|
|
Полуйко Н. А. Воспоминания, IV часть
За начальника училища
.
В пятницу 11 июня 1971 года под вечер Никонов провел совещание офицеров управления училища, на котором поставил задание на ближайшее время.
― Решением командующего ВВС военного округа с 21 июня я убываю в очередной отпуск до 1 августа. Оставляю неделю отпуска для зимней охоты. Выполнение обязанностей начальника училища возлагается на полковника Полуйко Николая Алексеевича.
Я поднялся.
― Садитесь. Основное внимание уделить полётам, обеспечить высокую организацию и полную их безопасность. Сложность лётной подготовки будет нарастать. Осташков переходит на полеты ночью и полёты с молодыми летчиками днем. Новый полк будет начинать полёты зимой на аэродроме „Борисоглебск”. С приходом командира полка, обещали в ближайшее время назначить, организовать тщательную подготовку по всем направлениям ― лётчики, аэродром, авиатехника, связь и радиотехническое обеспечение и тому подобное. В конце октября должны прибыть выпускники училищ. Нужно будет задействовать бетонную взлётно-посадочную полосу в осенний, зимний и весенний период. С весны полк должен получить для обучения курсантов и перебазироваться на аэродром „Бутурлиновка”. Полковнику Марченкову и майору Верпадже ежедневно отслеживать строительство аэродрома „Борисоглебск” и подготовку аэродрома „Бутурлиновка”, принимать немедленные и решительные меры в случае снижения темпов строительства. На еженедельных совещаниях докладывать полковнику Полуйко о состоянии строительства. А вам, Николай Алексеевич, в случае необходимости, поднимать острые вопросы перед командующим и начальником тыла ВВС округа.
Сделав паузу, Никонов продолжил:
― После моего возвращения из отпуска Николаю Алексеевичу и Дмитрию Ивановичу быть готовыми тоже убыть в очередной отпуск. Это будет, по-видимому, единственная возможность отдохнуть нам летом, ибо с осени у нас и здесь будет жарко. На будущей неделе в понедельник мы летаем в Жердевке днём с переходом на ночь. Николаю Алексеевичу спланировать со мной контрольный полёт на проверку по дублирующим приборам под шторкой днём и полёт на ознакомление с районом аэродрома в условиях ночи. В среду спланируйте ночью контрольный полёт в зону и по кругу для проверки техники пилотирования и тренировочные полёты по кругу. Дальше будете тренироваться сами. В конце следующей недели мы с вами посидим и обсудим детали работы училища на период моего отсутствия.
.
В понедельник после дневного отдыха перед ночными полётами мы с Никоновым полетели „Пчёлкой” в Жердевку на полёты. Мы рассчитали свой вылет так, чтобы прилететь к началу предполётной подготовки. Когда взлетал разведчик погоды, мы как раз заходили на посадку.
Погода способствовала выполнению полётов в простых метеоусловиях. Дневная жара начала спадать, лёгкий ветер приятно обдувал вспотевшие лица. Мы с Никоновым шли к запланированному самолёту, который стоял крайним на заправочной стоянке, и разговаривали.
― Нужно учить разведчиков погоды проверять связь с запасными аэродромами во время полёта на разведку. Сколько не твержу, никак не выполняют правила разведки. В лучшем случае запросит один аэродром. Неужели так тяжело это делать? ― сокрушённо спросил Никонов.
― Не придают значения важности связи, особенно в простых метеоусловиях, ― ответил я.
― Николай Алексеевич, пора уже наказывать за такие нарушения. Случаи неустановления разведчиком погоды связи с запасными аэродромами оформлять как предпосылки к лётным происшествиям с соответствующими выводами относительно нарушителей.
― Так точно!
.
Я сел в переднюю кабину, в задней кабине разместился Никонов. Запустив двигатель, я опробовал работу систем самолёта, закрыл фонарь, загерметизировал кабину, запросил разрешение на выруливание. Никонов проверил исправность механизма закрытия и открытия шторки передней кабины.
Я выполнил взлёт, убрал шасси и закрылки, установил режим набора высоты. С шумом закрылась шторка ― исчез горизонт и пространство за кабиной. Сосредоточил всё внимание на пилотировании самолёта по приборам. Не прошло и минуты, как я заметил незначительное изменение курса и отклонения стрелки показателя крена и скольжения.
― Отказ авиагоризонта, ― доложил я по СПУ контролирующему, и, перейдя на пилотирование по дублирующим приборам, довернул самолёт на заданный курс.
― Выполняй задание, ― отозвался Никонов.
Я по отработанной схеме переключал внимание с прибора на прибор, не обращая внимания на авиагоризонт, силуэт самолёта которого завалился набок, и показывал перевернутый полёт. Я держал „лопаточку” указателя поворота и скольжения возле нулевой отметки, а шарик в центре прибора. Кроме этого основного прибора, для пилотирования самолёта с заданным режимом нужно периодически контролировать высоту по высотомеру, скорость – по показателю скорости, угол тангажа – по вариометру, курс полёта – по компасу, а также по часам – время, оставшееся до разворота на приводную радиостанцию аэродрома.
Опыт полётов на самолетах всех освоенных типов и прочные навыки в пилотировании самолёта по дублирующим приборам позволили мне без отклонений выполнить полёт по заданной схеме и заход на посадку с прямой. Контролирующий над БПРС открыл шторку.
После полёта в ответ на мой доклад о выполнении полётного задания начальник училища бросил свое обычное:
― Летай.
После наступления темноты я выполнил еще три полёта: один для ознакомления с районом аэродрома в условиях ночи, один контрольный в зону пилотажа, и один – по кругу с Холодковым.
На следующий день с группой офицеров я слетал из Жердевки в Бутурлиновку на Ан-14 с целью выполнения разметки размещения объектов на аэродроме для последующей подготовки к перебазированию полка и проведению полётов. Вечером я вернулся в Борисоглебск, а следующей ночью в Жердевке на Л-29 выполнил с Никоновым контрольный полёт в зону и по кругу для проверки техники пилотирования, и четыре тренировочных полёта по кругу. Навыки в полётах ночью были восстановлены.
Вернувшись на следующий день в Борисоглебск, Никонов пригласил меня в свой кабинет, где проинструктировал о выполнении обязанностей начальника училища на период его отсутствия. Получив перечень вопросов, которые нужно было решить, я почесал за ухом: и за три отпуска начальника всех поставленных задач не выполнить.
― Основное, конечно, полёты, ― наставлял Никонов. ― Я поговорил с заместителями, просил, чтоб они более внимательно выполняли свои обязанности. Но смотри ― не стесняйся. Если видишь, что что-то делается не так – вмешивайся. Ты отвечаешь за всё в училище. По понедельникам докладывай командующему о состоянии дел. Делай построения офицеров управления училища, разбирай с ними неотложные вопросы. Если будет в том потребность – созывай совещания. Больше бывай на аэродроме, подгоняй строителей. Заставляй начальника тыла еженедельно докладывать тебе о состоянии строительства. Приказ о назначении Титаренко есть, я просил, чтоб не задерживали. Если приедет – представь полку, поставь задачу, что ему делать, и пусть сходу засучивает рукава. Свози его в Бутурлиновку ― пусть посмотрит, где предстоит работать, познакомь с местной властью. Вот и всё. В крайнем случае, если не сможешь решить какой-то сложный судьбоносный вопрос, ищи меня, где бы я ни был.
― Есть! ― отозвался я. ― Надеюсь, что не будет повода отвлекать вас от отдыха. Отдыхайте спокойно, мы будем стараться.
.
Заместителю временно исполнять обязанности начальника за время длительного его отсутствия значительно тяжелее, чем самому начальнику, постоянно назначенному на эту должность. Во-первых, возложенный на зама объём обязанностей убывшего начальника не снимает с него объёма его собственных обязанностей, т. е., фактически, за это время заместитель одновременно несёт на себе объём обязанностей по двум должностям. Во-вторых, он не имеет полных прав в принятии решения по ряду вопросов, которые влияют на выполнение поставленных задач и состояние дел в коллективе. Он ограничен в решении кадровых, финансовых, хозяйственных и других вопросов. Однако это обстоятельство не снимает с него ответственности за безопасность полётов, состояние воинской дисциплины и воинского порядка, выполнение всех задач, которые стоят перед подразделением, частью, соединением. И, в-третьих, в возглавляемом коллективе все знают, что начальник перед ними временный, и через какое-то время вернётся настоящий начальник, который может отменить решение, принятое исполняющим обязанности. Исходя из этих соображений, указания исполняющего обязанности выполняются с оглядкой, а иногда даже игнорируются.
Кроме того, в руководстве армейскими частями и соединениями сложилась традиция, что первыми лицами вместе с командиром является заместитель по политической части или начальник политотдела, который имеет особый статус независимости, а также начальник штаба, который по Уставу является первым заместителем командира. Все другие заместители стоят в строю за этими лицами. В лётных же воинских коллективах начальник почти никогда не оставит за себя не летающее лицо. Вот и складывается ситуация, когда верховенство периодически меняется. Обычно, всё зависит от личностей, но все-таки бывает и не без взаимных недоразумений.
С первого дня своего пребывания во временной должности я почувствовал неудобство подобной двойственной ситуации.
Каждый понедельник в управлении училища происходило построение офицеров. Выстраивались перед входом в штаб левее древнего строения, в котором размещалась типография и часть кабинетов медицинской службы училища. В этом древнем здании когда-то размещалась церковь кавалерийской части царской армии. Планировалось её снести, ибо она очутилась в трех метрах от парадного входа основного корпуса Борисоглебской авиационной школы, построенного позже, во времена советской власти. Но здание имело такую прочность, что разобрать метровой толщины стены было задачей очень сложной, а взорвать боялись, чтоб не повредить корпус здания, стоящего рядом. Так долгое время и мирились с неудобствами, пока значительно позже грамотные специалисты не нашли способ разобрать здание, которое причиняло определённые неудобства своим местонахождением и значительно портило общий вид с улицы на фасад основного корпуса теперь уже Борисоглебского высшего военного авиационного училища лётчиков.
В первый же понедельник своего выполнения обязанностей начальника училища я пытался точно выдержать время выхода из дверей штаба училища, чтобы подойти к строю группы управления офицеров училища строго к назначенному времени построения. Я за минуту до выхода из штаба спустился в фойе на первом этаже, где начальника училища обычно уже ожидал начальник политотдела полковник Ткаль, который всегда выходил на построение рядом с начальником училища. Такая существовала традиция. Но ранее это был выход с начальником училища, а сегодня был его заместитель, вроде бы как и его подчиненный… И Владимир Прокофьевич не сумел в тот раз повести себя должным образом.
Поздоровавшись за руку с начальником политотдела, я сделал шаг к выходу, но меня опередил Ткаль, и выскользнул в дверь первым. Я удивленно посмотрел на ловкие действия Ткаля, и пересёк порог следом за ним. Меня развеселили действия начальника политотдела, и я нарочито не спешил, чтоб посмотреть, что тот будет делать дальше.
Раздалась команда начальника штаба полковника Демьяненко:
― Управление-е, равня-а-айсь! Управление-е, смирно-о! Равнение налево!
Приложив руку к головному убору, начальник штаба четким строевым шагом пошел навстречу выполняющему обязанности начальника училища. Я тоже перешел на строевой шаг, держа руку возле головного убора. Боковым зрением посматриваю на начальника политотдела, который также держал руку возле фуражки, идя на полшага впереди меня, потом начал отставать, но потом опять опередил меня. Мы так и остановились: я, и на полшага впереди – Ткаль. Не обратив внимание на то, что начальник политотдела стоял несколько спереди меня, полковник Демьяненко свой доклад обратил ко мне:
― Товарищ полковник, личный состав управления училища построен в полном составе. Незаконно отсутствующих нет. Начальник штаба полковник Демьяненко.
Я продолжил движение к середине строя, за мною на шаг сзади сбоку шел начальник штаба, а начальник политотдела очутился задним. Остановившись, я поздоровался:
― Здравствуйте, товарищи офицеры!
― Здравия желаем, товарищ полковник! ― в один голос прозвучал ответ строя офицеров.
― Вольно! ― подал я команду.
― Управление, вольно! ― повторил команду начальник штаба.
Коротко напомнив офицерам план работы управления на наступившую рабочую неделю, я попросил начальника штаба объявить приказ начальника училища о его убытии в отпуск и возложении на меня выполнения обязанностей начальника училища. После этого я спросил у начальника политотдела, есть ли у него, что сказать всем офицерам.
― Нет, нет, ― ответил Ткаль, и обратился к офицерам политотдела: ― Офицерам политотдела после построения зайти в мой кабинет!
Начальник штаба спросил у меня, можно ли распускать строй, и, получив согласие, подал команду:
― Управление, смирно! По рабочим местам разойдись!
Я колебался: выяснять ли с Ткалем его поведение во время выхода к строю, или оставить его незамеченным. В целом, понимая его психологическое состояние старшинства, мне всё же не нравилось, что подобное может повториться и в следующий раз на глазах подчиненных офицеров. Это не добавит авторитета ни одному из нас. Я взял под руку Ткаля и сказал ему:
― Владимир Прокофьевич, если вам не удобно выходить со мной к строю, то можете этого не делать. Я хорошо понимаю своё место в иерархии управления и не пытаюсь воспользоваться временными обстоятельствами, чтоб показать, кто есть кто.
― Что вы, Николай Алексеевич? Я и мысли не имел вас оскорбить, по-видимому, мой шаг немного шире вашего, ― неудачно оправдался Ткаль.
― Я не обижаюсь, Владимир Прокофьевич. И не обязываю вас выходить на построение, пока начальник находится в отпуске. Забудьте это недоразумение. Будем выше всего этого, ― я поспешил закончить, ибо к нам подходил начальник штаба, а мне не хотелось, чтоб ещё кто-то слышал наш разговор.
― Николай Алексеевич, вы сегодня летите к Жердевку? ― спросил Демьяненко.
― Да. В одиннадцатом часу.
― Вы сможете взять с собой начальника связи училища и его заместителя? Я хочу послать их разобраться с работой системы связи и РТО аэродрома ― что-то много сетований на работу средств связи.
― Включите их в список пассажиров на КП. Со мной летят Холодков и два летчика летно-методической группы.
― Хорошо. А вы сегодня вернётесь?
― Нет. Я буду летать днем с переходом на ночь. Вернусь завтра утром. Прошу передать группе офицеров, с которыми я летал пятнадцатого июня в Бутурлиновку, чтобы все были готовы к вылету. Завтра после моего возвращения в Борисоглебск сразу вылетаем в Бутурлиновку.
― Есть! ― четко ответил начальник штаба. Мне нравился стиль работы Дмитрия Ивановича, его отношение к делу. Одно удовольствие с ним работать. Никаких амбиций, напыщенности, высокомерия – лишь желание сделать всё наилучшим образом.
Прилетев на „Пчёлке” на аэродром „Жердевка”, я принял участие в полётах полка. Проверил командира полка в технике пилотирования по дублирующим приборам днём в закрытой кабине, выполнил тренировочный полет на воздушный бой. Ночью выполнил контрольный полет по приборам в закрытой кабине и два инструкторских полета с летчиками летно-методической группы.
На следующий день я вернулся в Борисоглебск, где меня ожидала группа офицеров, с которыми я полетел в Бутурлиновку, и закончил там со строителями разработку плана аэродрома. В шестнадцать часов я в штабе училища вместе с заместителем по тылу, начальником штаба, начальником аэродромной службы, начальником КП училища, начальником связи и старшим штурманом рассматривали состояние отчужденной под аэродромы земли и полигоны училища с целью подготовки доклада командующему ВВС Московского военного округа.
.
Было решено просить командующего вмешаться в дело об отчуждении земли под аэродромы и полигоны, после чего я позвонил командующему, который не оставил нас без внимания и принял участие, описанное в части первой этих Воспоминаний.
.
Не прошло и месяца со времени моего посещения Лебяжьего, как в один из дней утром в мой кабинет вошёл подполковник Титаренко.
― Товарищ полковник, подполковник Титаренко прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
― Проходи, присаживайся, ― пригласил я своего старого друга, выходя из-за стола ему навстречу. ― Как доехал? С семьей или сам?
― Все со мной. Ожидают на проходной.
― Молодец, не будешь терять времени на переезд! Сейчас на совещании я тебя представлю офицерам управления училища, а затем возьмешь „Уазик” и поедешь в гостиницу. Для тебя заказан номер, поживешь там, пока не оборудуешь себе квартиру. Никонов сегодня интересовался, когда ты приедешь – звонил по телефону из Сочи. Пойдём на совещание.
Мы с Титаренко зашли в зал Учёного совета, где собрались офицеры управления училища. Полковник Демьяненко подал команду и доложил о присутствующих. За столом президиума сидели заместители начальника училища. Я показал Юрию Петровичу на свободный стул рядом с заместителями начальника училища. Все, как всегда во время появления нового человека, уставились на симпатичного чернявого подполковника. Я стал за трибуну и сказал:
― Товарищи офицеры, приказом Министра обороны СССР подполковник Титаренко Юрий Петрович назначен командиром 160 учебного авиационного полка нашего училища. Он прибыл с должности заместителя командира полка Качинского высшего военного авиационного училища, аэродром „Лебяжье”. Я знаю его по совместной работе как грамотного, способного, принципиального, честного и порядочного офицера. Летает на самолетах Миг-21 при установленном минимуме погоды днём и ночью, летчик-инструктор 1 класса, имеет хорошие организаторские способности, командные и методические навыки. Дисциплинирован, предан Коммунистической партии и советскому народу. Хороший семьянин. Надеюсь, что с нашей с вами поддержкой Юрий Петрович, быстро освоит обязанности командира полка и займет достойное место среди руководящего состава Борисоглебского высшего военного авиационного училища лётчиков. Прошу любить и жаловать.
Титаренко коротко рассказал о своем жизненном пути и заверил офицеров, что приложит все усилия, чтоб завоевать к себе доверие и уважение офицерского корпуса училища. Он ответил на вопросы, которые задали присутствующие.
Я коротко рассмотрел вынесенные на совещание вопросы и договорился с начальником штаба о включении в суточный приказ начальника училища вступление в должность подполковника Титаренко.
Вернувшись в свой кабинет, я вызвал машину, и позвонил по телефону домой:
― Нина, ожидай гостей, сейчас привезу Титаренков.
― Уже приехали?
― Только что с поезда. Готовь завтрак, минут через двадцать будем.
― Приезжайте. Я быстренько.
― Юра, у вас багаж с собой? ― спросил я Титаренко.
― Частично с собой, частично – в багажном отделении станции. Нужно забрать сегодня. Контейнер придет позже.
― Хорошо. Едем.
Мы с Титаренко, забрали его жену и детей на проходной, поехали к гостинице. Они оставили привезённые вещи в гостинице и поехали в жилой городок военнослужащих на мою квартиру.
Женщины обнялись. Не обошлось без слез радостей и эмоциональных возгласов в адрес друг друга.
― Всем мыть руки, и за стол, ― перебил я приветствия. ― Миловаться и обмениваться новостями будете после. А теперь к завтраку, ибо сегодня дел у вас будет много.
После завтрака я предложил:
― Юра, сейчас берёшь „Уазик”, едешь на вокзал, забираешь багаж, заезжаешь сюда, и едете в гостиницу устраиваться. Я к штабу пойду пешком. В двенадцать часов тебе нужно быть у меня, пойдём в штаб полка, познакомишься с заместителем и начальником штаба. Там и спланируем завтрашний день.
― Да. Я поехал, ― сказал Титаренко, надевая мундир.
.
Этим летом на аэродроме „Борисоглебск” шло напряжённое строительство: из бетонных плит клали искусственную взлётно-посадочную полосу, пригодную для полётов боевых самолётов истребительно-бомбардировочной авиации, возводились аэродромные здания, расширялись складские сооружения для топлива и материально-технического имущества. Стояла задача подготовить аэродром для полетов осенью и зимой этого года пока что для самолётов Л-29 полка, который должен был возглавлять подполковник Титаренко. Весь аэродром был разрыт и завален разнообразными строительными материалами. В рабочем состоянии оставалась лишь грунтовая полоса, предназначенная для посадки самолётов, которые перегонялись для училища, и взлёта и посадки транспортных самолётов и самолётов связи, которые почти ежедневно сновали туда-сюда, выполняя разнообразные задания по управлению и обеспечению училища.
Из фонда старых зданий аэродрома были выделены и помещения для вновь формируемого штаба полка. Там разместились уже назначенные на должность заместитель командира полка подполковник Здор, начальник штаба майор Грунь, два командира эскадрильи капитаны Азбукин и Колбасенко и с ними несколько летчиков. В штабе функционировали секретное отделение, строевое отделение и отдел кадров, отделение связи и машинописное бюро. Инженерно-технический состав разместился отдельно во главе с заместителем командира полка по ИАС. Он занимался приёмом самолётов, их подготовкой и охраной. До полётов дело еще не доходило. Нужно было выполнить большой комплекс мероприятий по их организации. Таким составом, да и из-за отсутствия аэродромных условий летать полку было ещё рановато.
Сюда и приехали мы с Титаренко утром на следующий день.
Подполковник Здор, который выполнял обязанности командира полка, построил личный состав полка перед стоянкой десятка самолётов и, ожидая приезд нового командира, ходил туда-сюда перед строем в две шеренги.
Остановившись „Уазиком” метров за шестьдесят до места построения, мы с Титаренко вышли из машины, и пошли к строю. Строй имел жалкий вид. Десятка два офицеров и прапорщиков, полсотни солдат и сержантов, хоть и построены в две шеренги (по-видимому, чтоб шире казался строй), но не вызывали ощущения, что подходишь к строю полка. Я, полуобернувшись, глянул на Титаренко, который шел за мною сбоку. „Переживает Юра ― подумал я. ― Ничего, нарастишь мускулы”.
― По-олк! Равня-айсь! По-олк! Смирно!!! ― прокричал Здор громким голосом, как будто перед ним стояла не кучка людей, а, по крайней мере, дивизия. ― Равнение на середину!
Он повернулся, приложил руку к фуражке и строевым шагом пошел навстречу прибывшим, словно со злостью вбивая подошвы ботинок в землю. Но звуки гасились травой, и их почти не было слышно.
Я, а за мной и Титаренко, тоже перешли на строевой шаг, поднимая пыль.
― Товарищ полковник! ― прокричал Здор. ― Полк в количестве семидесяти пяти человек построен. Временно исполняющий обязанности командира полка подполковник Здор!
Приняв рапорт, я продолжил движение к строю. За мною вслед шли Титаренко и Здор. Остановившись перед строем, я поздоровался:
― Здравствуйте, товарищи!
― Здравия желаем, товарищ полковник! ― нестройно прокричали воины. Явно чувствовалось отсутствие строевой тренировки.
― Вольно! ― подал я команду.
― Во-ольно! ― повторил Здор.
― Товарищи! ― обратился я к стоявшим в строю. ― Приказом Министра обороны СССР на должность командира 160 учебного авиационного полка Борисоглебского высшего военного авиационного училища лётчиков назначен подполковник Титаренко Юрий Петрович. От имени командования училища представляю командира полка подполковника Титаренко. Прошу любить и уважать, вместе с командиром выполнять задачи, поставленные перед полком партией и правительством. Пользуясь случаем, хочу пожелать вам успехов в нелёгком, но почётном деле – открывать историю полка, утверждать славные традиции борисоглебцев, которые покрыли себя неувядаемой славой в мирные дни и в годы борьбы с фашистскими захватчиками. Темпы становления полка будут наращиваться. Не за горами полёты лётчиков, которые будут прибывать в полк, а с весны следующего года ― полёты с курсантами. Поэтому все задания нужно выполнять своевременно и качественно. Офицерскому составу через полчаса собраться в классе, остальному личному составу дать задания на работу.
― Давай, Юра, ― обратился я к Титаренко, ― теперь ты здесь хозяин, послушаем в классе доклад Здора и начальника штаба, что сделано, какие проблемы. Изучай обстановку, разберись со всем, определи безотлагательные и болезненные вопросы. Обращайся ко мне, когда что-то будет не понятно. Но больше самостоятельности. Ты ― всему голова, но всё должно быть соответственно законам и уставам. Не зарывайся.
Послушав доклады заместителя командира полка и начальника штаба, ответив на наболевшие вопросы, я поехал в штаб училища, где меня ожидали задания по разработке анализа предпосылок к лётным происшествиям в училище, а вечером я собирался лететь в Жердевку на ночные полеты.
.
Строительство аэродрома „Борисоглебск” находилось под бдительным контролем руководства Военно-Воздушных сил Московского военного округа. Интересовался ходом строительства командующий и его заместители. Звонили по телефону, прилетали, помогали, чем могли. Они понимали, что современное лётное училище не сможет выполнить своё предназначение, не имея ни одного аэродрома с искусственным покрытием. А Борисоглебск как центральный аэродром училища должен был быть построен первым. Здесь же на старом аэродроме (№ 3), что примыкал к военному городку, развернулось и строительство жилого городка с его многоэтажными домами, которые должны были обеспечить жильём офицеров и прапорщиков училища.
Происходило также и переоборудование служебного городка под современные задания. Прежние ангары, в которых размещались самолёты, бывшие конюшни, в которых ранее содержались кони кавалерийской части, срочно переоборудовались под учебные классы, тренажеры, лекционные аудитории.
Работали все: и офицеры, и курсанты, и прапорщики, и солдаты, и гражданские работники училища. Энтузиазм был высок. Всем хотелось, чтоб как можно быстрее училище приобрело современный и завершённый вид.
В один из июльских дней мне позвонил по телефону из КП училища дежурный офицер и доложил, что запрашивается АН-26 из Москвы, на борту – первый заместитель командующего ВВС округа генерал-полковник авиации Кожедуб..
Я дал „добро” на приём самолета, а сам с начальниками политотдела и штаба выехал на аэродром встречать высокого гостя.
Самолёт приземлился на подготовленную и обозначенную грунтовую взлётно-посадочную полосу, которая проходила параллельно той, на которой закладывались плиты, и зарулил на обозначенную на грунте стоянку.
В одну шеренгу в десяти метрах от выхода из кабины выстроились Ткаль, Демьяненко, Титаренко, Здор, Грунь, и командир инжбата подполковник Рудаков. Я стоял в двух шагах от выхода из самолёта, посматривая на дверцы кабины и ожидая появления всемирно известной авиационной знаменитости. Минуты через две-три после того, как перестали крутиться винты самолёта, бортмеханик открыл дверцы, поставил лестницу и исчез в кабине. Вместо него в дверях появилась широкая фигура генерала, одетого в форменную рубашку с погонами генерал-полковника. Невзирая на полноту, он ловко сбежал по лестнице, и ступил на землю. Я приложил руку к головному убору, шагнул навстречу, остановился и доложил:
― Товарищ генерал-полковник! Борисоглебское высшее военное авиационное училище лётчиков работает по плану учебно-боевой подготовки! Временно исполняющий обязанности начальника училища полковник Полуйко!
― Здравствуйте, товарищ Полуйко, ― пожимая руку, поздоровался Кожедуб. ― У вас жарче, чем в Москве.
― Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, ― поздоровался я. ― Юг.
Генерал-полковник подошел к каждому, стоящему в строю, пожал руку, выслушал представления, и остановился перед командиром инжбата.
― Как дела? ― спросил он.
― Нормально, товарищ генерал.
― Когда уже можно будет садиться на вашу искусственную полосу?
― До октября, считаю, успеем полосу сделать.
― А еще что?
― Часть стоянки самолётов, насколько хватит плит.
― А РД?
― РД не успеем.
― Пойдёмте посмотрим, как закладывают плиты.
В составе этой свиты и пошли к тому месту, где краном поднимались тяжёлые бетонные плиты, и затем укладывались на подготовленное место, выложенное утрамбованным гравием и песком. Туда, куда вскоре будут плюхаться разные типы самолётов с обучаемыми курсантами, первые из которых уже ожидали свою очередь, осваивая авиационные науки в аудиториях учебно-лётного отдела.
― Если кому-то не интересно или некогда, то можете идти по своим делам, ― остановившись, сказал Кожедуб. ― Я приглашаю начальника училища, командира полка и комбата. Другие могут быть свободны.
― Позвольте обратиться, товарищ генерал-полковник, ― подвинулся ближе к генералу начальник политотдела. ― У вас будет время встретиться с курсантами? Мы могли бы организовать встречу.
― С большим бы удовольствием, ― ответил генерал, ― но, к сожалению, у меня время ограничено, и я должен быть на заседании военного совета после обеда. И здесь нужно разобраться с некоторыми вопросами. В следующий раз я обязательно спланирую такую встречу.
Я подошел к Демьяненко и шепнул ему:
― Дайте команду подготовить обед на двенадцать часов. На уровне. Я его приглашу. Быть вам и Ткалю. Скажите ему, если он не будет против.
― Хорошо, Николай Алексеевич, ― ответил Демьяненко.
Подошли к месту работы крана. Он с натугой поднял и переместил на место укладки покачивающуюся в воздухе плиту. Два рабочих длинными древками, на концах которых были крюки, плавно развернули её в направлении укладки. Один из них прокричал „Майна!”, плита плавно опустилась, и легла в назначенное ей место. Рабочие извлекли из металлических скоб плиты захватные крюки, и жестом показали крановщику поднять их для повторения аналогичной процедуры с другой плитой.
Генерал с офицерами потоптались по уложенным и уже соединённым между собой посредством сварки плитам, посмотрели на работу сварщика, и пошли в направлении стоянки самолетов. Мы с Кожедубом шли рядом и разговаривали. Генерал интересовался, сколько прибыло самолётов, сколько лётчиков в полку, когда начнутся полёты полка, как идет наполнение топливного склада керосином, сколько топлива в резерве, и другими хозяйственными вопросами. Я обстоятельно отвечал на вопросы, ответы на которые знал, более подробно останавливаясь на вопросах острых, которые не решаются оперативно или влияют на качество работы.
Оставив командира полка и комбата на аэродроме, мы с Кожедубом поехали на место строительства жилого городка, где уже обозначились контуры будущих домов, предназначенных для обитания офицерского состава и прапорщиков училища. Послушав начальника УНР, Кожедуб осмотрел первый дом, который был уже возведён, где уже начались внутренние отделочные работы, заглянул в глубокий котлован под новый дом, и сказал мне:
― Красивые квартиры будут для офицеров, да и место для городка выбрали неплохое, и к служебной территории близко – не нужно будет людей возить, да и от аэродрома недалеко.
― Так точно, товарищ генерал-полковник, ― ответил я, ― только досадно, что опаздывает строительство. Люди уже приехали, а жить негде. И это здесь, на центральной базе, а на других аэродромах пока что и не собираются строить жильё.
― Командование ВВС округа делает всё, чтоб ускорить обеспечение жильём офицеров и прапорщиков. Но не всё от них зависит. Нужно потерпеть ― всё будет.
― Мы понимаем, что нужно переносить все трудности и лишения периода становления училища, настраиваем на это людей, пытаемся создать наилучшие условия быта, весь личный состав активно принимает участие в предоставлении помощи строителям, но тяжело объяснить людям необходимость переносить искусственные трудности, созданные кем-то и неизвестно для чего. Вот и наше училище ― десять лет тому назад было расформировано, имущество профукано, а теперь восстанавливаем. И подобное не только у нас.
― Я с тобой вполне согласен, ― задумчиво заметил Иван Никитович. И мы тогда выступали против развала авиации, но что мы могли сделать? Приказ есть приказ. Еще не раз вспомним об этих временах. И еще не раз над авиацией будет занесён меч бессмыслицы. Но нам нужно уметь переживать эти неурядицы, и, не взирая ни на что, идти вперед, быть мужественными.
Чуть позже он сказал:
― Я хотел бы посмотреть на служебную территорию, и, по-видимому, полечу.
― Товарищ генерал-полковник, ― просительно-настоятельным тоном обратился к нему я, ― мы вас так не отпустим. Нужно отобедать у нас. У вас не будет полного представления о нашем житии-бытии, если вы не посетите нашу столовую.
― Не возражаю, но нужно, чтобы экипаж тоже пообедал.
― Я дам команду, ― сказал я, и приказал водителю „Уазика” поехать на аэродром, привезти на обед экипаж, пообедать самому, отвезти экипаж на аэродром, и ожидать у столовой, чтобы отвезти генерала к самолёту.
Я повёл генерала к двум зданиям бывших конюшен, которые переоборудовались в учебные корпуса. Там должны были размещаться кафедры авиационной техники, аэродинамики, боевого применения, разнообразные тренажеры и тому подобное. Здесь к нам присоединился полковник Носов. Когда Савелий Васильевич представился как заместитель начальника училища, они с Кожедубом тепло обнялись, как будто старые побратимы ― у Носова на мундире сияла золотая звезда Героя Советского Союза.
Кожедуб высоко оценил старание профессорско-преподавательского состава кафедр в разработке оборудования классов, технических средств обучения.
Показал я и переоборудование здания, предназначенного под штаб училища, который должен был освободить помещение основного корпуса учебно-лётного отдела. Переоборудование уже приближалось к завершению, офицеры управления ожидали выхода из отпуска начальника училища, чтобы тот утвердил подготовленный начальником штаба училища план распределения кабинетов.
В курсантской столовой была небольшая комната, где питался лётный состав управления училища. Там питались и офицеры вышестоящих штабов и учреждений, которые приезжали в училище с разнообразными заданиями, экипажи перелетающих самолётов. Я, Кожедуб и Носов подошли к столовой, где нас уже ожидали Ткаль и Демьяненко, и где был уже накрыт для гостей обеденный стол.
Обед прошел в дружеской беседе. Кожедуб шутил, рассказывал о случаях из своей богатой на события жизни. Не обошлось и без бутылки коньяка, которая всегда была припасена для встречи гостей. А Иван Никитович был не только старший начальник, но и наш старший коллега, знаменитый лётчик, собрат по оружию, и, что важнее всего, был человеком без надменности, высокомерия и хвастовства. С ним было легко разговаривать, хотя офицеры и не забывали о служебной дистанции.
Провожали Ивана Никитовича к самолёту я, Ткаль, Демьяненко и Носов. Надолго в душах руководящего состава Борисоглебского училища остались приятные впечатления от общения с трижды Героем.
.
После службы на личные и семейные дела времени оставалось маловато. Но я пытался, хотя бы в выходные, и отдохнуть, и уделить внимание семье. Природа вокруг Борисоглебска буйно расцветала зеленью, а две реки – Хоппер и Ворона, которые омывали город и, минуя его, смешивали свои воды, давали заманчивую перспективу для рыбалки.
Не хватало транспорта, и с переездом в Борисоглебск я решил осуществить мечту о личной легковой машине. Стал на очередь в Воронежском военторге, который обеспечивал Борисоглебский гарнизон. В те времена это было не такое уж лёгкое дело ― легковые автомобили были в дефиците. Да и насобирать денег на подобную покупку было не так уж просто. Хотя моя семья и не излишествовала, но частые переезды с одного места на другое подтачивали семейный бюджет. Необходимость ежемесячной помощи родителям, которую регулярно мы им отсылали, тоже не давала возможности сэкономить.
Когда вскоре после приезда Титаренко я получил сообщение Воронежского военторга о поступлении на мою очередь автомобиля „Москвич-412”, мне пришлось побегать по знакомым, чтобы собрать необходимую для покупки сумму. Деньги собрал, но выехать за машиной не смог, так как не осмелился звонить по телефону командующему ВВС военного округа, чтобы получить разрешение на выезд из гарнизона по такому поводу. Договорился с одним из офицеров-автолюбителей, чтобы он пригнал мне машину. Оформил ему доверенность, отдал деньги, и под вечер под окном моей квартиры уже стоял мой белый „Москвич”.
Я раз за разом подходил к окну квартиры посмотреть на машину. И не по причине того, что опасался, что кто-то причинит вред машине или угонит её, а для того, чтобы еще раз убедиться: „Теперь и у меня имеется свой автомобиль!”
Но кроме радости обладания движимым имуществом, покупка машины привела к дополнительным расходам времени, средств и, что там говорить – нервов. Нужно было подумать о гараже, получении прав, приобретении навыков вождения машины. Пока что этим можно заниматься лишь в выходные дни, да и в эти дни не всегда удавалось отвлечься от выполнения служебных обязанностей.
С гаражом проблема решалась несложно. Начальник училища, который имел право распоряжаться землей гарнизона, выделил для офицеров участок земли под гаражи, где получил место и я. Строительство гаражей осуществляла бригада гражданских специалистов, которая выполняла заказ на данное строительство.
Права я получил на следующий день после пригона машины. Зная из рассказов бывалых автолюбителей о волоките в органах ГАИ, я волновался, как и перед любыми экзаменами. Поэтому я пригласил к себе начальника автомобильной службы училища и попросил его согласовать с начальником райотдела ГАИ время принятия экзаменов. В согласованное время приехал к райотделу ГАИ, зашёл к его начальнику ― майору. Тот без промедления достал из шкафа экзаменационную карточку и протянул ее мне:
― Отвечайте на вопросы.
Я, не долго размышляя, ответил на все вопросы и вернул карточку майору. Тот приложил трафарет к карточке и сказал:
― На все вопросы вы ответили правильно. Машина с вами?
― Я приехал служебным „Уазиком”.
― Нет разницы. Пошли.
Я сел за руль „Уазика”, майор рядом со мной, а водитель сзади.
― Запускайте, объедете квартал, и остановитесь на этом месте.
― Есть! ― ответил я, запустил двигатель и, придерживаясь всех правил дорожного движения, объехал квартал, и остановился возле ГАИ.
― Хорошо, ― сказал майор. ― Сейчас мы оформим документы. Через час пришлите водителя с фотографией, и мы передадим вам права. Счастливой вам дороги.
― Благодарю. И за пожелание, и за оперативность.
Я понимал, что майор принимал у меня экзамен с оглядкою на моё положение. Но, не смотря на свою радость от того, что мне удалось легко сдать экзамены и получить права, я прекрасно понимал, что за меня ездить никто не будет и что в различных дорожных ситуациях (в том числе и аварийных), нести ответственность и принимать решение придётся мне самому. Поэтому, выкраивая все возможные свободные минутки, я начал тренироваться.
Хоть и считал я себя в то время уже опытным методистом практического обучения, но не избежал метода проб и ошибок, сам обучаясь умению вождения автомобиля. До той поры я имел практику езды только на служебном „Уазике”. Я пересаживался за руль в те периоды, когда необходимо было либо исследовать состояние грунтовых и искусственных полос, либо проехать в места, которые могут быть опасными от встречи с самолётами, выполняющими руление, взлёт и посадку, или мог просто проехаться для собственного удовольствия. Но это на аэродроме, где мне было до мелочей знакомо любое движение любого субъекта, принимающего участие в полётах: я сам организовывал это движение, контролировал его и совершенствовал. Другое дело – населённые пункты с их непредвиденными участниками движения, напряженные трассы и все такое, где мне не подвластна обстановка, и где нужно постоянно держать ухо востро, ибо не ты, так тебя могут стукнуть.
Имея в виду эти обстоятельства, я договорился с Титаренко в одно из воскресений выехать на реку с семьями отдохнуть, порыбачить. У него тоже была машина „Москвич-412” голубого цвета, которую он пригнал из Лебяжьего.
Выехали вместе в район населённого пункта Танцыреи. Говорят, такое название село получило от цыганки Реи, которая когда-то танцевала в тех местах. Я ехал первым, ибо только я знал места, куда лучше было выехать. Титаренко держался за мною на безопасном расстоянии, ввиду недостаточного опыта ведущего как водителя.
Сначала ехали асфальтированной дорогой местного значения, а километров через 15 повернули направо на полевую дорогу, которая вела к селу, видневшемуся километрах в двух. На околице села повернули налево, и поехали по песчаной, мало наезженной дороге.
Я ехал с той же скоростью, что и по полевой дороге. Неожиданно на неровности передок машины подбросило, и я почувствовал, как передней рамой черпнул за следующий песчаный выступ. Машинально сбросил газ и дальше поехал тише.
Вскоре открылся плёс реки, и мы остановились на волшебном берегу, заросшем деревьями, зеленые ветки которых свисали к самой воде.
С радостными возгласами дети повыскакивали из машин и побежали к воде. Женщины повытаскивали из багажников разные вещи, необходимые для отдыха, и тоже присоединились к детям.
Я открыл капот машины и ахнул ― весь двигатель был покрыт песком. Складывалось впечатление, будто кто-то высыпал на него сверху не меньше мешка песка. Песок попал во все щели. Он был повсюду. Не нужно быть особо осведомленным в технике, чтоб понять, какой вред любому механизму может нанести песок, если попадет на трущиеся детали.
Титаренко подошёл, спрашивая:
― Что случилось, Алексеевич?
― Ты глянь, что творится! ― расстроено проговорил я.
― Ничего себе! ― удивился Юрий. ― Вот ты загрёб. Это вентилятор тебе по всему двигателю развеял.
― Что же теперь делать?
― Брать ведро и мыть.
― Это мне здесь до вечера придётся возиться.
Я взял из багажника ведро (хорошо, что успел купить), и пошел к реке набрать воды.
― Я тебе помогу, Алексеевич.
― Не нужно, Юра, я сам. Ты, лучше, помоги женщинам устроить место отдыха и приготовить шашлык.
― Хорошо. Если я буду нужен, зови.
Набрал воды, принёс к машине, вылил на двигатель ― немного смылось, но там, где были замаслены места, песок прилип, словно, приклеенный. Не вымывался он из всевозможных углублений и щелей. Не очень помогла и тряпка. И не везде можно было ею достать. Весь взмок от пота. Попробовал запустить ― двигатель работает будто нормально. Решил закончить работу дома. Искупался в реке. Настроение было никудышнее. Не помог и шашлык.
Солнце склонилось ближе к закату. Решили собираться.
Побросали своё сокровище в багажник и поехали домой. Впереди, как и на реку, ехал я. Я запустил двигатель, тронулся с места и машина покатилась по той дороге, по которой мы ехали на отдых. Скорость держал небольшую. Но я обратил внимание на то, что приходится давать необычно высокие обороты двигателя.
„По-видимому, все-таки попал песок в двигатель, ― думал я. ― Похоже, забился воздушный фильтр или песок попал в карбюратор. Выедем на асфальтированную дорогу, там остановлюсь, и проверю”.
Едва вылез на асфальтовую дорогую ― не хватало мощи двигателя. Попробовал разогнаться на ровной дороге ― ничего не вышло. Принял решение остановиться. Сбросил газ и начал тормозить. Неожиданно исчезло сопротивление педали тормозов, и она провалилась к полу кабины.
Остановившись, я вылез из машины. Задние колеса дымились. Быстро открыл багажник, выхватил канистру с водой, которую возил с собой, и стал поливать ею колеса. Вода, коснувшись колеса, сразу же закипала, превращаясь в пар.
Молниеносно пронизала мысль: „Ручник!”
Я кинулся к кабине. Так и есть ― он, родимый, затянут наполовину. Сколько раз, прокручивая мысленно разные ситуации, которые могут возникнуть во время езды, я обращал внимание на необходимость проверить перед тем, как стронуться с места, ручник, а здесь сбил меня с толку песок.
Но случилось, что случилось.
― Ошибка новичка? ― обеспокоено спросил Титаренко.
― Так и есть, ― нехотя, с досадой ответил я.
Пришлось ехать домой на буксире у Титаренко. Хорошо, что хоть уже под вечер возвращались с реки, и немногие видели позор полковника-начинающего автолюбителя...
|
