской телефон. Звонил начальник Краснодарской милиции, который сообщил, что в милиции сидит задержанный вчера лётчик капитан С. и что можно его забрать. Полуйко вызвал коменданта училища и поставил ему задачу забрать капитана и доставить его к нему в кабинет.
     Через сорок минут комендант с капитаном С. были в кабинете. Капитан С., лётчик-инструктор местного полка, 32 лет от роду, имел отдельную квартиру в военном городке, где с ним жила его жена и двое малолетних детей. 1-го мая вечером он один прогуливался возле оперного театра, одетый в гражданский костюм. Он обратил внимание на одинокую молодую девушку, сидевшую на скамейке недалеко от входа в театр. С. подошёл к девушке и галантно попросил разрешения сесть рядом с ней. Та не возражала. Присев, С. спросил девушку, почему она одна скучает. Та ответила, что договорились с подругой, а она почему-то не пришла. Вот она и решила посидеть немного и бежать домой.
     ― Вот и я тоже одинок. Зовут меня Евгений Митрофанович. Я из Москвы, доктор медицинских наук, профессор-гинеколог, приехал в командировку по просьбе первого секретаря обкома КПСС Медунова, чтобы подлечить его жену. Остановился в гостинице.
     ― А меня зовут Люся, ― с радостью представилась девушка. ― Я учусь на первом курсе Краснодарского медицинского института. Живу в Краснодаре, с родителями, квартира недалеко от театра.
     ― О-о! Так мы, оказывается, коллеги! Так что мы можем с вами поговорить и о медицине.
     ― На первом курсе у нас ещё мало говорят о медицине. В основном биология, химия, ― сказала Люся. Она была на вершине счастья, познакомившись с таким именитым врачом. 
      ― Ничего, мы с вами поговорим о многом интересном, что нужно знать молодой девушке.
      Поболтав с полчаса, девушка заторопилась домой. С. вызвался её проводить. Она не возражала.
     Дойдя до дома, они остановились в затемнённом месте, где С. предложил Люсе показать её эрогенные зоны.
     ― Не стесняйся. Я врач, ― С. ловкими руками залез под бельё и показал, где у неё эрогенные зоны. ― Если бы я не был врачом, я бы не смог не реагировать на то, что ты прикасаешься к моему члену. Вот видишь: ты берёшься, а он не поднимается.  Это верный признак того, что я врач.
     С. предложил Люсе встретиться завтра на том же месте, где они встретились сегодня. Она согласилась и с радостью побежала к лифту.
     Дома Люся всё до подробностей рассказала матери о встрече со знаменитым профессором. Мать была в ужасе от рассказа наивной дочери и потянула её в отделение милиции, где дочь написала подробное заявление о проходимце.
     На завтра С. сидел на скамейке возле оперного театра, когда к нему подошёл наряд милиции. Надели на него наручники и отвёли в отделение, где он провёл ночь в комнате задержанных, пока не забрал его комендант.
     Полуйко читал вслух заявление Люси. Командующий слушал, потом спросил лётчика:
     ― Ты что, евнух?
     ― А вы что, не знаете, что такое эрогенные зоны? Так я вам расскажу.
     ― Полуйко, разберитесь с ним. Он свихнутый. Отстраните его от полётов и направьте в госпиталь.
     В госпитале С. признали непригодным к лётной работе и к службе в армии. Ездил в Москву, добивался отмены решения, но безрезультатно ― С. был уволен.
     Примерно через год на приём по личным вопросам к начальнику училища пришла жена С. с просьбой разрешить обмен квартирами с другим городом. Полуйко спросил её о судьбе мужа. Она рассказала, что болезнь мужа прогрессирует, дважды лежал в больнице, появились провалы памяти, потери сознания. А началось с ослабления и потери потенции ещё в Краснодаре, что и повлияло на его психику.

     Одной из особенностей работы командования Краснодарского училища было бесчисленное множество посещений училища различными иностранными военными делегациями, военными атташе и другими работниками посольств, не говоря уже о посещениях вышестоящих начальников. Зимой и летом, весной и осенью желающих побывать в Краснодаре, не перечесть. Большинство из них по протоколу положено встречать, сопровождать, принимать и оказывать внимание лично начальнику училища. Работать некогда.
     Видимо, Московскому начальству не очень хочется возиться с делегациями ― вот оно и стремится сплавить гостей в Краснодар, зная, что там всё сделают, как надо. Незадолго до прибытия гостей в училище присылается телеграмма, в которой указываются: кто прибывает; если это делегация, то её состав; кто возглавляет; время и вид транспорта прибытия и убытия; сопровождающий от советской стороны; объём ознакомления с училищем; расходы на пребывание. В расходах указывается, какую сумму можно расходовать на размещение в гостинице и питание, отдельно для главы и членов делегации. При этом требуется представить отчёт о расходах по видам услуг, вплоть до меню, чем угощали, и предупреждалось, что расходы на спиртное не указывать. А какое ж гостеприимство без спиртного, его вида и количества?
     Для организации и обеспечения пребывания гостей составлялся подробный план, расписывалось, кто и чем занимается и за что отвечает. Привлекались и местные партийные и административные органы. Без их помощи эту задачу решить было бы очень трудно, особенно при встрече Vip-персон.

     Однажды в училище прибыла необычная делегация в составе 20 младших лейтенантов ВВС Италии, которые окончили военное авиационное училище в Поццуоло (Неаполь). Такая поездка предоставляется в качестве поощрения выпускникам училища, которые его окончили с отличием. Делегацию сопровождал представитель Генштаба ВС СССР и военно-воздушный атташе Италии. В предварительной телеграмме указывалось, что разрешается ознакомить членов делегации с авиационной техникой, на которой обучаются курсанты училища, с организацией учебного процесса в училище.
     Больших забот училищу делегация не представила. На специальной площадке для наземного показа техники были выставлены самолёты МиГ-21пфм, Су-7бмк, Су-20 с выкладкой возможного вооружения и стендом с тактико-техническими данными.
     Прилетели они транспортным самолётом в первой половине дня. Там же на аэродроме ознакомились с самолётами, рассказали им, как осуществляется подготовка лётчиков и технического состава. Они полазили по самолётам, посидели в кабинах, получили ответы на интересующие их вопросы. Начальник училища только запретил им пользоваться фотоаппаратами. Этого запрета в телеграмме не было, но Полуйко перестраховался на всякий случай. Всё же офицеры НАТО.
     После показа техники их пригласили на обед, и к вечеру они улетели в Москву. Улетая, атташе не удержался от сарказма:
     ― Большое спасибо, господин полковник, я сегодня узнал намного больше, чем за пять лет пребывания в Союзе.
     Зная о том, что военный атташе ― это официальный разведчик, Полуйко ощутил неприятный привкус от такой благодарности. Будь ты неладный.

     Интересный разговор произошёл и с командующим ВВС и ПВО Алжира. Он прилетел с небольшой группой специалистов с целью ознакомить их с организацией подготовки специалистов в училище. Делегацию сопровождал полковник из Главного инженерного управления ГШ ВС СССР. Командующий ранее учился в Союзе и хорошо владел русским языком.
После встречи делегации начальник училища кратко ознакомил её с историей училища, организацией подготовки авиационных специалистов, ответил на поставленные вопросы. После беседы Полуйко пригласил делегацию на обед, после которого отправил её на осмотр учебно-материальной базы под руководством заместителя начальника училища. Командующий не захотел смотреть базу, ссылаясь на то, что он не так давно её видел.
     Видя, что командующий не в настроении, и не зная причины этого, Полуйко заметил, когда они зашли к нему в кабинет и сели в кресла:
     ― Господин командующий, а вы напрасно не пошли посмотреть базу. Она ежегодно совершенствуется, появляется что-то новое. Вы могли бы что-то позаимствовать для ваших ВВС.
     ― Я буду с вами откровенен, господин полковник, ― ответил командующий, ― мы не планировали и не хотели ехать к вам в училище. Мы прилетели в Союз, чтобы решить ряд неотложных вопросов, связанных с сотрудничеством в области развития авиации нашей страны. Но с нами не хотят даже говорить об этом, а, несмотря на предварительную договорённость, навязали нам экскурсионный план. Фактически вытолкнули нас из Москвы. А обстановка у нас с техникой ВВС катастрофическая. Мы закупили у вас сотню самолётов Су-7б. Из них может летать три самолёта, остальные стоят без запчастей. Мы вынуждены, чтобы держать в готовности больше самолётов, снимать некоторые детали и оборудование с одних самолётов и ставить на другие. Наши заявки на запчасти и недостающее оборудование лежат в Москве больше года, и сколько мы поставщиков ни теребим, никаких результатов. Создаётся впечатление, что руководство Союза не хочет, чтобы мы покупали у них самолёты.
      Командующий задумался, прикурил сигарету и продолжил:
     ― Мы будем покупать самолёты во Франции. Вот послушайте, какие у нас с ними отношения. Самолёт остановился из-за отсутствия какой-либо детали. Сразу же мы посылаем телеграмму в Париж. Не позже одних суток фирма доставляет запрошенную деталь самолётом на аэродром, где остановился неисправный самолёт. Не было ещё ни одного случая несвоевременной доставки заявленных деталей. У вас же…
     ― Сожалею, ― промолвил Полуйко, ― мне не ведомы причины такого отношения к обеспечению ваших ВВС запчастями.

     Не обошлось и без курьёзного случая при встрече делегации. Училище посетили командующий ВВС одной из африканских стран и его заместитель. Их интересовало всё про организацию и методику обучения лётчиков и техников перед подписанием в Москве контракта на подготовку авиационных специалистов для своих ВВС. Полуйко лично дал гостям исчерпывающую информацию по интересующим вопросам, показал учебную базу, ознакомил их с аэродромом, бытовыми объектами. Время подошло к обеду, и начальник пригласил гостей в столовую на обед.
     Обед проходил в отдельной комнате, которую по Райкину называли „греческим залом”. На обед, кроме гостей, были приглашены полковники Деревянко, Степанов и Нехорошков. Стол был заставлен разнообразными закусками, чем богат Краснодарский край. Между различными блюдами стояли только вынутые из холодильника отпотевшие бутылки „Столичной” и „Боржоми”. Командующий сидел за столом напротив начальника училища, левее его ― заместитель, правее ― переводчик (офицер училища). Левее Полуйко сидел начальник штаба Степанов, правее ― начальник политотдела Деревянко и далее ― начальник тыла Нехорошков.
      Командующий сразу предупредил, что он выпьет водки, а его заместитель не может пить по религиозным убеждениям. Поэтому просил не настаивать. Степанов наполнил бокалы водкой, а Нехорошков водой. Заместителю вместо водки в оба бокала налили из бутылки „Боржоми”. Полуйко взял свой бокал, встал и произнёс тост. За сотрудничество, за дружбу, за процветание страны гостей.
     Все дружно встали и выпили. Выпил и зам командующего. И здесь Полуйко обратил внимание, что тот широко открыл глаза и, не дыша, смотрел впереди себя. Он схватил второй бокал и направил его содержимое в рот. Жуткий стон вырвался из горла зама, и он хрипло задышал.
     — Спирт! Товарищ командир, спирту ему налили! — понюхав из бутылки с этикеткой „Боржоми”, — сказал Деревянко.
     — Воды! Дайте ему воды! — крикнул Полуйко.
     Деревянко налил резервный бокал из другой бутылки, предварительно проверив её, и протянул заму. Тот замотал головой и замахал руками:
     — Ноу! Ноу.
     Полуйко переводчику:
     — Скажите ему, что это недоразумение. Ему предлагают воду.
Протокол испорчен. Гости приуныли. Что они могли подумать о хозяевах после предупреждения о непринятии спиртного одним из них? Глупая шутка?.. Провокация?..
     Заменили фужеры. Полуйко приказал внести подготовленные сувениры и решил их вручить именно сейчас, чтобы разрядить обстановку. По плану он должен был это сделать в конце обеда. Он провозгласил ещё раз тост за дружбу, извиняясь за недоразумение. Постепенно гости успокоились, и обед продолжался.
     Надо было слышать, каких эпитетов наслушался начальник тыла от начальника училища за непредусмотрительность при подготовке к обеду делегации. Оказывается, прапорщик, начальник столовой где-то раздобыл бутылку спирту, налитую в бутылку из-под „Боржоми”, и поставил в холодильник. Туда же поместили бутылки с „Боржоми”, среди которых и затерялась злополучная бутылка со спиртом, сыгравшая такую неблаговидную роль. Хорошо, что так ещё обошлось.

     Посетил училище и командующий ВВС Югославской армии генерал Чивачевич. Его встречал и сопровождал вместе с начальником училища командующий ВВС СКВО. В программе пребывания делегации, кроме ознакомления с училищем, был и показ пилотажа самолёта МиГ-21бис над аэродромом. Во время визита командующий ВВС Югославии наградил начальника училища и лётчика, показывающего пилотаж, Дипломом и Знаком почётного лётчика Югославии.

     Значительным событием в жизни училища было награждение его орденом Венгерской Народной Республики „Дружба”. Для вручения ордена прибыла военная делегация во главе с генералом Заместителем Министра обороны ВНР. Это был праздник для всего личного состава училища. Торжественное вручение ордена осуществлялось на центральной аллее перед штабом училища с построением всего личного состава авиационного гарнизона. При вручении ордена присутствовали заместитель начальника ВУЗ ВВС ВС СССР Герой Советского Союза генерал-майор авиации Песков Павел Ильич и заместитель командующего ВВС СКВО генерал-майор авиации Малеев Виктор Александрович, председатель Краснодарского краевого комитета ДОСААФ Герой Советского Союза Романенко Иван Иванович, представители местной власти города Краснодара и Краснодарского края.

     Венгерский генерал прикрепил на Боевое Знамя училища орден и вручил начальнику училища красивую вазу и Почётную Грамоту Президиума Верховного Совета ВНР.

     Он тепло поприветствовал от Военного Совета ВНА личный состав училища с получением ордена и пожелал дальнейших успехов в боевой и политической подготовке, в подготовке авиационных кадров.

.
     Начальник училища в ответном слове поблагодарил руководство ВНР за высокую оценку подготовки авиационных кадров и заверил, что личный состав училища будет и в дальнейшем с высоким качеством готовить для ВНА лётчиков и техников, будет крепить узы советско-венгерской дружбы. Полуйко не мог не акцентировать внимание делегации на том, что венгерская национальная группа, обучающаяся в училище, показывает высокое качество учёбы. Он поблагодарил руководство ВНА за предварительный отбор и подготовку курсантов перед направлением их на учёбу. Венгерские курсанты летают смело, уверенно, ответственно. Как правило, все курсанты, прибывающие на обучение, вылетают самостоятельно, отчисления от обучения отсутствуют. Приятно работать с такими ребятами.